Лариса Васильева - Смерть приходит на свадьбу…
— Я с ним сам договорюсь.
— Да что вы, это же меня скомпрометирует… Меня сразу уволят. Нет-нет, только не это…
Но как бы ни была строга Нафиса, эта атмосфера вседозволенности развращала. Все чаще кто-нибудь из подруг говорил ей: «Фиска, хватит тебе ломаться, такой мужик за тобой ухаживает…». Или: «Зря отказываешься, смотри, пожалеешь потом. Молодость проходит, а вокруг вон сколько молодых девчонок — конкуренток подрастает…» Валя считала вполне допустимым регулярно подниматься кое с кем в специальный кабинет на втором этаже, вскоре и Таня стала делать исключения для некоторых посетителей. А у Люды и Баиры давно были свои клиенты, с которыми они иной раз уезжали из ресторана. И у Нафисы потихоньку стал меняться взгляд на допустимое и недопустимое. И хотя она еще никому ничего не позволяла, но уже не осуждала девчат: это ведь их дело…
Метаморфозы, происходившие с Нафисой, все больше становились заметными со стороны. Деревенская простушка, стеснительная и робкая, превратилась в ярко раскрашенную куколку, одетую с иголочки и умеющую за себя постоять, всегда готовую при необходимости резко отбрить наглеца. Она приобрела несвойственные ей раньше смелость и уверенность в себе.
В последнее время Алексей Иванович стал приходить пораньше и засиживался до самого закрытия. Приближался Новый год, по всему городу царила предпраздничная суматоха. А для ресторана начиналась горячая пора.
– Новый год, а мне Только осенняя грусть Приходит на ум, — читал Алексей Иванович.
— Морозная ночь. Шорох бамбука вдали Так меня влечет, — вторила Нафиса.
— Ну конечно, молодую девушку тянет туда, где шум и веселье…Как ты будешь отмечать Новый год?
— Как? Никак, на работе, так же, как и прошлый. Я работаю без выходных до второго января.
— А дома вы с Таней хоть елку-то поставили? — он уже знал, что девушки живут вместе.
— Нет… Мои родители тоже никогда не ставили.
— А в моей семье елка всегда ставилась, с детства. Как же без елки? Запах хвои — запах праздника…
Новогодние ели.
Как короткий сон,
Тридцать лет прошло… — он взял ее руку и сжал в своей, не отводя глаз от лица девушки. — Только мне хочется поправить автора — не тридцать, а все шестьдесят прошли. Ах, Нафиса, Нафиса… Где мои тридцать лет…
И в ее душе что-то дрогнуло… Она не вырвала своей руки.
Прошел Новый год, такой утомительный, тяжелый… Для Нафисы праздник запомнился бесконечной чередой пьяных лиц. Она накрывала столы, носила тяжелые подносы, подливала вина, улыбалась, механически отбрасывая наглые руки, а самой не хотелось никого видеть. В праздничные дни девушка особенно остро почувствовала свое одиночество. Когда же она забудет Павла? Говорят, время лечит, когда же оно вылечит ее?! Сколько должно пройти, чтобы она забыла любимого?
Январь был таким тяжелым: народу в ресторане битком, каждый день аншлаг. Алексей Иванович в январе не заходил, он ей говорил раньше, что уедет. Как ни странно, Нафиса частенько думала о нем, оказывается, его дружба так много значила для нее. Она стала ждать, когда же он появится. Вот, и еще одна пятница прошла…
Вновь они увиделись в феврале, он, как обычно, пришел ужинать, и в первый же вечер после разлуки, придержав Нафису за руку, сказал:
— Я так соскучился по тебе… Не мог дождаться конца отпуска.
Любитель цветов! Ты стал неприметно Рабом хризантем.
— Я не хризантема, я же лягушка в пруду… — сердце у Нафисы радостно забилось, ей хотелось кинуться ему на шею.
— Да, не хризантема, скорее орхидея… Тебе здесь не место, затопчут. Орхидеи требуют особого внимания и ухода. Я хочу забрать тебя отсюда.
— Вы хотите, чтобы я переехала к вам?
— Предлагать руку и сердце в моем возрасте молодой девушке смешно, но я не хочу оставлять тебя в этом гадюшнике. Ресторан — не место для порядочной девушки, хватит тебе испытывать судьбу. Я сниму квартирку подальше от твоих подруг, поживешь там, отдохнешь немного, а потом подумаем, чем тебе заняться. Я хочу помочь тебе. Поступишь на курсы, подучишься, подберем достойную работу. Ты девушка умненькая, заслуживаешь большего, чем терпеть приставания пьяных мужиков. Английский у тебя уже совсем приличный, пора получить какую-нибудь профессию. Подумай, я тебя не тороплю.
Нафиса рассказала Тане о предложении Алексея Ивановича.
— Счастливая, конечно, иди. Сколько можно таскать эти подносы и смотреть на пьяные морды. Жени его на себе.
