Уильям Стайрон - Выбор Софи

Софи на мгновение умолкла и, подняв левую руку, отбросила со лба прядь волос – этот жест показался мне каким-то неестественным, я не мог понять почему, а потом до меня дошло, что Софи не пользуется правой рукой, которая висит у нее вдоль тела. Значит, ей больно.

– Кого он на этот раз тебе приписывал? – спросил я. – Блэкстока? Сеймура Катца? О господи, Софи, если бы бедняга не был психом, я не стал бы с этим мириться – выбил бы ему зубы. Господи, с кем теперь, по его мнению, ты наставляешь ему рога?

Она отчаянно затрясла головой – светлые волосы нечесаной, спутанной копной запрыгали над несчастным, измученным лицом.

– Неважно, Язвинка, – сказала она, – с каким-то мужчиной.

– Ну а что еще произошло?

– Он визжал и кричал на меня. Он принял еще бензедрин – может быть, и кокаин тоже, не знаю точно. Потом он вышел и так громко хлопнул дверью. Он крикнул, что больше никогда не вернется. Я лежала в темноте, я долго не могла заснуть: я так тревожилась и боялась. Я подумала позвонить тебе, но было уже страшно поздно. Наконец я уже больше не могла лежать без сна и заснула. Не знаю, сколько долго я спала, но он вернулся, когда уже была заря. Он как вихрь ворвался в комнату. Бушевал, кричал. Снова разбудил весь дом. Он вытащил меня из постели, бросил на пол и так кричал на меня. Про то, что я сплю с… ну, с этим мужчиной и что он убьет меня, и этого мужчину, и себя. Ох, mon Dieu, Язвинка, никогда, никогда Натан не был такой, никогда! Наконец он так сильно меня пнул – сильно, сюда, в плечо, – и потом ушел. А позже я тоже ушла. И это все.

Софи умолкла.

Я медленно и осторожно опустил лицо на стойку бара из красного дерева, всю в пятнах от сигаретного пепла и влажных кружочках от стаканов и рюмок, – мне отчаянно хотелось погрузиться в кому или как-то иначе потерять сознание. Наконец я поднял голову и, глядя на Софи, сказал:

– Софи, мне неприятно это говорить. Но Натана просто необходимо куда-то поместить. Он опасен. Его нужно изолировать. – Я услышал в своем голосе всхлип, показавшийся мне немного смешным. – Навсегда.

Дрожащей рукой она поманила бармена и заказала двойное виски со льдом. Я не считал возможным останавливать ее, хотя ее речь и была уже вязкой, невнятной. Когда перед ней поставили виски, она сделала большущий глоток и, повернувшись ко мне, сказала:

– Я еще не все тебе рассказала. Про то, как он пришел на заре.

– А именно? – спросил я.

– У него было ружье. Пистолет.

– А, черт, – сказал я. – Черт, черт, черт, – снова и снова повторял я, точно заезженная пластинка. – Черт, черт, черт, черт…

– Он сказал – сейчас выстрелит. И приставил пистолет мне к голове. Но не выстрелил.

– Господи Иисусе, смилуйся над нами, – прошептал я, не вполне, однако, богохульствуя.

Но не могли же мы просто сидеть так и истекать кровью из открытых ран. После долгого молчания я наметил план действий. Я пойду с Софи в Розовый Дворец и помогу ей собрать вещи. Она немедленно покинет дом и снимет, по крайней мере на эту ночь, номер в отеле «Сент-Джордж», неподалеку от ее работы. Тем временем я постараюсь каким-то образом разыскать Ларри в Торонто, сообщу ему, что ситуация крайне опасная, и попрошу во что бы то ни стало вернуться. Затем благополучно устроив Софи в ее временном убежище, я переверну небо и землю, чтобы найти Натана и попытаться как-то с ним сладить, хотя от этой перспективы у меня под ложечкой образовался этакий огромный, величиной с футбольный мяч, болезненный ком. Я так разнервничался, что меня чуть не вырвало единственным выпитым стаканом пива.

– Пошли, – сказал я. – Сейчас же.

В меблирашках миссис Зиммермен я дал этому преданному кроту Моррису Финку пятьдесят центов, чтобы он помог нам уложить вещи Софи. Она всхлипывала, засовывая одежду, косметику и украшения в большой чемодан, и я видел, что она довольно сильно пьяна.

– Такие красивые костюмы от «Сакса», – бормотала она. – Ох, что я буду теперь с ними делать?

– Возьмешь с собой, черт подери, – нетерпеливо бросил я, заталкивая в сумку бесчисленное множество туфель. – Забудь хоть на время о протоколе. Тебе надо спешить. Натан ведь может вернуться.

– А мое чудесное подвенечное платье? Что с ним ать?

– Забирай и его! Если не станешь его носить, может, толкнешь.

– Толкну? – переспросила она.

– Заложишь у ростовщика.

