Pferd im Mantel - КОЛОКОЛА ОБРЕЧЁННЫХ

Pferd im Mantel

КОЛОКОЛА ОБРЕЧЁННЫХ.

"И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это - томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь" ( Еккл 1:17,18).

Если бы ты был птицей, увидеть всё, творящееся окрест, было бы для тебя намного проще. Увидеть – но не понять. Но уже хотя бы поэтому ты бы был счастлив. Ибо во многом знании – многие беды, говорит Библия. Зачем они тебе, эти знания, если ты птица? Птица свободна. Свободна от понимания того, что она видит и чувствует. Ей хорошо – своим сознанием она не в силах охватить объём обстоящего вокруг себя и создана неспособной выйти за рамки своего птичьего понимания.

Добрые утренние солнечные лучи ласково грели бы твои пёрышки, а летний ветер – тот, который гуляет там, в небе, обдувал бы твоё беспомощное тельце в то время, как ты, расправив крылья, парил бы в этих лучах и ветре. Ты бы мог, кружась в небе, в этот солнечный день спускаться всё ниже и ниже к земле, пока не попал бы в эту низкую молочную облачность, марево, которое покрывает землю ещё с раннего утра. Пронизывая это марево, пулей ты спустился бы вниз, к самой земле и, набирая скорость, мог бы понестись над серой лентой старой дороги, петляющей между островами леса и топями болот. Взмывая вверх и опускаясь практически до асфальта, ты бы летел над привычной тебе пустотой. Но пустота эта обманчива, дружище, ох как обманчива!

Если бы Господь и вправду создал тебя птицей, он проявил бы милосердие. А как ты создан человеком – смотри и знай, страдай и чувствуй боль, и с этим живи. Слышишь там, вдалеке, надрываясь, звонит колокол?! Как писал классик, он звонит по тебе – и время поторопиться. Господь почему-то забыл тебя здесь, на этой земле, а может быть у него на тебя особые планы. Тебе не узнать этого. Ты человек, а не птица, но от этого не легче. Тебе не взлететь туда, к солнцу, выше облаков и тумана. Наверное, ты обречён. Слушай звон колокола и иди на благовест. Больше ты предпринять ничего не в силах теперь – а когда мог, не делал. Храни тебя Боже, дружище.

N1. ТЕПЕРЬ. Май 2017 года, Кушалино, Тверская область. Фёдор Срамнов.

Фёдор ввалился в дышащую парами и запахами берёзовых веников дверь своей баньки с очередной охапкой берёзовых дров, подогнув голову, чтобы снова, по невнимательности не садануться лбом о низенькую притолоку и свалил свой груз в угол предбанника к ранее принесённым уже дровишкам, присел на лавочку и вытер запотевший лоб. Жарко. Сейчас подбросим ещё, и пусть топиться. Набрав черпак ледяной воды из бидона, сделал глоток, второй, налил в ладонь – умылся. Блин, в такую жару простудиться ещё не хватает. Даже в предбаннике жарища, надо приоткрыть наружную – пусть проветривается, после парилки-то хорошо в прохладу, посидеть. Надо раздеваться начинать – сейчас уже Иван с Илюшей явятся. Фёдор выглянул за дверь – нет, не идут; и стал расшнуровывать ботинки, снимать портки, рубаху. Летний ветерок залетел в предбанник, приятно освежил – как в детстве… Ну и ладно – можно и покурить пока не явились. Пригнувшись снова, босиком, Фёдор вышел и присел на лавочку, помял между пальцев и, чиркнув спичкой, таки прикурил вожделенную – первую за сегодняшний день! – сигаретину. Чёрт, надо бы как-то завязывать – опять куснула надоедливая правда - да хер с ним, надо – но не сегодня!

- Ты, блин, я смотрю, опять за своё принялся, а?! – а, вон как, Фёдор оказывается, расслабившись, проспал, как подкрались со стороны деревенских огородов Иван со своим приёмным сыном, Илюшей.

-А, Ваня, привет, чё крадётесь как исчезники? Выспались? Где шляетесь – щас перетопится уже, в баню не войдёшь. – парировал прикол своего друга Фёдор – Иван последнее время (как сам бросил смолить) просто достал прививать ему тему о вреде никотина и всё такое. Уже не смешно – парит. И так понятно, что надо бросать – да с их занятием - попробуй-ка. Наркомания похлеще алкоголизма, мать его, а ведь – всё-таки и помогает в иной момент, когда нервы напряжены. А когда они не напряжены бывают, скажите-ка?!

-Привет Дядь Федь! – так мы как из дома вышли – Бармалевна привязалась на улице. Батя ей крышу на дворе поправить обещал, не успел, потом вы ушли, потом эта хрень в Капатках началась, короче – месяца два назад. Привязалась вот теперь – как банный лист к жопе. – пояснил Илюша. – А мы вот пивка прихватили – холодного! – ухмыльнулся парень, потрясая пластиковым пакетом с вожделенным содержимым – раритетным напитком из прошлой жизни.

-Не, а чё?! – у меня десять рук что-ли?! Понятно, что двор у неё течёт – вставил Ваня, скидывая ботинки у входа в баньку. – А то не знает, что творицца и почему я не сделал ей ещё. Чудная бабка – вроде как без сознания живёт. Или дурачится так – я не знаю.

-Ладно, пошли уже помоемся как люди. Завшиветь недолго с этими походами, реально. – Фёдор отшвырнул бычок и приоткрыл дверь в баньку.

