Ян Отченашек - Хромой Орфей
Он с беспокойством заметил, что Коцек внимательно изучает карту и поглядывает на местность внизу. Города и местечки, деревушки, изогнутая полоска реки, шоссе и черные пятна лесов - когда-то на нас набросятся преследователи? - горы, он глянул вниз, - под крыльями косматые хребты и глубокие борозды долин...
Павел посмотрел на часы: тревога длилась уже почти два часа, зенитки стыдливо молчали, гул канонады уступил место свисту пронизывающего ветра. Тоска.
- Где мы летим? - крикнул Войта в микрофон.
Голова в шерстяной шапочке не повернулась.
- Я сам хотел бы знать, - раздалось в наушниках. - Летим правильно, направление я держу, но приземляться нельзя, там, внизу, наверняка они... Впереди препаскудная погода, но горючего у нас еще полбака. Холодно, а? Возьми-ка управление, у меня руки замерзли, я буду следить... Вот так, а теперь прибавь газу и бери штурвал на себя... Хорошо!
Наконец-то сирены завыли отбой, и, прежде чем они умолкли, по полю рассыпались темные фигурки.
- Пошли, - сказал Богоуш. - Я замерз, как цуцик.
Они вышли из туннеля. Павел почти бежал, чтобы согреться, он чувствовал, что в носу у него при дыхании слипаются волоски. За ним спешил Леош казалось, стоит ему топнуть поэнергичней, его головка отскочит от тела. Последним семенил Бацилла, сопя, как упитанный конь с пивоварни.
Перед главными воротами, распахнутыми настежь, они замедлили шаг.
- Мать честная! - бледнея, воскликнул, Леош. - Они уже здесь! Я с утра предчувствовал... Ребята, я туда не пойду...
- Заткнись, осел, - грубо оборвал его кто-то. - Уж не из-за твоих ли сверл они приперлись сюда? Похоже, будет поголовная проверка.
Держась в толпе, они медленно двигались к проходной, напустив на себя самый безразличный вид. Сквозь густую толпу к воротам подъезжали черные «мерседесы» - один, другой, третий. Раздраженный рев клаксонов раздвигал толпу, суматоха, толкотня, неподвижные лица за стеклами автомобилей. Рабочие знали эти машины - поражало их количество. Видно, произошло что-то серьезное, тем более что за черными «мерседесами» последовали три крытых брезентом грузовика: солдаты! Наверно, оперативный отряд, черт их знает! Мундиры, автоматы, в полутьме под брезентом - восковые лица, как у манекенов. Мурашки бегают по спине, по животу, всюду. Ревут клаксоны, ревут остервенелые веркшуцы в воротах. С дороги, с дороги! Чего глазеете, как бараны? Вот свирепое лицо с заячьей губой. Уж не спятил ли?
Стало известно, что эта апокалиптическая процессия автомобилей, минуя цехи, направилась к главному ангару и на аэродром. Как обычно, непостижимая паника ширилась, расходилась кругами. Шаги, телефонные звонки, беготня, взгляды, слухи и догадки передавались из уст в уста, нарастали, противоречили друг другу, исключали одна другую, но внешне царило выжидательное спокойствие, грохотали пневматические молотки, жужжали сверла. Что-то случилось, что-то чрезвычайное, и это «что-то» как бы висело в пыльном воздухе фюзеляжного цеха, в смраде клозетов, проявлялось в муравьиной суете веркшуцев, толкавшихся в цехах с таким видом, словно они пришли на похороны, и упорно не поддававшихся на попытки «разговорить» их. «Видать, сели в лужу!» - усмехнулся Мелихар. «Негодяи!» - сквозит в походке Каутце, который с видом мстительного божка быстро проходит по цеху; заметно это и на флегматичной с виду физиономии Мертвяка, который с верностью служки тащится вслед за своим чиновным преподобием; и в появлении редкого гостя - немецкого директора завода, в грозном поблескивании его очков и свастики на лацкане пиджака. Немцы явно изумлены, испуганы и обозлены чем-то неслыханным, от чего захватывает дыхание. «Das ist nicht moglich!..» [72]
Отголоски этих скрытых и потому еще более страшных обстоятельств отразились и на Даламанеке. Весь обмякший, как куль с овсом, он сидел на стуле, стараясь быть незаметным.
- Чтобы никто не уходил с участка, ребята! Вкалывайте, прошу вас! А где Машек? И Файрайзл? Пошли в клозет? Сейчас же вернуть их!
Развевая полы рабочего халата, он помчался в контору и тотчас же вернулся обратно.
- Будет проверка! Всем взять инструменты в руки! И тихо, никаких разговоров. Вкалывать! Кто смылся? Что-о? Ах, сукины дети! Я же предупреждал. Не стану их покрывать, у меня семья!
Войта снял перчатки - прошлой зимой их связала мама, распустив шерстяной свитер покойного архитектора, - и подышал на окоченевшие пальцы. Два часа двадцать минут чистого полета. Шестьсот пятьдесят, а то и семьсот километров, впрочем, может быть, и меньше. Скорей всего они уже перелетели линию фронта и внизу, под толстым слоем туч, иной мир. А может быть... Полутьма и снова тряска, больно кольнуло в ушах. Войта раскрыл рот, сделал глотательное движение, зажал нос, глубоко вздохнул. Он заметил, что концы крыльев прогибаются, и вдруг замер в испуге: на мгновение в просвете туч - совсем близко под ними - мелькнул скалистый утес...
