Алексей Слаповский - Издранное, или Книга для тех, кто не любит читать

Он соорудил на своем участке сарайчик, ночуя в нем, чтобы не разворовали богатства, днем же дежурство поочередно несли его дети, понуждаемые и уговорами, и иногда окриками, но более всего их покоряла и подавляла воля отца, неугасимо горевшая в исхудавших глазах.

И вот все было готово.

Зван был школьный друг детства Витя Рукомойников и подтвердил: да, все готово. Можно начинать. Это был май месяц одна тысяча девятьсот девяносто третьего года.

Наметив с утра приступить к работе, Алексей Тихонович на радостях немного выпил и уснул в своем сарайчике с желанием поскорей проснуться.

Проснувшись же, увидел, что возле его подворья стоят две большие грузовые машины и одна легковая. Возле легковой, прищурясь, стоял молодой человек в элегантном светлом костюме, а к грузовым, мелькая, как муравьи, множество крепких бритоголовых пареньков в спортивных одеждах подтаскивали стройматериалы, кучи и штабеля которых таяли на глазах. Алексей Тихонович бросился к одному из них, отнимая доску (доска была памятная, с общеизвестной надписью белой краской, он выловил ее из Волги во время ледостава, простудившись чуть не до смерти), — но получил по зубам и упал на землю. Вскочив, он подбежал к молодому человеку и задыхаясь, спросил:

— Вы кто? Бандит? Мафия?

— Бандит и мафия, — даже без всякой гордости согласился молодой человек.

— Это… мой… дом! — выдавливал сквозь горловые спазмы Алексей Тихонович.

— Зачем тебе такой дом? — добродушно удивился молодой человек. — У тебя уже есть дом! — и указал на сарай.

Алексей Тихонович схватил было его за грудки, но молодой человек стряхивающим движением пальцев отбросил его от себя на несколько метров.

Дом — ДОМ! — ДОМ! — ДОМ! — ДОМ! — пусть нерожденный еще, но Дом, — исчез в мгновенье ока.

— Только не связывайся с ними, — сказала жена Лариса и он с трудом посмотрел на нее, вспоминая, что она у него есть.

— Это такие люди… — подтвердил и друг школьного детства Витя Рукомойников.

— Убью… Убью… — в беспамятстве шептал Алексей Тихонович почерневшими губами.

Трое суток он пролежал без движения, без сна и без пищи в своем сарайчике, а на четвертый день встал и отправился к другому другу своего школьного детства — Семену Семенову, которого частенько видел в большой черной машине, рассекающим городские пространства так, словно на этих пространствах вовсе нет людей.

— Подскажи, как выйти на них, на этих, — сказал он Семену Семенову.

Семен Семенов сразу все понял. Он долго притворялся, что ничего и никого не знает, но, наконец, по чувству давней дружбы, дал Алексею Тихоновичу сведения о людях средних, но имеющих выход к большим.

Алексей Тихонович пришел к этим средним людям и потребовал встречи с самым главным, какой только есть. Средние смеялись, шутя били его руками и плевали в лицо. Он терпел и настаивал. Тогда шутки ради позвонили кому-то и получили добро: Алексея Тихоновича повезли в самое что ни на есть логово, оказавшееся обычным домом, правда, очень большим, с башенками и готическими окнами, которые показались Благодурову безвкусными.

Человек с приятными ореховыми глазами и в белой рубашке спросил, чего ему надо.

Алексей Тихонович объяснил.

— Уйди, — сказал ему человек с ореховыми глазами, — и радуйся, что остался жив. Из-за такого пустяка меня беспокоить! — удивился он.

— Это пустяк? — спросил Алексей Тихонович. И, подскочив к человеку с ореховыми глазами, ударил его по щеке и закричал, что он всех тут измордует, перережет и перестреляет, если ему не вернут все в целости и сохранности до последнего гвоздика.

Человек с ореховыми глазами был в той стадии пресыщенности жизнью, что ему хотелось от самого себя поступков парадоксальных и непредсказуемых. Челядь ждала ужаса и жадно смотрела, любя видеть, как живое превращается в мертвое, смотрели на Алексея Тихоновича.

Но человек с ореховыми глазами приказал:

— Ладно. Узнайте, кто это сделал и разберитесь.

Кто-то из приближенных даже хихикнул от неожиданности, человек с ореховыми глазами посмотрел на него с легким раздражением и убил его.

На следующий день те же грузовики привезли все обратно, те же парни сгружали стройматериалы под присмотром того же мафиозного бандита в светлом костюме.

И строительство началось.

Алексею Тихоновичу помогали и жена, и дети, и друг детства Витя Рукомойников — и к осени были возведены стены, накрыта крыша, оставалась лишь внутренняя отделка. Мимо же строительства, начиная еще с весны, похаживал некий товарищ административного вида с жизнерадостной лукавинкой во взгляде. И вот, когда дом был почти готов, он весело окликнул стоящего на крыше на осеннем ясном ветерке Алексея Тихоновича:

— Зря стараетесь, однако!

