Александр Беатов - Время дня: ночь
Вместо этого Людочка вскочила с постели, сбросив с себя одеяло, но опомнившись, что оказалась перед своим наставником в одном нижнем белье, схватила назад одеяло и, прикрываясь им, тихо прошептала:
— Я сейчас… Я иду…
Саша вышел из комнаты, потрясённый действием первого пришедшего ему на ум приёма, выхваченного из прочитанной книги.
"Я, ведь, использовал трюк!" — подумал он. — "Это — нехорошо… Ведь я добился цели, того, что хотел. Я подавил право на свободу, применив приём, работающий на подсознательном уровне…"
"Нет… Я больше не буду так поступать с другими…" — подумал он, переворачиваясь на другой бок и подкладывая другой локоть под голову. — "Потому что не хотел бы, чтобы так поступали со мной… Но зато теперь я буду знать, когда другие используют эти трюки в своих целях… И хотя в книге той сказано, будто это — не набор трюков, а "новый и целостный образ жизни и поведения", мне такой стиль поведения неприятен… Не напрягай меня напрасно, — скажу я такому "трюкачу", что начнёт со мной игру по Карнеги, — Я не собираюсь гадать, "целостный" ли то у тебя "новый образ жизни" или тебе просто от меня что-то нужно… А скажи, друг, прямо: что так и что не так… "
Во время завтрака, действительно, пришла молодая красивая девушка, с полной корзиной овощей для пани Ванды, одетая в лёгкое красное платье. Анатолий воспользовался случаем и удалился к своим книгам: времени до предстоящих экзаменов оставалось не очень много. А Саша, в сопровождении двух молодых дам вышел из дому.
Девушку звали тоже Олей!
"Сколько же Олей кругом!" — подумал Саша. — "Только я, упрямый козёл, влюблён в одну…"
И новая Оля чем-то Саше не понравилась. Как ему показалось, несмотря на усталость, она неестественно и постоянно улыбалась, будто бы следовала руководству Карнеги, в котором он призывал: "Улыбайтесь — и вы расположите к себе вашего собеседника". Будто бы через силу, по обязанности, и, наверное, как и Саша в этом путешествии, она выполняла чьё-то поручение, может быть, считая его своим "христианским долгом" — показать двум москвичам-бездельникам свой город.
Оля была русская. Говорила по-русски очень правильно, с литовским акцентом. Её отец был каким-то советским военным должностным лицом. Она родилась в Литве, закончила школу, медицинское училище, недавно поступила работать в госпиталь, где часто дежурила по ночам, познакомилась с верующей молодёжью, сама уверовала, вступила с родителями в конфликт, ушла из дома…
Они доехали на автобусе до центра города.
— Я поведу вас в музей Чюрлёниса! — объявила девушка. — Это мой любимый художник!
И Саша заметил, что улыбка, на её лице, будто, стёрла всю усталость, с которой она пришла в дом пани Ванды.
— "Я поведу тебя в музей, сказала мне сестра," — съехидничала Людочка, процитировав советского поэта, из детского школьного учебника, когда Оля прошла вперёд по тротуару несколько шагов и не могла её услышать.
— А что это за музей? — поинтересовался Саша, догоняя Ольгу и не обращая внимания на Люду.
— Ты не знаешь?! — удивилась девушка. — Это известный литовский художник.
Хотя Саша, как и Люда, не любил никаких музеев, тем не менее, полагаясь на своего гида, он последовал за Олей.
Они вышли на площадь, где перед зданием музея возвышалась современная конструкция, из бетона, с колоколами разных размеров.
— Эти колокола подсоединены к клавишам, — стала объяснять Оля. — И на них исполняют музыку Чюрлёниса, которую он специально написал для колоколов.
— Ты же сказала, что он — художник! — Люда совершенно не испытывала желания идти в музей. Да и Оля ей не нравилась из-за какой-то бессознательной женской ревности.
— Да! — Оля как-то высокомерно взглянула на неё, будто бы чувствуя перед собою слабую соперницу. — Чюрлёнис есть художник в самом широком смысле.
Они вошли в необычное современное здание… Посетителей было достаточно много. Молодые люди поднялись по лестнице, стали ходить по залам, с полотнами картин. В какой-то боковой комнате Люда увидела людей, с наушниками на головах и спросила, что они слушают.
— Как что! Они музыку Чюрлёниса слушают, — объяснила Оля.
— Ну, тогда я тоже пойду послушаю…
Людочка шагнула в сторону.
— Людочка! — обратился ей вслед Саша. — Ты только не потеряй нас!
— В случае чего, встретимся у входа! — добавила Оля громко, так, чтобы девушка их услышала.
