Екатерина Романова - Девочка из стаи
Ира и Оля, затаив обиду, раз подловили Наташу, когда она, помогая бабушке, пошла кормить кур. Взяли с собой и Таню.
— Мама говорит, что она превращается в Найду, скоро в будке станет спать и обрастет шерстью. — Ира смотрела, как Наташа, делая вид, что не замечает их, ссыпала зерно в лотки-кормушки. — А интересно посмотреть, может она уже шерстью и обросла?
— Она укусит, — буркнула Оля.
— А укусит — мы покажем маме, и ее в сумасшедший дом отправят, — уверенно произнесла Ира. — Там ей и место.
Наташа хотела было выйти, пока они не преградили дорогу, но девочки уже вошли во вкус, понимая, что жаловаться ей некому.
— Кусачая Найда, — засмеялась Ира, догоняя ее и ловя за локти сзади — сил у нее хватало. — Давайте ее разденем и посмотрим, где на ней шерсть!
Наташа испугалась и рванулась от нее, не рассчитав, споткнулась обо что-то и обе покатились на пол. Оля отбежала в сторону, Таня пока не решалась подойти. Услышав, как Ира ойкнула, Наташа испугалась, что ударила ее, но стоило попытаться обернуться и посмотреть, как Ира толкнула ее со злостью, и Наташа опрокинулась на живот. Подоспевшая Таня навалилась сверху, не давая брыкаться, и Наташу уложили на бок. Девочка в ужасе начала сучить ногами, когда поняла, что Ира пытается стащить с нее штанишки.
— Не надо!!! Пусти!
— А маму мою кусать надо было?! — со злостью пиная ее по ногам, говорила Ира, не обращая внимания на крики. — У нее, наверное, и хвост вырос, и гавкать скоро начнет!
— У меня дома фотоаппарат есть! — вспомнила Таня. — Сфотографируем хвост!
Наташа почувствовала, как и Оля наваливается сверху. Она пыхтела и вырывалась, понимая, что никто ее отсюда не услышит. От страха сил совсем не осталось, ногам стало холодно — Ира сняла-таки штанишки и разочарованно выдохнула:
— Ну вот, хвоста нет!.. Но мы все равно сфотографируем ее, голую, если еще раз укусит — в школе покажем!
Стоило Тане отпустить девочку, чтобы встать, как Наташа рванулась в сторону, перекатываясь кубарем, и вырвалась от них. Тапочки с ног давно слетели, но она босиком бросилась из амбара под хохот и улюлюканье Иры и Тани.
Забежав в дом, девочка перво-наперво спряталась за дверь. Дядя Олег сидел на кухне, когда она выходила, и сейчас, чтобы дойти до бабушки, надо было пройти мимо. Стирая слезы, Наташа тихонько выглянула из-за двери, стоя в курточке и одних трусиках, босиком. Показаться ему так было обидно и стыдно, и Наташа, едва заметив, что он еще сидит, юркнула назад. Пришедшие чуть позже девочки ее не заметили, сразу уйдя к себе, а Наташа еще полчаса ждала, замерзая на холодном полу, пока дядя Олег выйдет во двор, и только тогда опрометью кинулась к себе. Рассказывать бабушке про все это она не стала. Доказать ей было нечем, да и не хотелось, чтобы бабушка с дядей снова друг на друга кричали. Свою одежду она нашла на том же месте в амбаре — девочки даже не стали прятать ее.
— Ты бы хоть помыла ее, — заметила тетя Зоя, когда рассмотрела Наташину одежду, всю в грязи. — Лазает где-то, вся черная, и потом все это тащит в дом.
Бабушка в тот же день перестирала ее одежду.
— Своим бы так же часто стирала, вон у Ирки носки под кроватью годами лежат, пока из них не вырастет, а мне туда — не заходи, бабушка, бабушка плохая, — ворчала она, пока Наташа выжимала свои штанишки.
Не сразу, только через несколько месяцев, подумала бабушка, что девочке просто так жить у них неправильно. Матери ее теперь нет, надо было прописать Наташу, как-никак, а поселок в документах числился местом жительства и можно было бы попросить какое-то пособие для сироты.
— Не дадут тебе ничего за нее, — не заинтересовалась тетя Зоя. — А пропишешь — потом вырастет, станет свою долю у тебя требовать.
— Да пока только вы и требуете, а она-то в любом случае наследница Маринина, — возразила бабушка.
Тетя Зоя только сверкнула глазами. Наташа порядок наследования не знала, но бабушка все чаще говорила ей, что надо им оформить ее опекунство над Наташей.
— Без документов сейчас ничему цены нет, — говорила она. — А так вот будешь по полному праву тут жить.
Но только никому, кроме них, это нужно не было. Дядя, едва услышав про это, напустился на бабушку, и за закрытой дверью они долго кричали. А после бабушка перестала говорить об этом.
Зато ближе к весне привезла бабушка Наташе из города необычный подарок.
