Джойс Оутс - Делай со мной что захочешь
— В главном Гильда права, — сказал кто-то, — но если исповедовать такую точку зрения, то станешь нигилистом… а молодежь нынче, Гильда, молодежь и черные — они, знаете ли, нуждаются нынче в вере, а не в нигилизме. Что вы на это скажете? Мистер Моррисси, я прав?
Джек передернул плечами. Ему казалось поразительным, что эта маленькая брюнетка, чья-то жена, вот так, у всех на глазах, прильнула к нему, чуть не обнимает его.
— Надо было их всех хорошенечко встряхнуть! — сказала она. — Подложить несколько бомбочек — я это серьезно, абсолютно серьезно… Да, конечно, людям нужна вера, но будем же реалистами. Когда сам закон — сплошное издевательство, вы просто вынуждены издеваться над ним. Разве я не права, Джек? Вот теперь, когда вы оглядываетесь назад, теперь, когда вы видите, как отвратительно обошлись с вашим клиентом, — что вы думаете?
— Это мое дело, — грубовато отрезал Джек.
— Да, конечно, это его дело, — тотчас встряла другая дама. — Что вы, черт бы вас побрал, Гильда, творите? Вы же, сами того не понимая, возможно, задаете ему какой-то противозаконный вопрос… ведь будет же апелляция… а, кажется, есть такие вещи, за которые могут привлечь к ответу, обвинив в неуважении к суду? Я имею в виду — некоторые вопросы личного характера?..
— Слишком много в нашем обществе всяких мерзких, антигуманных правил, с помощью которых людям затыкают рот! — воскликнула Гильда.
Джек смотрел поверх ее головы на заполнявшую комнату толпу. Какие все здесь красивые, как красиво одеты. «Что — действительность, а что — галлюцинация?» — мелькнула у него мысль. Женщина, которую он любил, умерла или как бы умерла, а вот он живет. Она была красавицей, но есть на свете и другие красивые женщины — собственно, несколько красавиц находились сейчас перед ним, — а дама, стоявшая рядом и спорившая так горячо, так пылко, держалась с ним совсем запросто, близкая приятельница — да и только. У него мелькнула мысль, что можно сунуть ее под мышку и унести… Она снова сжала его руку и объявила, что, по ее мнению, он чертовски правильно поступил, придя сюда сегодня, появившись среди всех этих лицемеров.
Джек не без тревоги взглянул вниз, на нее. Сверкнули драгоценности, а может быть, ее сердитые глаза, — Джек смутился. Ему хотелось сказать ей: «Я вам признателен, вы очень красивы, да, но с одной такой я уже попробовал завести роман, и это чуть не убило меня…»
И Джек удрал. Он вышел в коридор. Там тоже стояли люди со стаканами в руках; на стенах висели странные произведения искусства — полотна, словно сочившиеся краской, сооружения из проволоки, какая-то трехмерная штука, нечто вроде первой полосы газеты… заголовок гласил: «30 тысяч погибло под приливной волной». Джек допил содержимое своего стакана. Тут он увидел, что к нему направляется хозяин с молодой женщиной в красном брючном костюме — спереди костюм был разрезан до пояса и соединен серебряными скрепами. Джек сделал вид, что не заметил приближающегося хозяина, и, резко повернувшись, направился к кухне.
Он толкнул качающиеся резные двери. Здесь тоже царила суета, только люди здесь были заняты домашними, вполне определенными делами: черная прислуга вытаскивала противень из духовки, а другая черная женщина перекладывала с него печенье на блюдо — быстро брала и опускала, так как печенье было горячее. Обе испуганно уставились на Джека. Должно быть, он показался им опасным.
К Джеку подскочил черный слуга.
— Не желаете ли еще выпить, сэр? — спросил он.
— Конечно, — сказал Джек, протягивая ему пустой стакан.
Джек прошел мимо женщин — осторожно, чтобы не запачкаться, — и очутился в малой столовой. Это была на редкость красивая, современная комната в золотых, коричневых и зеленых тонах. Стол был круглый, достаточно большой, в центре стояла корзина с фруктами, а над ним висела чугунная люстра в псевдоколониальном американском стиле и, однако же, вполне современная. Но здесь прежде всего в глаза бросалась огромная стеклянная дверь, выходившая на очаровательную зеленую лужайку и поле для гольфа за ней… Джек смотрел во все глаза. Глядя на этот вид, трудно было сказать, где ты находишься — в городе или в деревне… в настоящем или в прошлом…
Кто-то подал Джеку стакан с чем-то. Он взял, даже не взглянув.
