Дмитрий Старков - Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT
Пока Николай Иванович перечитывал написанное прежде, отпрыски его, словно маленькие, причудливые механизмы, низали заколки-«невидимки» на алые с золотой каймой картонки в форме сердечка и, не моргая, смотрели в экран телевизора.
Присутствие телевизора в доме шло вразрез со всеми принципами и убеждениями доцента Маркова. Однако сей вредоносный предмет, здорово подержанный, был получен госпожой Марковой в подарок — муж подруги ее матери владел чем-то наподобие небольшого ателье по ремонту электроприборов. Ряд политических соображений (в конце концов, теща просто была женщиной невредной) вынудил Николая Ивановича поступиться принципами…
Здесь мысль слегка затормозила. Отчего-то слегка — неприятно — закружилась голова. И только теперь Петяша вспомнил, что уже давно — и не на шутку — хочет жрать.
Да что же там Катерина из ванной не выходит? Сколько ждать-то; ужинать пора! Живот от голода эпиталамы поет!
Петяша прислушался.
В ванной все так же журчал душ…
…а из кухни, сквозь ор радио, явственно раздался скрип табурета.
Петяша замер.
Эт-то еще что за?..
Неслышно прокравшись к кухне, Петяша прислушался. Внутри все натянулось, точно готовая лопнуть струна — не так давно пережитое давало о себе знать.
За дверью, сквозь оглушительную музыку, раздался кашель.
Петяша окинул взглядом прихожую. Чужой обуви у порога не наблюдалось. Тогда он, дотянувшись до палки от швабры, другой рукою рывком распахнул дверь кухни.
Нет, в кухне вовсе не попивал кофеек каким-нибудь сверхъестественным образом проникший в квартиру жуткий злонамеренный адвокат-парапсихолог Георгий Моисеевич Флейшман.
Не было там ничего непонятного и страшного.
За столом замер от неожиданности над рюмкой добытого из кухонного шкафа коньяку давний Петяшин приятель под названием Володька Бабаков, человек, исключительно приятный в общении, но начисто лишенный вкуса к созиданию, вследствие чего — философ и вместе вечный студент, проживавший в петергофском студгородке без телефона и потому давным-давно снабженный на всякий случай ключом от входной двери.
Внутренности Петяшины, поджавшиеся было от напряжения нервов, начали понемногу расправляться, а легкие, напротив, сократились, из чего вышел облегченный вздох.
Володька, меж тем, с несколько опасливой улыбкой отодвинул от себя рюмку.
— Здоров. Я думал, это ты в ванной плещешься… Кто у тебя там?
Мягкая, прохладная слабость облегчения, ласково надавив на плечи и под колени, заставила Петяшу опуститься на табурет.
— Здоров. Я провизии промыслить ходил.
— Шикарно живешь, — одобрительно заметил Володька, кивая на коньяк. — А в общагах слухи о тебе ходят. Сначала говорили, что помер, и как бы, не от голоду, а потом, что книгу издал и даже какую-то премию за это огреб. Может, хоть последнее правда? Тогда, экземпляр с тебя!
— Отчасти. Книга, обещали, вскорости будет. А уж премии там, не премии… Бельмондо — это как получится.
— Заплатят хоть?
— Аванс дали.
— Давай, ты мне тогда и долг отдашь. А то сижу там у себя, без денег, на одной картошке…
— Давай, отдам. Поставь пока кофе вариться. Сырье — там, в прихожей, в пакете. Воду сам найдешь.
С этими словами Петяша быстро, пока Володька не успел запротестовать против впряжения его в общественно-полезный труд на благо прогрессивного человечества, пошел в комнату. Там он выдвинул ящик стола, где Димыч, как помнилось, должен был оставить полученные в издательстве деньги.
В ящике, поверх стопки купюр, лежала записка.
Коря себя за забывчивость — о записке ведь Катя тоже, помнится, передавала — Петяша развернул сложенный вдвое листок.
«Должен идти. Когда появлюсь, не знаю. Без меня ничего не предпринимай, постарайся из дому без нужды не выходить и не пускай никого. Приеду — объясню. Д.»
24
Петяша перечел послание еще раз, но от этого оно не сделалось вразумительнее.
Куда мог так внезапно исчезнуть Димыч, от которого, кстати сказать, уже уйму времени ни слуху, ни духу? Может, предполагается, что ему, Петяше, это известно, а записка была оставлена как раз на случай синдрома абстинентной амнезии? Чтобы наверняка донести хоть минимум информации…
Похоже на то.
А почему — из дому не выходить? Что такого страшного может случиться от этого?