Разделись и по одному, нагибаясь, ввалились в белёсое марево парной. Разобрали шайки, закипятили веники, Ваня вернулся с двумя вёдрами ледяной колодезной воды – чтобы разводить. Мужики, хлестанув на каменку пару черпаков, принялись охаживать друг друга вениками от души, покрякивая, приговаривая и в срок замачивая веники для правильного продолжения этого магического банного действа.

……………………………………………………………..

Вернувшись вчера заполночь из похода, мужики только поели чего Бог послал – немного, сил уже не было – и наплевав на то, что не мылись, что заросшие как черти – с момента как ушли, а это восемь дней уже прошло – завалились спать, настрого запретив домашним будить под любым предлогом до обеда назавтра. Лесные вернулись – Слава Богу, никто и не посмеет, это – святое, сон-то у лесных. Расспросы, вопросы, восклицания, причитания - это всё будет потом, как отоспятся, после бани. Пока лесные моются, парятся, бреются – деревенские бабы уже жарят картошку, откупоривают банки с грибами, огурцами, ещё какие там брашна у кого заныканы, остужают самогон, пиво (это если есть) – собирают стол. Можно и так сказать – праздничный – потому что, когда лесные возвращаются – это всегда праздник. Это – как с фронта. Об этом фронте, конечно, все знают, а также и знают, что фронт-то этот – невидимый, ну а лесные – как бы особые люди – самые уважаемые в Селе. Когда лесные приходят – это Событие. Каждый раз. Потому что вместе с лесными каждый раз в Село приходят Новости. И сегодня тоже соберётся вся деревня – кто, конечно, не занят на Работах, придут люди и из Села – послушать, ужаснуться, узнав – перекреститься. Знают – добрых новостей не будет, их нет в последнее время, с чего бы им быть?

…………………………………………………………………………………

Ещё с ночи мужики, что патрулировали край деревни от леса, разнесли новость – что вернулись люди Фёдора. А уже с утра деревня загудела и эта информация передавалась из дома в дом быстрее, чем раньше по Интернету. Уже к часам к десяти в Правление ввалился сам Пётр Василич – Староста всего села вместе с отцом Паисием, настоятелем сельской церкви. Почаёвничав с дедом Макаром Степанычем, старшим по хозяйству в деревне, обсудив последние новости и деревенские нужды, начальство послало за Фёдором. Фёдор явился через полчаса, благо идти до Правления ему было совсем недалеко – всего три дома. Благословился у духовного, поздоровался за руку со Степанычем и Петром Васильичем. По летнему времени в доме Правления была суета – сновали люди, бабы, у каждого была его неотложная нужда, необходимость, всем надо было попасть к Степанычу – тем более и Староста в деревне, и батюшка – повод зайти важный. Меж тем Пётр Василич выгнал всех на крыльцо и закрыв своей грузной фигурой дверной проём пояснил селянам: «Православные, православные! Так! Сейчас все идите по делам, куда кто должен. Нам сейчас с Фёдором покой нужен, потолковать спокойно. Что кому от меня надоть – на то приёмное время на селе есть. И батюшку не атакуйте, словно ненаши. Так что, давайте, родные, по работам все. Что надоть узнать вам всем будет – то лесные и за столом расскажут!» - и затворил дверь на затвор изнутри.

Фёдор, размяв пальцами сигарету, чиркнул, прикурил и присел к открытому окну, на древний кожаный диван, который стоял в доме Правления ещё со времён СССР, а то и раньше – кто его знает? – он тут был всегда. Примостился подальше от батюшки, который на дух не переносил ни дым, ни даже запах курева, и как мог – боролся с этой богомерзкой страстью, весьма и весьма распространившейся среди селян. А чё не курить то? Здоровью-то теперь, ничего оказывается и не вредит – это раньше врачи стращали, ну а теперь-то – Слава Богу. А батюшка-то, Отец Паисий, подходил к вопросу с другой стороны – может здоровью-то и не вредит, а вот душе? Вот о чём стоит подумать! А курево – это ведь что? Страсть, грех. И потому, каждый отягощённый сим греховным навыком, страстью, не отлагая, должен каяться Господу, и не медля прекратить губить душу поганым бесовским зельем. Вот как-то так благочинный и пытался влиять на селян если и не на каждой проповеди – то уж через одну – точно. Фёдор знал, конечно, о непримиримости батюшки в этом вопросе, потому, закурив и сразу и покаялся: «Грешен, батюшка, как встал сегодня – не курил ещё.» Отец Паисий махнул на Фёдора рукой – мол, кури, закоренелый; но и другое тоже понимал старик – в работе Фёдора – лесном деле – всё важно – и привычка более чем важна. Пусть и худая, пусть. Когда само всё дело у лесных людей зиждется на привычках, а привычки сформировали устоявшийся порядок, дисциплину – а без неё, этой дисциплины в группе, за границу, патрулируемую селянами не ходи! Срок неорганизованного, недисциплинированного пассажира в лесу, а паче того – пребывающего там в одиночестве, даже не часами измеряется – минутами. Лес теперь, в эти времена, меняется так быстро, что любой накопленный до этого опыт, становится практически бесполезен уже через несколько дней. Всё время являет себя новая нежить. Воздушные власти – попросту бесы, или ненаши – являют разуму такие галлюцинации, что дрожь берёт. Особо упорно сей род держит брань против духовных и крепко верующих селян – впрочем, как и всегда, но теперь уже с поправкой на то, что отрицать существование поименованных сущностей, уже не приходится.