— Нет, что ты…
— Почему нет? Женатый?
— Не знаю, но дело даже не в этом. Я не влюблена в него. То, что я соглашусь воспользоваться его помощью, уже не очень порядочно, а ты хочешь, чтобы я сделала подлость… Я и так допустила в жизни много ошибок, — вспомнила она Павла, — больше не хочу так поступать.
— Как — так? Подумаешь, мужика отбить… Да сейчас все разведены, что же, так и оставаться из-за этого одной?
— Пусть так, буду одна. Нет уж, замуж за него выходить я не буду. Содержанкой, конечно, тоже стыдно быть, но так я хотя бы семью его не разрушаю… — наивно рассудила Нафиса. — Мне в самом деле нужна передышка, иначе я останусь тут навсегда.
— И что тут плохого? Столько ты нигде не заработаешь….
Нафиса подумала, что ни за что не хочет пойти по стопам Вали. Она чувствовала, что ресторанная атмосфера затягивает ее, как болото. Если сейчас она уже не видит ничего страшного в том, что девушки поднимаются иногда с клиентами в кабинет, то, возможно, придет время, когда и она пойдет туда с кем-нибудь? Нет уж, пора отсюда сбегать. И хотя стать любовницей не то, о чем она мечтала, но все же это лучше, чем то, что ожидает ее здесь. К тому же ее заинтересовали слова Алексея Ивановича о другой работе, об учебе. Но главное, ей стал нравиться он, пусть не так, как Павел, по-другому, без замирания сердца, но девушке было очень приятно общаться с ним, беседовать. Она согласилась.
— Ну вот и славно, — обрадовался Алексей Иванович.
— Только у меня условие… — она замолчала, подбирая слова. — Я не могу вот так сразу перейти на близкие отношения…
— Я подожду… — легко согласился он. — Какие мои годы? У меня вся жизнь впереди, подожду…
Нафиса вздохнула с облегчением и самую капельку разочарованно, все-таки было бы приятно, если бы он сгорал от страсти.
Дима
Дима был согласен с Андреем: фирму надо расширять. Он настаивал на том, чтобы помимо продажи квартир заниматься и их сдачей в аренду. Клиентов была бы масса, это ведь очень удобно, не надо обращаться в различные конторы, все в одном офисе: внес деньги и, пока дом строится, можно жить в арендуемой квартире. Построить специально один такой доходный дом. Но Андрея такая идея не прельщала. Неожиданно у Димы нашелся союзник, поддержавший такую идею, — пожилая сотрудница.
Наталья Георгиевна пришла к ним в фирму, когда их было всего двое — он и Андрей. Первое время она выполняла кучу обязанностей: и бухгалтер, и курьер, и уборщица, и расклейщица объявлений. Но бухгалтером она вскоре сама не захотела работать, надоело ей это за всю жизнь. С цифрами она никогда не дружила, но везде, где работала, ее ценили за пробивную силу, именно ее отправляли сдавать отчеты, балансы и прочее во все вышестоящие организации. Она была из тех, которые, что называется, без мыла влезут. Наталья Георгиевна обладала прекрасной памятью на лица, цифры она могла спутать, а людей никогда…
Когда-то это была симпатичная девушка — кудряшки, кукольное личико, но потом ее сильно подвела фигура — давно исчез последний намек на талию, а лицо и шею покрыла сеточка морщин, волосы, и раньше не густые, совсем поредели. Одевалась Наталья Георгиевна всегда ярко, даже сейчас в больницу пришла в ярко-красных, круглых, как пуговицы, пластмассовых клипсах, такого же цвета бусах.
Как ни странно, но к мнению Натальи Георгиевны прислушивался даже Андрей.
— Так, Андрюша, ты так быстро не решай, пусть бухгалтер просчитает, мне кажется Дима хорошо придумал.
А дальше все завертелось. Но, поскольку Андрей изначально был против такого направления их деятельности, то Диме пришлось все взвалить на себя. А чтобы не искать постоянно желающих сдать свою жилплощадь в аренду, Дима предложил построить свой доходный дом. Нашел подходящий проект — то ли малосемейка, то ли общежитие. Полгода ушло на оформление бумаг, потом он полностью погрузился в строительство, работал, не щадя своего здоровья. Разумеется, за это организм не сказал ему «спасибо».
Павел
Жизнь в Америке у Павла не заладилась. Первые яркие впечатления от чужой страны поблекли, им на смену должны были прийти новые отношения с людьми, но вот этого-то как раз и не случилось. Отношения с сослуживцами оставались холодными, натянутыми. Возможно, этому способствовало то, что он, еще не зная внутренней, скрытой от посторонних глаз жизни в коллективе, приударил за одной девицей и этим сильно обидел своего нового коллегу, человека, от которого он, в общем-то, теперь зависел. В дальнейшем, сколько он ни пытался сблизиться, его так и не приняли в сплоченную компанию.
