Уильям Янг - Перекрестки
— И все эти тропинки с развилками ведут сюда?
— Тони, они начинаются здесь, среди этой разрухи, и по ним все отсюда ушли. Так что никто не придет.
На миг Тони охватила печаль, словно подкравшийся хищник, но сразу же отступила. Он решился спросить:
— Они ушли не по своей воле? Это я их прогнал, да?
— Когда не замечаешь смерти, то смотришь на окружающих либо как на источник боли, либо как на мертвых. Иногда легче похоронить их на своей территории, чем прогнать.
— Значит, смерть победила? — Тони сам понимал, что на самом деле хочет спросить совсем о другом, но если этот человек действительно тот… за кого себя выдает, он поймет его.
— Иногда кажется, что так и есть, правда? Но нет, победила жизнь! Она побеждает всегда, и я — живое тому доказательство.
— Значит, ты не просто детская выдумка, не миф? Ты действительно ожидаешь, что я поверю, будто ты восстал из мертвых? — Тони хотел, чтобы Иисус подтвердил это вслух.
— Ха! Гораздо труднее поверить, будто это не так. А в то, что меня избили до неузнаваемости, пригвоздили к кресту, проткнули сердце копьем и похоронили в пещере и после этого я каким-то образом воскрес, выбрался из гроба, раскидал целую тонну камней, усмирил отборных воинов храмовой стражи и возглавил движение, которое якобы отстаивает правду о жизни и воскрешении, а на самом деле основано на лжи, — в это поверить легче.
Тони посмотрел на Иисуса. В его словах чувствовались и ирония, и торжество, но прежде всего печаль.
— Это же просто выдумка! — воскликнул Тони. — Выдумка, которая призвана одурачить и успокоить нас, заставить уверовать в то, что в жизни есть какой-то смысл, есть цель. Это нравоучительная пьеска, разыгранная слабыми для больных.
— Тони, я действительно воскрес из мертвых. Мы разрушили иллюзию всемогущества и непобедимости смерти. Папа Бог возлюбил меня так, что воскресил в силе духа и все увидели, что идеология разобщенности отныне несостоятельна.
— Ты ведь знаешь, что я в это не верю, — бросил Тони. — Я до сих пор не могу поверить даже в то, что ты существуешь. Не знаю, что на меня нашло. Я хочу сказать, что, конечно, жил на свете еврей, раввин по имени Иисус, который сделал много добра, и вот люди насочиняли о нем всякого, будто он творит чудеса и воскрешает мертвых, и основали новую религию. Но он умер. Он умер, как все умирают. Смерть есть смерть, и ты не можешь существовать. Ты всего лишь голос моей матери, звучащий где-то в моем подсознании.
— Ты почти убедил меня, — саркастически ответил Иисус и рассмеялся. — Состояние, в котором ты находишься, называется кризисом веры. Чаще всего он наступает в момент физической смерти, но поскольку ты еще не умер, а отношения не подчиняются каким-то определенным формулам, то, очевидно, сейчас происходит что-то особенное и таинственное.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь, почему я здесь? — с удивлением спросил Тони.
— Нет! Папа не объяснил. — Иисус наклонился к Тони, словно желая поделиться секретом. — Он знает, что я люблю сюрпризы.
— Постой. Вроде бы считается, что ты Бог.
— Не считается, а так и есть.
— Как тогда может быть, что ты не знаешь, почему я здесь?
— Я же сказал, папа меня не предупредил о твоем приходе.
— Но если ты Бог, ты же должен знать все.
— Я и знаю.
— Но ты только что сказал, что не знаешь…
— Тони, — прервал его Иисус. — Ты рассматриваешь все явления как независимые и изолированные, вне всякой связи между ними. Ответы на твои вопросы покажутся тебе бессмысленными и окончательно запутают, потому что у тебя нет даже системы координат, в которой их можно осмыслить.
Тони лишь кивал, явно ничего не понимая, как и предвидел Иисус.
— Я, оставаясь Богом, стал в то же время и человеком. И, что самое удивительное, не просто вышел на сцену как новый актер, изображающий нового персонажа, — я стал человеком в полном смысле слова, вечной реальностью. При этом я остаюсь также в полном смысле и Богом, Создателем. С самого начала творения внутри меня существует весь космос, включая тебя и все остальное; я удерживаю и поддерживаю его — даже сейчас, в данный момент. А смерть никогда ничего не создает и не поддерживает.
Тони тряс головой, пытаясь понять, что говорит Иисус, и в то же время внутренне сопротивляясь этому.