— Это почему ж? — спросил Алексей Тихонович.

— А потому ж, — сказал товарищ, а дальше не сказал, подождал, пока Благодуров спустится к нему. Тот спустился.

— Этот участок улицы под снос идет по планам застройки данного микрорайона. Снесут эти развалюхи, — оптимистически показал она направо и налево, где действительно были сплошь старые дома, — и построят большой красивый современный дом.

— Под снос? — переспросил Алексей Тихонович. — Не может быть. Вы-то откуда знаете?

— А я, будет вам известно, районный архитектор. Кому и знать как не мне! Кооперативный большой дом будет тут!

— Пусть. Но мой дом сносить нельзя, — убедительно сказал Алексей Тихонович. — Он же новый, он недостроенный даже!

— Что ж, из-за вашего нового дома люди должны задыхаться в антисанитарных условиях? Они ждут не дождутся, когда их снесут, чтоб квартиры получить. А вам бы умнее быть, вам бы справки навести, а уж после строить.

И товарищ ушел.

А что Алексей Тихонович?

Алексей Тихонович продолжил работу: штукатурил, вставлял окна, красил, в общем, доводил дом до кондиции, торопясь успеть до холодов.

И успел.

А окрестные дома меж тем пустели. Жители со своим скарбом разъезжались кто куда, потом притащился бульдозер и в считанные часы соскреб эти жилища с лица земли, превратив их в труху и пыль.

Приходили административные люди, что-то говорили и предлагали, Алексей Тихонович их не слышал.

Приходили люди частные — видимо, жильцы будущего дома, досадующие, что строительство не начинается из-за упрямства наглого собственника. Алексей Тихонович их не слышал.

По ночам в доме били стекла, Алексей Тихонович вставлял новые.

Бросили на чердак что-то горящее, Алексей Тихонович потушил пожар.

Опять явились административные люди и предложили ему другой участок — на соседней улице, которая никогда не будет снесена ввиду исторической ценности многих расположенных на ней домов. Алексей Тихонович задумался на всю ночь. Под утро задремал. Его разбудил взрыв, он выскочил и увидел, что угол основательно разворочен — кто-то использовал неведомое взрывное устройство.

Тогда Алексей Тихонович принялся молча — так-таки буквально молча и молча — разбирать дом.

Он разобрал его по кирпичику, по досточке, по гвоздику и за зиму, весну и лето девяносто четвертого года построил на новом месте точно таким же, каким он и был.

И вот осенью, а именно первого октября одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года, в субботу, он созвал всех, кого знал, на новоселье.

Гости ходили по двум этажам, заглядывали в комнаты, удивлялись и ахали. Алексей Тихонович пил рюмочку за рюмочкой, но не пьянел, лишь глаза становились все яснее и яснее — и совсем прояснились и оказались такими, какими знали их всегда дети и жена Лариса, и они обрадовались отцу и мужу, они вдруг тоже поняли, что это такое, Дом, и старший, Степан, которому уже было двадцать с лишним лет, выпивал понемногу и спрашивал свою подругу:

— Как ты думаешь, лучше в таком вот доме жить или в какой-нибудь там обычной квартире?

Подруга смеялась и любила его.

За полночь, когда гости разошлись, когда все в доме улеглись спать, Алексей Тихонович обошел дом со всех сторон, любуясь им при свете фонарей и луны. Дом был красив. Дом был хорош.

Но что-то смутное было в душе Алексея Тихоновича.

Сам себя не понимая, он взял огрызок красного кирпича и написал большими хмельными буквами на белой стене:

НЕ СБЫЛАСЬ МОЯ МЕЧТА! (1987–1994)

И нарисовал рядом крест, не считая себя верующим, но будучи им.

Вот и все.

Кончился рассказ об Алексее Тихоновиче.

Вы скажете: как же так?

Вы спросите: что он имел в виду, если построил дом?

Но откуда я знаю, когда не знает этого сам Алексей Тихонович?

Да и кто сказал вам, милые вы мои, что у человека настоящей мечтой является лишь то, о чем он явственно мечтает? и что кроме одной мечты у него нет другой, потаенной?

Не подумайте только, русские вы мои, будто Алексей Тихонович написал это спьяну, а наутро стер. Нет, не стер он это, сделав вид, что не он нацарапал, а кто-то другой — из хулиганства. Он не стер, он глядит на нее и смутная печаль гложет и гложет его сердце… Не сбылась моя мечта, шепчут его недвижимые губы, и удивленные глаза смотрят на птиц, которые стаями кружат в небе: то ли перелетные, то ли к дождю, то ли просто так, от нечего делать…