Борис Виан - Сердцедер

VIII

Жакмор выскочил на дорогу и вдохнул свежий воздух. Он чувствовал новые разнообразные запахи, которые будили недораспутанные воспоминания. Вот уже целую неделю, как он поглощал всю полноту ментальной сущности черного кота и не переставал удивляться; с большим трудом ему удавалось разбираться в этом сложном и безудержно чувственном мире. Было бы неверно утверждать, что психиатр унаследовал качественно новый образ жизни; его основные физические привычки и рефлексы были слишком хорошо закреплены, чтобы сильно измениться от редких, а следовательно, малоэффективных контактов с черным котом; ему становилось даже смешно от собственных попыток уверить — и убедить — самого себя в том, что он испытывает необходимость чесать за ухом ногой или вставать на четвереньки, сгибая локти, поджимая кулаки под подбородком. Но возникало немало желаний и ощущений, даже мыслей, глубину и притягательность которых он себе плохо представлял, например: он почувствовал, что в нескольких метрах от дороги растет куст валерианы. И тем не менее решительно отвернулся от него и пошел по скалистой тропе в обратном деревне направлении. Вперед его вела идея, и находил он ее весьма удачной.

Он дошел до края обрыва, легко обнаружил едва заметную тропинку, выбитую падающими камнями, затем, не раздумывая, развернулся и начал спускаться, помогая себе руками. Он даже что-то испытывал, когда камни обваливались под его ногами, но, несмотря ни на что, движения отличались такой ловкостью и точностью, которые никогда ранее не проявлялись. Несколько мгновений спустя он уже стоял у подножия скалы. Между изрезанными рифами отступающее море обнажило узкую полосу намытых булыжников с глубокими воронками. Жакмор поспешно направился к одной из них. Подкрался, выбрал удобное место, закатал рукава и склонился. Скрюченные пальцы едва касались воды.

Прошло несколько секунд. Маленькая желтая рыбка мелькнула в зеленом иле. Она почти не выделялась на растительном фоне заболоченной воронки, но Жакмор увидел, как трепыхались ее тонкие жабры, и его сердце радостно забилось.

Он резко выбросил руку вперед, схватил живность и поднес ее к лицу. Запах вкусопомрачительный.

Облизнувшись, он открыл рот и с хрустом откусил голову извивающейся рыбы.

Изумительно. А сколько их еще там, в этой луже, — пруд пруди!

IX

Ангель положил на верстак клепальник и наковальню, вытер рукавом пот со лба. Он только что закончил обшивку правого борта. Красные медные гвозди протянулись изящной линией по светлому дереву. Лодка обретала очертания. Пока она еще покоилась в дубовой колыбели, обращенной к морю; под откос скалы уходили два дубовых рельса.

Прямо здесь, в куче щепок и опилок, сваленных в углу мастерской, играли его дети. Развивались они невероятно быстро; все трое уже ходили, цокая маленькими железными подковами, правда, ступни Ситроэна еще чуть-чуть кровоточили по вечерам, зато подошвы более грубоватых Жоэля и Ноэля крепились изо всех сил и понемногу роговели кожей.

Ангель недоумевал: уж время полдничать, а няньки нет и нет. Детей ведь надо кормить. И тут он вспомнил, что у служанки сегодня выходной. Вздохнув, он посмотрел на часы. Иногда — правда, это случалось все реже и реже — Клементина все-таки забывала их покормить, и если он позволял в ее адрес хотя бы малейший упрек, она отвечала дерзко, со злобной уверенностью в своей правоте. При этом дети, принимая сторону матери, взирали на обескураженного Антеля чуть ли не с иронией.

Вот и сейчас, разглядывая сыновей, он встретил мрачный взгляд Ситроэна и почувствовал себя неуютно. Ангель с досадой подумал, что они получили то, что заслуживали. Он был бы и сам не прочь их приласкать и потискать, но к нему за этим никогда не обращались.

«Им нравится чувствовать себя обиженными», — с горечью заключил он и подошел к детям.

— Пошли полдничать, карапузы, — позвал он.

Жоэль и Ноэль подняли головы и недовольно заурчали.

— Ачу Тину, — заныл Жоэль.

— Тину, — повторил Ноэль.

— Клементины здесь нет, — сказал Ангель. — Пойдем ее поищем.

Ситроэн гордо зашагал к дому. Ангель протянул руку двойняшкам, но те отказались от помощи. Подняв целое облако пыли, они выбрались из кучи щепок и опилок и неуклюже побежали за братом. Лицо Ангеля покрылось испариной, он начинал нервничать. Тем не менее пошел вслед за детьми, опасаясь многочисленных подвохов со стороны каверзного сада; несмотря на раздражение, он бы очень переживал, если бы с ними что-нибудь случилось.