Секунды, минуты - грозные, как судьба. По заводу разнеслась весть, что в ангаре и на аэродроме арестовывают рабочих: чехов и даже немцев. Десять, двадцать человек под дулами автоматов повели к грузовикам, солдаты пинками загоняли туда новых и новых арестантов. Ребята из малярки заметили среди них и немца Хюбша. Пожилой мастер даже не успел сполоснуть измазанные в масле руки о майн готт! - он шел, подгоняемый окриками и ударами прикладов, ничего не понимая. Майн готт!
Оперативный отряд оцепил ангары, аэродром, закрыл все выходы с завода, слышался рев автомобилей и отрывистые приказы, среди гестаповцев и заводского начальства слонялись немецкие летчики; им давно бы пора стартовать, если бы не такое неслыханное осложнение: одному из них не хватило самолета! Скандал! Переполох!
Откуда-то появился Мелихар с таинственной усмешкой на буграстом лице. Гонза нетерпеливо наклонился к нему. Бригадир поднял глаза и нахмурил запыленные брови: рядом несколько знакомых, которые могли слышать разговор, Гиян, Падевет и старый Марейда, - но это свои люди.
- М-да, - проворчал Мелихар и почесал небритый подбородок.- Двое парней из ангара сели в машину и смылись. Во время налета. Все рассчитали!
Он произнес это безразличным тоном, без нотки восхищения, но и без раздражения, и, поморгав, поглядел на окружающих.
- Молодцы! - в восторге воскликнул Гонза. - И все удалось?
- Откуда мне знать? - Мелихар пожал плечами. - Только бы не похватали из-за этого многих других, черт побери! - добавил он.
- Да, уж не дай бог! - проворчал старый Марейда, замахал длинными руками и сплюнул на пыльный пол. - Мальчишество, хулиганство! И к чему? Какой от этого толк?
Все знали этого неутомимого работягу: былой страх безработицы въелся в него до мозга костей. И все-таки Гиян не сдержался:
- Чего зря мелешь языком, шкура! Не иначе, хочешь получить на старости лет орден от Адольфа. На твоем месте я бы позаботился покрыть крышей халупу, пока все не пошло прахом!
- Молчи, сосунок, - ощетинился старик. - Ты еще за подол держался, когда я... Чего рыпаетесь? Хотите опять остаться без работы? Попомнишь мои слова, когда будешь торчать у ворот да подтягивать штаны, дождетесь!
- Заткнитесь! - грубовато прикрикнул на них Мелихар и вдруг добавил совсем спокойно: - Одного из них вы знаете, он работал тут, на крыльях.
Мелихар помолчал и назвал фамилию. Все были ошеломлены. Да может ли это быть! Кто бы мог ждать от этого губошлепа! Каков стервец! Вот уж выкинул штучку. А почему? Ты знаешь? Помнится, он был женат?
- С чего ему вздумалось удирать? Одурел, что ли?
- Верно, женат! - Гиян хлопнул себя по лбу. - Факт! Мы с Франтой Падеветом были у него на свадьбе. Невеста - красотка и, говорят, из благородных. Мы там торчали, как ослы в цветнике, ей-богу! Чудная какая-то была свадьба.
- Разойдитесь, ради бога, ребята! - Это был Даламанек. Он умоляюще всплеснул руками. - Не дурите, ради бога, сюда уже идут. Сверла в руки, и ни гугу!
Три часа полета. Дело плохо, понял Войта, когда Коцек обернулся к нему. Впервые он прочел на его лице нечто похожее на тревогу. Коцек жестом показал на грязную кашу облаков и снова отвернулся, даже не улыбнувшись. Все ясно: надо приземляться во что бы то ни стало, пока есть горючее, - считаться с видимостью не приходится.
Еще несколько бесконечных минут они болтались на ветру, погруженные в облака, - крутом ни зги, только тучи и ветер, ветер и тучи. Потом Войта почувствовал, что самолет наклонился носом к земле и стал неудержимо спускаться.
У Гонзы голова шла кругом: невероятно, ошеломительно, и это Войта! твердил он себе, стоя со сверлом в руке. - Извини меня, старик, я-то думал, что твоя спокойная отвага попросту плод слабого воображения. Ах я идиот! Видимо, уж таков мой удел - сомневаться во всех и вся.
Сзади кто-то толкнул Гонзу в спину, он услышал свой голос, выкрикнувший свое собственное имя, и тут же осознал, что смотрит в лицо Мертвяку. Тусклые глаза на мгновение задержались на нем: мы знакомы, говорили ему эти глаза, всегда вызывавшие у Гонзы легкое содрогание. Сейчас этого ощущения не было. Гонза ответил пристальным взглядом. Лети, лети, старик, ты замечательный парень, извини меня за все, я набитый дурак с аттестатом, Мелихар прав. Я жалкая вошь. Знал бы ты, как они тут бесятся! Лети, лети, подальше от этого борделя.