— Сиди, — осадила она открывшего было рот дядю. — Я у твоих детей ничего не отбираю, а Наташеньке тоже в школу идти надо. — Она достала и положила перед девочкой большую красивую книгу с картинками. — Хоть и не с первого класса, может быть, — примирительно добавила она и тут же серьезно пригрозила: — И не троньте ее, пускай читать учится.
Невеселые дни Наташи в бабушкином доме стали чуть скрашиваться вечерами, когда они вместе садились и читали. Поначалу бабушка заново рассказала про алфавит и буквы. Когда-то Наташе рассказывала мама, и в то время девочка уже по буквам читала простые слова. Теперь с трудом, но с большой охотой начинала Наташа все заново. Ребенком она была смышленым, и давалось ей все легко. А бабушка начала вслух читать ей другие книжки. Они лежали у нее в шкафу, и те были без картинок и с непонятными порой словами, но одна из них Наташе нравилась — она была в стихах, про природу, про горы и схватку человека с барсом.
— Это такой большой кот, — поясняла бабушка. — А мцыри — это монах значит.
— А их много?
— Кого?
— Монахов.
— Один, про него и рассказывается.
— А почему тогда мцыри? Бабушка смеялась.
Кроме нее не оставалось у Наташи совсем никого. Теперь часто они тихонько говорили о том, что надо как-то определить Наташу в школу.
— Никуда твой дядя не денется, без документов человек жить не может, и, пока ты маленькая, за тобой присмотр нужен. Вот как соберем тебя учиться, так и пропишу здесь, а там, глядишь… — Бабушка никогда не договаривала, на что можно надеяться после того, как Наташа будет прописана и пойдет учиться, но даже ее недоговорки придавали уверенности девочке.
Бабушка рассказала Наташе, как после школы она сможет пойти в институт, потом работать.
— А это скоро? — с надеждой спрашивала Наташа.
— Нет, не скоро, — вздыхала бабушка. — Но ты у нас в маму, ты далеко пойдешь, я уж вижу…
Наташа верила, и засыпала, пока бабушка еще что-то ей говорила.
Когда Наташе начало казаться, что все наладится и с бабушкой жить она привыкнет даже в этом нелюбимом доме, судьба снова обманула ее.
Начался тот день с обычной теперь ссоры. Опять дядя напустился на Наташу за что-то, только на этот раз ударил так, что девочка даже упала. То ли Наташа посмела что-то ответить ему, то ли просто не успела убежать. Бабушка терпела порой долго, но если сын переступал черту — готова была заступиться за Наташу. Снова пошла к нему, снова кричали, а потом затихли, и бабушка одна вышла, прижимая платок к глазам. Наташа все это время сидела под лестницей, прислушиваясь, и заметила, когда открылась дверь кухни.
Бабушку всю трясло, она тяжело прошла в комнату и опустилась на кровать. Девочка хвостиком бежала за ней. Когда бабушка легла, она подошла, растерянно глядя на нее, тяжело дышащую и закрывшую глаза.
— Баб Поль. — Наташа снова не знала, как поступить, ей хотелось помочь бабушке, но она не знала чем и вспомнила, что говорила тетя Зоя, когда бабушке становилось плохо и кружилась голова. — Водички?
Морщинистое лицо бабушки озарила улыбка, она вслепую нащупала руку Наташи и взяла ее в свою ладонь, но глаза не открыла.
— Не надо, моя хорошая, — прошептала она. — Сейчас бабушка твоя полежит, и все будет хорошо… и пойдем с тобой… — Она не договорила куда и снова отпустила ее руку, приложив ладонь к груди и вздохнув. — Сейчас отдохнет бабушка, и все будет хорошо…
Наташа немного постояла над бабушкой, но та, видимо, задремала — дыхание стало тише, она больше не говорила. Тогда девочка отошла к своему кукольному домику, начав перебирать платья — те, что из бумаги. Ничего делать не хотелось, как все чаще бывало, по мере того как Наташа становилась все более одинокой. Она устала, она хотела только одного — чтобы все прекратилось. Хотела назад, к маме и папе, в их уютный дом, в свой садик, к тете Свете и ее детям, снова увидеть их всех, чтобы они приехали и забрали ее и чтобы никто больше не кричал, не бил, не смеялся над ней и не называл приживалкой.
Просидев некоторое время, Наташа подумала, что теперь, наверное, бабушка пойдет готовить, и она вместе с ней. Ей уже не хотелось плакать — все слезы застревали где-то в груди холодком, который гасил ее чувства, и она отупело перебирала оставшиеся вещи. Потом наконец встала и посмотрела на бабушку. Та лежала совсем тихо. «Спит», — подумала Наташа, и подошла.
— Баб Поль, — тихонечко позвала она, но бабушка не открыла глаза, и Наташа слегка коснулась ее руки. — Баб Поль, а мы куда пойдем?