Детей он догнал уже внутри дома. Пронзительными выкриками Ноэль звал мать, Жоэль ему вторил.

— Довольно! — решительно оборвал Ангель.

Они, присмирев, затихли.

— Идите на кухню! — приказал Ангель.

Его удивило, что ничего не было готово. Уж полдник она могла бы приготовить! Он неумело посадил их перед чашками с молоком и тартинками — тут же началось шумное обжорство — и направился к выходу. В дверях он чуть не столкнулся с Жакмором.

— Вы не видели Клементину? — спросил он.

Психиатр по-кошачьи почесал за ухом.

— М-м… — протянул он, не желая себя выдавать.

— Бросьте ваши кошачьи замашки, — разозлился Ангель. — Можно подумать, вас это всерьез увлекает. Скажите лучше, где моя жена.

— Мне так неудобно… Я, видите ли, совершенно случайно зашел в столовую, — начал оправдываться Жакмор, — и она была там…

— Ну и что?! — рявкнул Ангель.

Он оттолкнул Жакмора и ринулся в столовую. Психиатр шел по следу. Он воздержался от комментариев, хотя было очевидно, что гнев Ангеля выражал не что иное, как досаду на свою собственную неспособность обращаться с детьми.

На ходу Ангель сочинял гневную тираду. Он редко выходил из себя, и это всегда происходило из-за детей. Ему следовало больше заниматься их воспитанием. Его трясло от злости. Сердце бешено колотилось в груди. Издевается она, что ли…

Он распахнул дверь и застыл на пороге. Лежа на обеденном столе, со спущенными до колен штанами, Клементина извивалась всем телом. Грудь вздымалась, кулаки судорожно сжимались. По глади стола взад-вперед скользили подрагивающие ягодицы. Бесстыдно раздвигались ноги, из приоткрытых губ вырывались слабые стоны. Ангель бестолково потоптался и попятился к выходу. Его лицо медленно принимало пунцовый оттенок. Он закрыл дверь и быстро вышел в сад. Жакмор остановился на крыльце, проводил Ангеля взглядом до поворота аллеи и вернулся на кухню.

— Интересно… — протянул он.

В считанные секунды он устранил последствия детского полдника. Пресытившиеся засранцы радостно лепетали. Он утер измазанные мордашки и вытолкнул грязнуль из кухни.

— Идите поиграйте с папой, — сказал он.

— Ачу… Тину, — потребовал Жоэль.

— Тину, — повторил Ноэль.

Ситроэн безмолвно направился в сторону сарая, братья поспешили за ним. Жакмор, насупившись, прислушался к звукам, доносившимся из сада, и нерешительно зашел в столовую. Перевернувшись на живот, Клементина продолжала непристойно извиваться. Психиатр принюхался, после чего с явным сожалением покинул столовую и поднялся к себе. Он растянулся на кровати и попробовал замурлыкать — получилось довольно неубедительно. Несмотря на все старания, приходилось расписываться в собственной беспомощности. Кстати, умел ли мурлыкать черный кот, которого он пропсихоанализировал несколько недель назад? Он принялся размышлять о Клементине — тоже интересная тема. Может быть, надо было до нее дотронуться? Он понюхал свои пальцы. Пахло служанкой, но запах был вчерашним, а потому совсем не стойким. Вот сидит он здесь, на кровати. А как же та женщина, наверняка продолжающая бесноваться внизу? Он сел, встал, вышел на лестницу. Перед дверью в столовую остановился. Прислушался. Было тихо. Он вошел.

Полуголая Клементина, похоже, заснула; во всяком случае, она перестала дергаться и лежала теперь неподвижно, завлекающе выпятив ягодицы. Жакмор почувствовал себя как-то срамно. Он подошел поближе. Услышав шаги, она зашевелилась и приподнялась. Жакмор замер.

— Простите, — сказал он. — Мне показалось, что вы звали.

Она взглянула на него усталыми мутными глазами и спросила:

— Что я делала на этом столе?

— М-м-м… — промямлил Жакмор. — Не знаю. Вам, наверное, было жарко.

Только тут она заметила беспорядок в своем туалете.

— Какой-то кошмар, — начала она и, как Ангель несколько минут назад, покраснела до корней волос.

— Скажите, а… — запнулась она на полуслове.

Села, даже не пытаясь прикрыть голые ноги.

— Чего уж тут… Что, вы меня никогда голой не видели?

Сбитый с толку Жакмор не знал, что и ответить.

— Я, наверное, буянила, — предположила она, начиная одеваться.

— Боюсь, что да…

— Ничего не понимаю, — сказала Клементина. — Собиралась приготовить детям полдник и вот… я здесь.

Она ощупала свой затылок.