— Поэтому я мог бы, как Бог, узнать, почему ты здесь, но не хочу нарушать отношений, установившихся между мной и Отцом. Он не сказал мне этого, и я доверяю ему: если это будет для меня важно, он скажет. А до тех пор, сохраняя свою веру и доверие, я буду существовать вместе с тобой в реальном времени и пространстве. Посмотрим, какие сюрпризы заготовил для нас папа.
— Нет, это ни что не похоже! — вскричал Тони, вскинув руки. — У меня голова раскалывается.
— Но это был самый легкий ответ, какой я мог тебе дать, — усмехнулся Иисус. — Я надеялся, что ты увидишь в происходящем хоть какой-то смысл.
— Вот спасибо! — огрызнулся Тони. — Ну хорошо, ясно по крайней мере одно, если я тебя правильно понял: ты Бог, но не знаешь, почему я здесь.
— Именно. Но мой папа и Святой Дух знают, и, если будет необходимость, я узнаю тоже.
Тони поднялся на ноги и отряхнулся, но голова у него по-прежнему шла кругом. Как могло все это быть проекцией его бессознательного? Они говорили о вещах, которые Тони никогда в голову не приходили. Осмыслить это было невозможно. Между тем собеседники медленно продолжили свой путь вверх по склону.
— Я все же хочу разобраться, — сказал Тони. — Есть Бог Отец, твой папа. А ты, значит, Бог Сын?
— И еще есть Святой Дух, — напомнил Иисус.
— А это кто такой?
— Бог.
— Мы ведь говорим о христианском боге, так? Получается, что тот, кто верит в тебя, верит в трех богов? Христиане разве не монотеисты?
— Во-первых, помимо христиан, существует масса людей, которые верят в меня. Вера — это деятельность, а не принадлежность к какой-то категории. Христиане появились всего каких-нибудь две тысячи лет назад. И они монотеисты.
Иисус опять остановился и повернулся к Тони, желая подчеркнуть, что собирается сказать нечто важное.
— Слушай внимательно, Тони. Существует только один… запомни, только один Бог. В своем стремлении к независимости люди напустили столько тумана, что не видят самых простых вещей. Итак, прежде всего: Бог один. Люди расходятся в понимании деталей, это важно и полно глубокого смысла. Однако и все иудейские секты, и христиане самых разных мастей, и мусульмане во всем их многообразии — все сходятся в одном: есть только один Бог. Не два, не три или больше, а один.
— Но ведь ты сказал… — начал было Тони, но Иисус остановил его, подняв руку.
— Первыми это внятно выразили в шеме, своем символе веры, иудеи: «Слушай, Израиль: Господь — Бог наш, Господь един есть». Но иудейские священные книги говорят об этом едином Боге во множественном числе. «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию Нашему». И тут нет никакого противоречия тому факту, что Бог един: просто понятие «единства» толковалось расширенно. В сознании иудеев укоренилось представление о том, что по существу — я неслучайно употребляю это слово — по существу «единый» был неповторим и вместе с тем представлял множество, сообщество.
— Но как же…
И опять Иисус утихомирил Тони, подняв руку.
— Это, конечно, большое упрощение, но в целом можно сказать, что древние греки, которых я нежно люблю, особенно начиная с Платона и Аристотеля, заставили весь мир задуматься о едином Боге. Однако они не рассматривали его как множество и предпочитали говорить о неделимом единичном явлении за пределами всего бытия и всех связей, о некой неподвижной движущей силе, безличной и недоступной, но имеющей добрые намерения, что бы это ни значило. И тут появляюсь я — никоим образом не в отрицание шемы, а в развитие ее. Я объясняю как можно проще: «Мы с Отцом едины, и мы есть благо» — декларация о намерениях, так сказать. Как ты, возможно, знаешь, это всех устроило, у верующих появились наконец четкие доктрины и идеологии, и они зажили вполне счастливо…
Иисус бросил взгляд на Тони, который смотрел на него, недоуменно подняв брови.
— Это я так шучу, Тони, — усмехнулся Иисус, и они двинулись дальше.
— Итак, продолжу. В первые несколько сотен лет после моего воплощения находилось немало людей вроде святого Иринея[15] и святого Афанасия,[16] которые правильно поняли суть. Они видели, что само существо Бога построено на взаимоотношениях между тремя отдельными личностями, которые так удивительно близки друг другу, что составляют единство. А «единство», Тони, это не то же самое, что отдельное и независимое «одно». Единство подразумевает взаимосвязь, благодаря которой три личности неразделимы.
Иисус замолчал. Тони напряженно размышлял, пытаясь осмыслить услышанное. Никогда он не участвовал в подобных разговорах, и ему приходилось нелегко. Он был заинтригован, но не мог понять почему.
