Ирина Левитес - Аня
— А вот одна знакомая письмо получила от приятельницы из Мюнхена. Так она пишет, что как первый раз в магазин ихний зашла, так стояла и плакала. Мол, ничего‑то она в жизни не видела и даже не знала, что такое на свете бывает.
— Охота была из-за тряпья рыдать!
— Много ты понимаешь! Не слушай их, Светка. Это они завидуют. Сами бы свалили, если б кто пальцем поманил.
— Девочки, не ссорьтесь, — примирительно сказала старшая. — Еще неизвестно, как все повернется. А вдруг мы так перестроимся, что к нам из Германий да Америк побегут?
— Ой, ну вы прямо скажете!
— А что, и скажу, — не согласилась старшая. — Кому мы там нужны со своей красотой? Эх, Светик, и кем тебя заменить — ума не приложу. Игнатьевна, может, согласитесь?
— И не проси. Хватит с меня. В день не выйду ни за какие коврижки. У меня дача. Так я сутки отработаю — потом два дня свободна. А каждый день работать — все бурьяном зарастет. Ставь кого хочешь. Вон — хоть Анну.
— Точно! Аня справится, — поддержала ее Галина Ивановна.
— Вы что, шутите? У меня еще диплома нет, — изумилась Аня.
— А когда получишь?
— Через год. Наверное, красный будет.
— О! Красный! Так ты отличница! Ну все, короче, решили. Завтра выходишь в процедурный. Только оформить я тебя сестрой не могу, сама понимаешь. Будешь на санитарской ставке, как раньше. Отдел кадров без диплома не пропустит.
— А кто полы мыть будет? — поинтересовалась Аня.
— Вымоют без тебя. Завтра как раз постоянная санитарка выходит, — отрезала путь к отступлению старшая.
— Нет! Я ни за что не справлюсь, — по‑настоящему испугалась Аня, поняв, что разговор не шуточный, а самый что ни на есть серьезный.
— Чего бояться-то? Ты уколы нормально делаешь.
— Внутримышечные. А внутривенные я мало делала. И капельницы…
— Не боись! Если что — поможем.
— Нет-нет-нет! У меня не получится!
— Получится. Куда ты денешься, когда разденешься? Когда-нибудь все равно надо начинать. Главное — лекарства не перепутать, — успокоила старшая.
— И больных, — добавила Света.
— Ой, девоньки, лишь бы мужа ни с кем не перепутать, — томно потянувшись, сказала Надя.
— Размечталась!
И, благополучно решив кадровую проблему, сестры перешли к обсуждению более важных вопросов.
Первый день в новой должности Аня начала с уборки в процедурной. Выдраила все начисто. Сверила листы назначений с журналом и посчитала, что ей предстоит сделать семнадцать внутривенных инъекций и тринадцать капельниц. Тщательно вымыла руки, обработала их спиртом, стараясь делать все, как учили. Открыла крышку стерилизатора и на ее внутренней поверхности собрала шприц. Затем, заглянув в журнал, набрала глюкозу (побоявшись начать с коварного хлористого) и, вытеснив воздух, пристроила наполненный шприц на крышку. Прикрыла иглу стерильной салфеткой из бикса, поставила пинцет в банку с перекисью и, подумав, прихватила ватные шарики, обильно смоченные спиртом, резиновый жгут и клеенчатую подушечку. Что еще? Кажется, все.
Идем в пятую палату к Моисееву. Нет, никуда не идем! Точно ли она набрала именно глюкозу? Аня добыла вскрытую ампулу из эмалированного таза для мусора. Все правильно, глюкоза. Можно идти. Нет, нельзя! Точно Моисееву надо вводить? Посмотрим в журнале. Да, Моисеев — глюкоза… Моисеев — глюкоза… Моисеев — глюкоза…
— Здравствуйте! Моисеев — укол! — сказала строго, почти грозно.
Моисеев, только вчера поступивший с переломом, покорно вытянул руку и не только отвернулся к стене, но и глаза зажмурил изо всех сил. Если бы он знал, что сестра боится еще больше…
Аня поставила крышку на тумбочку, подложила под локоть подушечку и, обернув голое плечо полотенцем, чтобы не было больно, затянула жгут.
— Работайте кулачком! — скомандовала она. — Хорошо. Теперь зажмите.
Кажется, попала! Слегка потянула поршень на себя и увидела, как в цилиндр поплыли алые струйки. Ура, попала! Сняла жгут и грозно потребовала:
— Разожмите кулак! — и стала медленно вводить лекарство. Все! — Согните руку покрепче! Не больно?
Моисеев отвернулся от стены, открыл глаза и оказался вихрастым лопоухим пареньком.
— Не, не больно! — и захохотал.
— Чего веселишься? — обиделась Аня.
— Первый раз вижу, чтоб медсестра уколы на коленках ставила! Вот это обслуживание! По первому разряду!
