Альбер Коэн - Любовь властелина
— Ближе к делу! — закричал Проглот.
— Я добился этой милости, поскольку он питает ко мне слабость, и он оказал мне честь, согласившись. В районе девяти, возможно, чуть позже, мы приехали на это место на его длинной белой колеснице, которая двигалась с невероятной скоростью, и я проводил его до калитки, которая не видна посторонним, поскольку спрятана в кустах. И вот, представьте себе, что в тот самый момент, когда он изготовился звонить в звонильное устройство, дверь открылась и появилась прелестница, все при ней — и спереди и сзади, все, что нужно. Закрутив и еще раз подкрутив усы и бросив несколько страстных взглядов на это милое создание, истинную дочь паши, я тактично удалился, но не слишком далеко, дабы, тем не менее, все слышать ушами и все видеть глазами, изображая при этом слепоглухонемого. Сперва последовал поцелуй, который показался мне по некой классификации двойным голубиным с внутренним переворотом, но я не уверен. После чего чаровница заговорила, озвучила свои объяснения, и я все сумел услышать. Ах, друзья мои, как же сладок этот голос!
— А что сказала она этим голосом, звучавшим как небесная музыка? — спросил Соломон, который больше не затыкал уши.
— Эта хитрунья, настоящая дочь Сатаны, как и все ей подобные, объяснила, что услышала шум самодвижущейся колесницы и соответственно угадала, что прибыл возлюбленный ее души и всяких разных частей ее тела, и тут же сказала своему уроду, что пойдет и приготовит ему гойское пойло, называемое чаем. И вот, притворившись, что идет на кухню, она побежала в сад, куда мы только что зашли! Таково было объяснение, которое я услышал, делая вид, что ничего не слышу, — заключил Михаэль и принялся ковырять зубочисткой в зубах, чтобы подогреть интерес к своему рассказу.
— Давай быстро, рассказывай дальше, во имя всего святого! — потребовал Проглот. — Рассказывай, ибо я чувствую себя как на раскаленной добела решетке!
— Тогда, после нового поцелуя, разряд которого мне трудно было определить в темноте, но который скорей всего был углубленный трехрядный с последующим обвитием, эта прелестница сказала, что постарается ускользнуть из-под надзора своего злосчастного мужа, прилипшего, как смола, и завтра же свяжется со своим ненаглядным посредством переноса слов по воздуху, чтобы они могли наслаждаться друг другом на шелковых простынях. (Соломон вновь заткнул уши.)
— Демоница так и выразилась? — спросил Проглот.
— Нет, она употребила всякие благопристойные и поэтические обороты, но я, чтоб вы знали, прекрасно понял, что у нее на уме. Ах, дорогие кузены, какое благодатное поле деятельности представляют эти европейские дамы для человека, владеющего всем необходимым арсеналом ночного обольщения!
— Хватит общих рассуждений, — закричал Проглот. — Рассказывай по существу, что было дальше!
— Затем она спросила его, кто я такой, он знаком призвал меня и представил как своего сеида[14] и соратника.
— Ты сегодня красноречив, — сказал Проглот.
— Это аромат юности развязал мне язык. Будучи таким образом представленным, я опустился на одно колено и поцеловал ей край платья, и она одарила меня чарующей улыбкой. — (Соломон, открывший уши, вздохнул.) — Да, весьма доброжелательной улыбкой, вне сомнения, она впечатлилась шириной моих плеч и вышивками на мундире, поскольку, чтоб вы знали, европейские дамы обожают демонстрацию силы. В общем, двое влюбленных расстались после того, как прелестница произнесла множество возвышенных фраз, поскольку европейские дамы любят говорить всякие благородные и целомудренные слова, чтобы прикрыть ими желания и зуд плоти.
— А ты проницательней, чем я думал, — заметил Проглот.
— Я разбираюсь в этом вопросе, — сказал Михаэль. — Так вот, знайте, что, когда мы вернулись в отель, это пристанище богатства, я ласково упрекнул господина Солаля в излишней терпеливости и призвал к его чести мужчины. Как можно, сказал я ему, такой арахисовый крем, такая сладостная, наделенная всеми четырьмя необходимыми округлостями, и что, Ваше Всемогущество будет ждать до завтра возможности всем этим насладиться? Короче, я предложил ему разрешить мне умыкнуть эту красотку из хорошей семьи, и похищение осуществить без его участия, чтобы самому стяжать славу. Это мое дело, сказал я ему, и я от таких дел молодею. Вняв моим доводам, он согласился, разрешив мне даже взять вас с собой, и вручил письмо к своей даме сердца. Велика милость моего прекрасного господина. Я тогда сразу отправился под окно комнаты, где она делала вид, что слушает своего бычка, а тот ведет с ней серьезные беседы, вместо того чтобы делать с ней то, что обычно происходит между мужчиной и женщиной, например, этот кретин пересказывал ей беседы, которые имел с директорами и министрами, а это ведь совершенно неинтересная тема для молодой женщины, наделенной всеми достоинствами и нуждающейся в поддержке. Сквозь щелку в ставне я видел, как она кусает губы, подавляя зевоту, а потом возвращает на лицо свою обычную застывшую улыбку, пока рогоносец с восторгом рассказывал ей о всяких знаменитостях. Но внезапно он прервался, похоже было, что он сообщил ей о своих проблемах с кишками и нужде отправиться в отхожее место, а эту нужду, как известно, следует всегда скрывать, ибо ничто так не расхолаживает красавицу. Затем этот бессильный глупец удалился, я постучал в окно, и она открыла, даже не удивившись, что видит меня, поскольку я был ей представлен ее возлюбленным. Встав на одно колено, я передал ей письмо, наделяющее меня полномочиями и поручающее мне отвезти ее этой ночью в место, называется оно Донон, где танцы и чудесное фруктовое мороженое, ведь танцы — отличная подготовка к основному занятию.
