Пол Мюррей - Скиппи умирает
На руку бывшего учителя истории намотано чуть ли не четверть мили не слишком чистого бинта. Он, глядя Грегу куда-то в диафрагму, начинает бормотать что-то о несчастном случае, который произошел, когда он готовил жаркое по-китайски.
— Вы не обращались к врачу? — прерывает его и.о. директора.
— Нет, пока нет, — отвечает Говард, по-прежнему избегая глядеть своему собеседнику в глаза.
Он что-то замышляет, соображает Грег. Когда проводишь целый день среди подростков, очень быстро приучаешься распознавать малейшие признаки интриги.
— Похоже, здесь требуется вмешательство медицины. На вашем месте я бы обратился к врачу, причем немедленно.
— Да, но… — бормочет Говард, — мне не хотелось бы пропустить представление.
Грег в знак досады ударяет кулаком о ладонь.
— Черт возьми, Говард, мне очень жаль, но у нас уже аншлаг.
Говард беспомощно таращится на него. От него исходят волны алкогольных паров.
— Но вы же не можете… Как же так…
Грег не подпустил бы Говарда и близко к этому концерту даже в том случае, если бы он не выглядел так, словно три дня провалялся в канаве вдрызг пьяным.
— Я бы с большим удовольствием, Говард… — Грег приобнимает Говарда за плечи и отводит в сторону, давая дорогу приглашенной публике, которая уже начала перешептываться и показывать на них пальцами. — Честное слово, но у нас нет ни одного свободного местечка, не вам первому приходится отказывать.
— Но ведь… — Грег почти слышит, с каким шумом работает мотор в засоренном мозгу Говарда. — Ведь я столько работал над программой, я же… Я чувствую своего рода личную причастность… личное желание…
— Я все это прекрасно понимаю, Говард. Я все это отлично понимаю. — Возле Грега уже появился брат Джонас, Грег многозначительно кивает ему. — А знаете, почему бы нам не выйти на свежий воздух, поговорим лучше об этом там?
— Хорошо, — зловещим тоном отвечает Говард, но затем поправляется: — Ну тогда, может быть, я могу быстро переговорить с Томом?
— С Томом? — Грег заботливо улыбается. — А что бы вы хотели сказать Тому?
— Хотел бы просто пожелать ему удачи. В будущем.
— Очень мило с вашей стороны, Говард, я буду рад передать ваши пожелания Тому. Но концерт уже вот-вот начнется, так что, полагаю, будет лучше, если…
— Хорошо, но может… Буквально пару слов…
— Нет, мне кажется, сейчас не время…
— Да вот же он, я вижу его — Том! А-а-а!
— Говард! С вами все в порядке, Говард?
— Я… а… уф…
— Погодите, погодите, отдышитесь хорошенько… Ну вот, на свежем-то воздухе получше…
— Что-то не в порядке, Грег? — окликает его Оливер Тэггарт, выпускник 82-го года, с лестницы спортзала.
— A-а, Олли, это ты, старина! Да нет, так, пустяки, небольшое волнение перед выходом на сцену, вот и все…
С помощью брата Джонаса Грег подталкивает Говарда немножко дальше, в кустистую тень школьного двора.
— Извините, дружище, наверно, я неловко до вас дотронулся, задел вашу несчастную руку…
Говард тяжело дышит и еле слышно что-то мямлит себе под нос. У этого малого явно какой-то крупный нервный срыв. Может, он махнет на все это рукой, бросит преподавать и избавит Грега от дальнейшей головной боли. Чертовски трудно увольнять людей в наши дни!
— Ну как, лучше себя чувствуете? Знаете что, Говард? Мне очень жаль, что вы не увидите представление живьем, но, помня о вашем участии, я пришлю вам в подарок диск с записью концерта. Что скажете?
Говард издает какое-то огорченное бульканье.
— Ну вот и молодчина. Ступайте домой и хорошенько отдохните. Брат Джонас проводит вас до ворот. Приятного отпуска.
Что бы Говард ни замышлял, теперь он признает свое поражение и, спотыкаясь, уходит в темноту, а монах следует за ним чуть поодаль. Грег продолжает улыбаться и махать рукой, пока Говард не скрывается из виду. Затем он велит Гари Тулану, стоящему у двери, тут же оповестить его, если вдруг Говард появится снова. Вот псих на его голову! Черт побери, если бы в мире существовала справедливость, то это Говарда, а вовсе не Тома Роша, следовало сослать куда-нибудь в Тимбукту!
В результате он пропускает почти всю увертюру Тирнана Марша, застает лишь самый конец. Но она удалась на славу. Выходит церемониймейстер вечера Титч Фицпатрик, мальчик с очень правильным подходом ко всему и бездной обаяния, и объявляет следующий номер: группа “Шэдоуфэкс” исполнит песню “Пинк Флойд” “Еще один кирпич в стене”. Отдавшись этим распирающим, отрывистым ритмам, Грег вскоре забывает о неприятном инциденте с Говардом. Не нужны нам обученье и… Наверное, ученики удивились бы, если бы узнали, что Грег и сам когда-то был участником подобной музыкальной группы. Группа называлась “Мерзкие слухи” и исполняла как раз эту самую песню. Эй, учитель! Оставь детей в покое! И вот теперь он — исполняющий обязанности директора школы. Забавные штуки выкидывает порой жизнь.