Я вовсе не хотел быть жестоким, но при этих моих словах Софи уронила на пол шелковые трусики, закрыла лицо руками и громко, беспомощно разрыдалась. Под хмурым взглядом Морриса я на секунду обнял Софи и, пытаясь успокоить, зашептал какие-то никчемные слова. Уже стемнело, и я так и подпрыгнул, словно мне тупой ножовкой резанули по нервам, когда на соседней улице взревел гудок грузовика. К общей сумятице теперь еще добавился чудовищный трезвон телефона в холле, и я, должно быть, приглушенно застонал или, наверно, вскрикнул. Нервы мои совсем сдали, когда Моррис, утихомирив Тифона, снял трубку и рявкнул снизу, что вызывают меня.

Это был Натан. В самом деле Натан. Явно, безусловно, бесспорно – Натан. Тогда почему же мой мозг сыграл со мной злую шутку, заставив на мгновение поверить, что это Джек Браун звонит мне из округа Рокленд, чтобы выяснить, как обстоят дела? Произошло это из-за южного акцента, столь идеально воспроизведенного, что я поверил: так мог говорить только человек, вскормленный на солонине и овсянке. Этот человек был столь же несомненно с Юга, как вербена, или баптисты, совершающие омовение ног, или гончие, или Джон К. Кэлхун,[330] и, по-моему, я даже улыбнулся, когда услышал:

– Какой супец варится, сладкий мой? Как твой молоток работает?

– Натан! – воскликнул я, умудрившись придать голосу сердечность. – Как ты? Где ты? Боже, до чего же здорово услышать тебя!

– Мы все еще собираемся ехать на Юг? Ты, я и старушка Софи? Будем устраивать турне по Дикси?

Я понимал, что надо каким-то образом ублажить его, поддерживая эту пустую болтовню, и одновременно попытаться выяснить, где он находится, – штука тонкая! – поэтому я тотчас ответил:

– Совершенно верно, Натан: мы едем. Мы с Софи как раз говорили об этом. Бог ты мой, какие фантастические туалеты ты ей накупил! Ты где сейчас, старина? Я бы с радостью приехал повидаться с тобой. Хочу рассказать тебе про одно маленькое дополнение к нашей поездке, которое я наметил…

Голос перебил меня, все такой же завораживающе лениво-тягучий и теплый, по-прежнему с необыкновенной точностью воспроизводивший речь моих каролинских предков, мелодичный, баюкающий:

– Я-то уж точно жду не дождусь этой поездки с тобой и мисс Софи. Вволю повеселимся, верно, старина?

– Такой поездки еще ни у кого никогда…

– И у нас будет много свободного времени, да?

– Конечно, у нас будет много свободного времени, – ответил я, не вполне понимая, что он имеет в виду. – Сколько угодно времени, и мы будем делать все, что захотим. В октябре там еще тепло. Будем плавать. Удить рыбу. Кататься на паруснике по заливу Мобил.

– Вот этого я и хочу, – протянул он, – чтоб было много свободного времени. Я что хочу сказать: три человека, когда они путешествуют вместе, ну, в общем, даже если они самые лучшие друзья, все время быть вместе не могут – это может немножко и надоесть. Значит, у меня будет свободное время, и я смогу побыть один, да? Час, два – не больше, может, где-нибудь в Бирмингеме, или в Батон-Руже, или еще где-нибудь. – Он помолчал, и я услышал, как он смачно, мелодично хмыкнул. – Тогда и у тебя окажется свободное время, да? Пожалуй, вполне достаточно, чтобы заняться с какой-нибудь штучкой. Созревающему юнцу-южанину нужна своя прости-господи, верно?

Я немного нервно рассмеялся, поражаясь тому, что этот наш странный разговор, окрашенный отчаянием – по крайней мере с моей стороны, – уже сел на мель секса. Но я мигом проглотил приманку, заготовленную Натаном, не отдавая себе отчета в том, какой дикий крючок он изобрел для моей поимки.

– Что ж, Натан, – сказал я, – я думаю, где-нибудь там найдется для меня добрая, покладистая штучка. Южных девчонок трудновато, если можно так выразиться, разложить, – добавил я, мрачно вспомнив про Мэри-Элис Гримболл, – но уж если они на это решаются, очень сладкие бывают в кроватке…

– Нет, приятель, – неожиданно заявил он. – Я имею в виду не южную штучку! Я имею в виду поляцкую штучку! Я имею в виду, что, когда старина Натан отправится смотреть Белый дом Джеффа Дэвиса[331] или Старую плантацию, где Скарлетт О'Хара[332] порола всех этих ниггеров хлыстом для верховой езды, старина Язвина шасть в мотель «Зеленая магнолия», и угадай, чем он там займется? Угадай! Что задумал учинить старина Язвина с женой своего лучшего друга? А вот что: Язвина уложит ее в кроватку, оседлает эту нежную покорную полячку, и они будут наяривать до одуренья! Хи-хи!