Люда как-то поворотила на бок голову, ничего не ответила и вошла в комнату-студию…
— А это полотно Чюрлёниса — самое загадочное! — заметила Оля, указывая на одну из картин, когда они с Сашей вошли в следующий зал. — Смотри! Видишь: под гребнем волны — инициалы художника, едва различимые…
— Да… — Саша всмотрелся в картину и действительно сумел различить две буквы.
— Ведь Чюрлёнис утонул… Точнее, он сам утопился…
— Правда? Почему?
— Многие великие люди умирают раньше времени или кончают собой, разве ты не знаешь?
Саше не понравилось такое обобщение. Но спорить он не стал, чувствуя своё невежество в области искусства, истории и культуры вообще, к которым он тянулся, но, как ему казалось, пока вместить и разложить по полкам своего сознания был не в состоянии.
— Мне кажется, — продолжала девушка, — Он предчувствовал это… Он очень любил море… Видишь, — она обвела взглядом зал, — Как много картин посвящённых морю! У него есть даже симфония. Называется "Поэма Моря". Он, как бы, растворил своё творчество и самого себя в море… Представляешь? Сначала растворился духовно, а потом и физически…
Они ещё долго бродили по музею, переходя из зала в зал. Где-то внизу, у выхода, Оля купила пластинку с "Поэмой Моря" и "Поэмой Леса".
— Это тебе! — сказала она протягивая Саше конверт с пластинкой…
Вспомнив о Людочке, они вернулись в комнату-студию. Но девушки там не было. Они начали её всюду искать, пока не догадались снова спуститься вниз, к выходу. Но и там её не было. Они ещё прождали её некоторое время. Саша снова обошёл все залы музея, вернулся к Оле.
— Наверное, она давно вернулась в пани Ванде, — предположила Оля.
— Я не знаю… — Саша, действительно, не мог понять, что случилось. — Она очень взбалмошная. Иногда на неё что-то находит такое…
— А кто она тебе? — Оля пристально посмотрела Саше в глаза. — По вам не видно, что вы — влюблённые.
Саша улыбнулся.
— Я — её крёстный отец. — Ты знаешь, кто такой Санитар?
— Нет…
Саша был удивлён. Он подумал, что Анатолий и пани Ванда должны были контактировать только с теми, кто так или иначе был связан с Санитаром. И если это не так, то почему они не предупредили его, что с Ольгой следует быть осторожным, не говорить обо всём, или, по крайней мере, о Санитаре.
"Или здесь, в Литве," — думал Саша, — "Такие предосторожности излишни, а может быть даже вовсе не нужны?.."
Саша задумался, молча смотрел через площадь, на здание Радиозавода…
"И тут тоже Завод… — будто бы помимо своей воли и, как бы, с юмором продолжал он размышлять. — "Если он и тут тоже…. тадыть нужна конспирация… Иначе дядя Коля перебьёт кайлом ноги… А если, наоборот, она тут не нужна, то и там тоже — не обязательна… Зачем же она нужна ему, Санитару?..
— Кто же он такой, этот Санитар? — переспросила Оля, отрывая Сашу от мыслей.
— Он послал меня с Людочкой в эту поездку, чтобы я показал ей, как живут верующие христиане на Западе, чтобы это на неё подействовало и чтобы она побыстрее выбросила из своей головы дурь. Она, ведь, только недавно обратилась.
— А ты? Ты — давно?
— Как сказать? — Саша задумался. — Немного больше года, если считать формальное воцерковление.
— Ты знаешь, тут в одном селе, — вдруг как-то возбуждённо начала говорить Оля. — Одной женщине является Богородица. Её пытались лечить. Держали на лекарствах в психиатрической больнице, но когда выпускали, то Богородица снова ей являлась. Там, у себя дома, в одном хуторе, она такой алтарь сделала. К ней люди едут со всех концов Литвы. И власти ничего не могут поделать. Хочешь, съездим туда?
Девушка выпалила всё это на одном дыхании. Глаза её горели каким-то блеском, стали совсем другими, нежели были утром.
— Хорошо… Только как же быть с Людой?
— Ничего с ней не будет! Тут всего-то один автобус до пани Ванды. Она, наверное, уже давно там! — И подхватив Сашу под руку, девушка потащила Сашу куда-то через площадь, к автобусной остановке.
Они вышли на конечной остановке, у самой черты города, направились по шоссе, пробуя остановить попутную машину. Очень скоро их "подхватил" какой-то пожилой литовец, на "Жигулях". Оказавшись в автомобиле, Оля что-то спросила у него по-литовски, о чём-то поговорила, по всей видимости, ради приличия.
Они сидели сзади. Теперь, благодаря "балласту", состоявшему из двух пассажиров — Сашки и Ольги — автомобиль, набрав приличную скорость, хорошо держался на трассе.