Сверившись с программой (где фигурирует и небольшой доклад, “Хороший отскок мяча: 140 лет жизни в Сибруке”, докладчик — Грегори Л. Костиган), он видит, что следующим выступит квартет со своей рекламой “ситроэна”. Он ищет взглядом Конни Лафтона и видит, как тот выжидательно стоит у края сцены, зажав под мышкой дирижерскую палочку. Хорошо, что Ван Дорен снова стал управляем — это во благо и Конни, и всем остальным. Публика на ура встретит этот номер, вот увидите. Это в самом деле лучший номер своего класса. Пожалуй, нужно было еще по пятерке накинуть на каждый DVD.
Титч Фицпатрик уходит со сцены, и Грег выжидательно улыбается. Но как только появляется квартет, его улыбка моментально исчезает, он хмурится. Что, черт возьми, стряслось с валторной Ван Дорена? И почему это они, все четверо, обмотаны фольгой?
Мать моет пол на кухне. Она уже несколько часов этим занимается — стоя на коленях, в домашнем халате. Ведро с этой хренью пахнет так, что, кажется, от него можно поймать кайф.
Я ухожу, говорит Карл. Мать его не слышит.
“У Эда” его ждет Барри — он ходит взад-вперед, будто цепная собака. А уже через секунду подъезжает машина, и перед ними распахивается дверь.
У всех, кто сидит внутри, глаза красные: они накурились травы. Все они смеются и подкалывают друг друга, как обычно, но улавливается и какое-то другое, подводное течение, где, как акулы, плавают совсем другие чувства. Карл садится в багажник, потому что других свободных мест нет. Он смотрит на вечерние субботние улицы за окном, рекламные щиты, светофоры, которые как будто медленно закрывает гигантская рука.
У Дино на коленях лежит спортивная сумка, которая обычно валяется у него под кроватью.
У него в голове черное поле, руки, торчащие из травы.
Куда мы едем? — спрашивает Барри.
Это недалеко, говорит Марк.
Все жуют что-то пустыми ртами. Чтобы развлечь их, Дино спрашивает: если бы они могли выбрать себе телку, то кто был бы у них на первом месте? Я сам сначала отвечу. Анджелина Джоли, вот так, блин! Марк называет Скарлетт. Ноксер говорит — Бетани. Э, да она хоть совершеннолетняя? — спрашивает Дино. Ну, раз у нее месячные есть, отвечает Ноксер. Барри говорит — Бейонсе. Да она же черная! — говорит Сти, и все смеются.
Ну а ты что скажешь, парень? — говорит Дино.
Карлу хочется назвать Лори — просто чтобы произнести ее имя. Но ему не хочется произносить его в этой машине. Теперь она словно песок, волшебный песок, у него осталось совсем немножко, и если он зачерпнет еще, то остатки унесет ветром.
Ну?
ЛОРИЛОРИЛОРИ, звучит у него в мозгу. Ему хочется плакать. Тоже Бейонсе, говорит он вслух.
Ноксер фыркает — твою мать!
Стивен? — обращается Дино к Сти. Сти долго молчит. А потом говорит: Елена Троянская.
Что? Кто?
Кто, хрен подери, эта Елена Троянская?
Она была гречанка, говорит Сти. Из-за нее воевали. Во Вьетнаме? — спрашивает Карл. Нет, придурок, отвечает Сти. Это было тыщу лет назад, в Греции.
Чушь, говорит Дино.
Почему это чушь?
Да потому, что ты даже не знаешь, как она выглядела.
Блин, да из-за нее же войну затеяли! Ясно же, что она была суперсекси, а?
Да, но надо выбирать кого-то живого, возражает Дино.
Почему это? — спрашивает Сти.
Ну как ты с ней будешь трахаться, если она давным-давно умерла, мать твою?
Ну даешь, блин! Сти начинает злиться. Это же игра, тупица! Какая разница, кого мы выберем? Думаешь, Анжелина, блин, Джоли станет трахаться с тобой только потому, что ты ее выбрал? Да если бы Анжелина Джоли оказалась в этой самой гребаной машине, то, могу с тобой поспорить на миллион фунтов, она бы скорее переспала с мультяшными кретинами из “Луни-тьюнс”, чем с тобой!
Дино плотно сжимает губы и смотрит в окно.
Я просто говорю, продолжает Сти, вы там выбираете разных смазливых телок, типа всех этих Бейонсе, Анжелин и так далее, а какая-нибудь старушонка, которая плетется играть в бинго, — вот она, может, лет пятьдесят назад была гораздо смазливее их всех! Может, она была самой сексапильной красоткой на свете! А кроме нее, вдобавок, еще было множество красоток, которые давно умерли. Ну, за всю-то историю было, наверное, несколько миллионов потрясных девиц! А мы уже никогда не узнаем, как они выглядели.