Хотя — страшное-то именно случилось, стоило только за продуктами нос высунуть…
Выходит, Димыч что-то такое знал или предполагал? С чего, опять-таки? С каких, так сказать, этих самых?
А — что значит: «в дом никого не пускай»? Вот Вовка приехал… Что ж, на улицу его гнать? Ведь полгода не виделись!
В растерянности опустился Петяша на пол и сел так, облокотившись о выдвинутый ящик стола.
По твердому его убеждению, Димыч никогда ничего не делал зря. Шутить в подобном ключе он тоже не стал бы. Ну, на пару дней — это еще мо бы оказаться розыгрыш, но столько времени… Он же наверняка думал, что Петяша сразу, наутро найдет эту записку!
Впереди снова маячила черная, мутная неизвестность, и внутри, под рубахой, опять сделалось неспокойно.
Интересно, подумалось Петяше невесть с чего, это всякого человека неизвестность настолько пугает, или я один такой моральный урод? Вот, к примеру, история эта, с Елкой и Катей… Чем не признак морального уродства?
Дело было в том, что он, Петяша, испытывал к ним обеим одинаково — до мельчайших мелочей одинаково! — сильную привязанность. Обычно, когда его спрашивали, каким макаром он понимает любовь, он отвечал, что любовь — это когда хочется сказать человеку, что любишь его. Так вот: сейчас ему, его же словами выражаясь, хотелось признаваться в любви и Елке и Катерине. Лучше всего, пожалуй, чтоб они между собой подружились, привязались бы друг к дружке…
Но, нет. Тут уж, точно, хрен вам в грызло, господин Луков, чтоб головушка не болталась. Елка и так-то в достаточной мере нелюдима; и думать смешно. А что касается Кати…
Подумав, как бы отнеслась к такому повороту Катя, Петяша вдруг обнаружил, что не может отдать предпочтения ни одному из возможных вариантов развития интриги. Да, все время, сколько он ее знает, она была ему, точно родная. Прямо-таки растворилась в нем. Это — да. Это — приятно и, как минимум, лестно. Но где кончается полиция и начинается Беня? Где предел этому растворению друг в друге? Выяснять границы прочности отношений экспериментальным путем, откровенно говоря, боязно, да и, вообще, не стоит.
Х-хотя…
После того, первого, дня Катя ни словом не намекнула на какой-либо интерес к личности Елки, к тому, кем была (или, пока что еще «является») Елка для Петяши и так далее. Это уже само по себе ненормально. Лично ему, Петяше, раньше не приходилось сталкиваться с таким поразительным отсутствием легендарного женского любопытства. Необычно было и то, что она, хоть и явно не имела раньше никакого сколь-нибудь серьезного опыта общения с мужчинами, так точно понимала все его желания и так умела наслаждаться процессом общения, что словами не передать!
Если так — может…
За спиною скрипнула дверь. Петяша обернулся.
В дверном проеме стояла Катя в его, Петяшином, привезенном когда-то давно, в мирные еще времена, из Таллина махровом халате. Улыбка ее лучилась чистой, детской радостью жизни.
— Там кофе уже остыл, — весело сообщила она. — И гость тебя заждался.
Тяжело опершись на заскрипевший жалобно ящик, Петяша поднялся на ноги.
— Я еды принес, — сказал он. — Ты по этому поводу сготовь поужинать. А Вовку вместе с кофе гони сюда.
Катя упорхнула на кухню к немалой радости Петяши. Ему вдруг остро захотелось обсудить то, о чем сейчас думал, с Володькой, с глазу на глаз. Что, интересно знать, он, человек в достаточной мере посторонний, скажет о гипотетической ненормальности его, Петяшина, мироощущения?
Мир, как часто бывает от ожидания задушевного разговора, сменил ритм существования, словно бы злобное, частое тюканье метронома мало-помалу замедлилось и плавно перешло в ненавязчивую, нежную музыку. Жить стало теплее и уютнее, словно гармония мира и вправду не знает границ.
Подчиняясь общему ритму жизни, в комнату вскоре явился Володька с двумя чашками кофе, в которые, судя по разлившемуся по комнате аромату, успел добавить толику коньяку.
Однако разговор как-то не начинался.
Потрепались об общих петергофских знакомых, обменялись анекдотами, затем Володька добыл из кармана свежее письмо от общего их знакомого из Сан-Франциско и поведал о злоключениях, постигших его, Володьку, в связи с необходимостью обналичить банковский чек, присланный ему этим самым знакомым ко дню рождения, а Петяша, в свою очередь, описал в красках процедуру улаживания дел в издательстве…