Девушка прыснула. Действительно, так старалась сделать все правильно, что не заметила, когда ее угораздило встать на колени.
— А ты у меня первый, — призналась она.
— Тогда с боевым крещением. Ставлю тебе «пять»! С плюсом!
— Спасибо.
Вышла из палаты и перевела дух. Ну вот. Ничего страшного. Кто там у нас следующий?
…Утренний переполненный автобус едва тащился, задыхаясь и натужно откашливаясь. Пассажиры, балансируя при каждом рывке, крепко держались за поручни, прорезающие салон под крышей. Аня поймала себя на том, что внимательно разглядывает открытые по случаю августовской жары руки, примеряясь, в какую вену лучше уколоть: на внутренней поверхности локтевого сгиба, на запястье или кисти. Доработалась, матушка. Еще хорошо, что по ночам вены сниться перестали. Поначалу, едва закрыв глаза, проваливалась в кружащийся хоровод: вены-вены-вены-вены, руки-руки-руки-руки. Они вращались вокруг все быстрее-быстрее-быстрее, утягивая в бездонную гигантскую воронку. А потом вдруг, в один прекрасный день, все пошло как по маслу. Тут ведь главное — что? Почти на интуиции ведешь иглу и — стоп! Появляется ощущение провала в пустоту. Это она, родимая. И важно дальше не скользнуть. Не пройти сосуд насквозь.
И только с одним пациентом ничего хорошего не получалось. С Максимом Соболевым. Возраст — двадцать семь лет. Профессия — авиадиспетчер. Диагноз — бурсит.
Аня его боялась до дрожи, до тошноты. Как в первый же раз в вену не попала — и все. Приходилось на помощь более опытных сестер звать, бегать за анестезистками из оперблока. Они, как богини, неуловимо точным движением направляли иглу.
Как только Аня появлялась в дверях палаты, нагруженная штативом с капельницей, он тут же начинал бурчать: «Опять эту неумеху прислали! Я вам что, подопытный кролик? И кому это в голову пришло практикантке серьезное дело доверить?» «Но ведь мне тоже нужно учиться», — возражала Аня. В ответ Соболев злился: «Не каждой профессии можно учиться на практике. Если бы я стажеру доверил самостоятельно борты сажать, он бы такую свалку устроил — хоронить негде было бы!»
Аня мало что знала об авиакатастрофах вообще и о роли авиадиспетчеров в частности, но виновато чувствовала полную правоту пациента. Едва видела холодно-льдистый взгляд и змеящиеся в злорадной усмешке губы, уже заранее знала, что непослушная игла вновь свернет мимо. «Бесхарактерная. Бездарная. Безрукая. Ну соберись же. Докажи ему, что ты чего-нибудь стоишь!» — твердила про себя.
Сеансы психотерапии привели к результату: сегодня Аня твердо решила победить. Придя в отделение, первым делом начала готовить систему для своего авиадиспетчера. Сконцентрировалась, как спортсмен перед стартом на Олимпийских играх. Собралась как в бой. И пошла.
Соболев увидел ее вдохновенное лицо и молча протянул руку. Аня все сделала legi artis. Как учили. Завершающим аккордом виртуозно проделанной манипуляции, разыгранной как по нотам, отрегулировала скорость капель и победно выпрямилась. Максим улыбался. Аня впервые заметила, какая у него чудесная улыбка и серые, как зимнее небо, глаза. Он поднял свободную руку большим пальцем вверх, даровавшим жизнь. Она в ответ слегка пожала плечами — мол, кто бы сомневался! Легко и непринужденно (несколько утрированно легко и непринужденно) повернулась, чтобы взять с тумбочки заготовленные полоски лейкопластыря и зафиксировать иглу. И нечаянно задела штатив. Вся конструкция рухнула с грохотом и звоном. Стеклянные флаконы разбились, расплескав растворы. Игла рывком вылетела из вены.
Что было дальше — она плохо помнила. Капельницу поставила Галина Ивановна. Аня так и не смогла заставить себя войти к нему в палату. Соболев на удивление никому ничего не сказал, даже Галине Ивановне не пожаловался. Это было еще хуже. Уж лучше бы он ругался и возмущался, требовал наказать ее и отстранить от работы.
Разбор полетов так и не состоялся. Весь день она изводила себя: пойти — не пойти, извиниться — не извиниться, оправдаться — не оправдаться. Так и не собралась с духом, хотя задержалась намного позже обычного — и назначения выполняла долго, и шприцы отмывала от моющего раствора бесконечно, так, что руки заледенели под струей воды, а потом отбирала аптечные флаконы с истекшим сроком годности, срезала ножницами металлические колпачки с винтовой нарезкой и выливала растворы в раковину.
Домой приплелась измотанная, словно асфальт укладывала.