— Вот безрассудный расточитель! — проворчал Маттатиас. — Бог знает, сколько там с него сдерут за обычное фруктовое мороженое.
— В этой записке было еще несколько слов о каждом из вас, чтобы ее не слишком поразил ваш вид.
— А что он сказал обо мне? — жадно спросил Проглот.
— Что ты своего рода гений, что меня сильно удивило.
— Почему своего рода? — возмутился Проглот. — Ну ладно, потомки рассудят. А что до своего удивления, то ты, бычий ум, держи его при себе.
— А обо мне он что сказал? — спросил Соломон.
— Тихо! — закричал Проглот. — Пусть говорит тот, кто вправе говорить! Ну, и что она ответила на записку?
— Ну да, она произнесла мелодичным голосом свой ответ, который я слушал затаив дыхание, и она сказала, что, конечно же, встретится с господином сегодня ночью, но неизвестно, в каком часу, потому что она не знает, когда опять окажется одна. Да, одна, так она и сказала. Оцените, друзья, какая деликатность! Другая бы сказала, что не знает, когда избавится от своего рогача. Или, например, я сбегу сразу, как ненавистный захрапит. Но это — воспитанная особа. И заметьте еще, что, хотя она занимается с нашим господином самым главным делом и всячески скачет с ним в кровати, на протяжении всей нашей встречи в саду она говорила ему «вы». Таковы дамы благородного происхождения, всякие княгини и герцогини, в постели они гарцуют и прыгают, но вне постели — сама сдержанность и церемонность. Итак, поведав мне свой ответ, она подала мне руку для поцелуя, и я умчался, на прощанье встав в мужественную позу, уперев руку в бок и бросив ей страстный взгляд. А теперь, Соломон, наливай!
Сев кружком и утолив жажду. Доблестные закусывали солеными фисташками. В торжественной ночной тишине раздавались лесные шорохи, и обиженный соловей возносил к небесам свою вечную жалобу.
— А лошади-то зачем? — спросил Соломон, когда закончились фисташки.
— Одна для нее, другая для меня, — ответил Михаэль.
— Но почему именно лошади?
— А ты слышал где-нибудь, о, невежда и сын невежды, чтобы дам похищали как-нибудь иначе, чем верхом, особенно если они замужем?
— Я не знал, — сказал Соломон. — Ладно, теперь буду знать, не сердись, пожалуйста.
— Кстати, господин был в восторге от моего предложения про лошадей.
— А я вот — буркнул Маттатиас, — я совершенно не в восторге, и заявляю, что племянник Салтиеля сумасшедший и не заслуживает-таки ни своей высокой должности, ни долларов, которые ему платят! Расточитель, говорю вам!
— А ты вот мудрый и благоразумный, — сказал Михаэль, — но краше от этого не становишься.
— Тогда зачем дымящая повозка? — спросил Соломон.
— На случай, если она не захочет ехать верхом.
— Правильно, — одобрил Соломон. — Так будет вежливо, пусть дама сама выбирает. Ты сказал, она очень красива?
— Как майская розочка. Кроме того, она показалась мне очень подходящей для всяких нужных движений бедрами, потому что она тугая и упругая, как итальянская макаронина, и к тому же спереди и сзади подобна молодой слонихе. Задик мягкий, как перина! Ах, наш господин умеет их выбирать! Какой же лакомый кусочек на ночь! Сладкая, как пирожок с медом, роскошная, как дочь паши! И рот, созданный для поцелуев разряда четверократный арабеск с наложением. — (Соломон отпрянул, волосы его встали дыбом.) — С другой стороны, наблюдая давеча через щелку в ставне, я заметил, что ее этот надоеда, если судить по носу, не особенно-то отличается мужской силой, и, соответственно, она должна его люто ненавидеть. Ведь всем известен тот факт, что женщины любят большие носы, они символизируют мужественность и обещают достойные пропорции. И уж будьте спокойны, она найдет способ отделаться от своего бычка и с минуты на минуту появится здесь, колыхая задом! Я это вам точно говорю, учитывая, какой я знаток в данном вопросе.