Вот она — огромная стеклянная дверь. А за нею — вечнозеленая лужайка, которую топтал его отец… но вечнозеленая лужайка выжила — собственно, выглядела она как нельзя более зеленой; она пережила отца Джека, равно как и его жертву — Стелина. Переживет она, наверное, и самого Джека. Джек потягивал виски, разглядывая дверную раму и затянутую туманом лужайку, и широкий, далекий простор поля для гольфа. Тогда ведь было зимнее утро, а не летний вечер — свет, очевидно, был другой.
Стейнер говорил:
— …право же, я ценю то, что вы и ваша супруга смогли прийти ко мне, я ведь знаю, как вы заняты…
Джек выпил все до капли.
— Нет человека, который не готов был бы расщедриться, чтобы Меред мог подать апелляцию, — продолжал Стейнер таким тоном, словно Джек страстно желал об этом услышать. — Думается, все кончится благополучно — несмотря на Куто, и газеты, и всех прочих… думается, мы спасем нашу страну…
— Вот как, — сказал Джек. Он внимательно обследовал пол у окна. Гладкая темно-коричневая плитка, надраенная до блеска. Пол выглядел ухоженным. Внезапно Джек вспомнил чье-то показание: «Он стоял у двери, прижавшись к стеклу, лицо его сплющилось о стекло, мы до того испугались…»
— Что-нибудь не так? — осведомился Стейнер.
Джек прикрыл глаза и, казалось, увидел его там -
человек в пальто стоял, прижавшись лицом к стеклу. В руке у него, очевидно, был револьвер, но он еще не целился. А потом прицелился. Интересно, подумал Джек, где стоял Стелин, — может быть, тут, где он стоит. Потом он попятился и упал. И умер.
— …что-нибудь не так, мистер Моррисси?
Джек заметил, что на него смотрят — кухонная прислуга, Стейнеры, кто-то из гостей.
— Здесь однажды произошло убийство, — сказал Джек. — Вы об этом знали?
— Что произошло? — переспросил Стейнер.
— Убийство, — повторил Джек. — Неужели вам не сказали, когда продавали дом?
— Что? Боюсь, я не… — начал Стейнер. Но произнес он это каким-то виноватым тоном, будто все знал, только стыдился в этом признаться. Он рассмеялся и протянул руку, как бы намереваясь взять под руку Джека, увести его назад, к гостям. — Тут есть один человек, который очень хочет познакомиться с вами…
— Здесь когда-то убили человека — примерно на том месте, где я сейчас стою, — ровным тоном продолжал Джек. — В него было сделано несколько выстрелов. Он умер. Наверно, было много крови… хотя сейчас не заметно ни пятнышка… а может быть, тут настелили новый пол, чтобы скрыть пятна. Ведь пятно-то могло быть размером с человека. — Джек посмотрел вниз, себе под ноги, и отпрянул, словно ему показалось, что он действительно стоит на чем-то. Миссис Стейнер нервически рассмеялась и сказала что-то насчет своей приятельницы, которая жаждет познакомиться с Джеком, но очень спешит: через десять минут она должна уехать, чтобы попасть на самолет… так не хотел ли бы Джек?.. Джек поднял взгляд и впервые увидел ее — хорошенькая хрупкая перепуганная женщина почти такого же роста, как миссис Стелин, в фиолетовом брючном костюме, с несколькими нитками жемчуга на шее.
— Пригласите сюда гостей, — сказал Джек. — Ваши гости будут потрясены, узнав, что кто-то здесь умер: это даст пищу для разговоров. Здесь, на Фейруэй-драйв, не на каждой кухне такое случается, верно? Ваши гости будут в восторге, особенно женщины.
— Это не предмет для развлечения, — обозлившись, сказал Стейнер.
— Нет, — согласился с ним Джек. — Но женщины такое любят.
Тут подошла Рэйчел и взяла его за локоть.
— Джек, Джек… — с несчастным видом сказала она. Он сдался на ее уговоры, сложил оружие, понимая, что бесполезно противиться; к тому же его начало подташнивать. Она провела его через кухню, вышла с ним в коридор, где толпился народ, — люди стояли группками, такие славные, интеллигентные, взволнованные, полные сочувствия!
И некоторые узнавали его, казалось, хотели что-то ему сказать, но не успевали, поэтому лишь сочувственно улыбались, чтобы он знал, что они знают, они понимают, они очень-очень сочувствуют. Маленькая брюнеточка заметила его, помахала, произнесла его имя или издала какое-то короткое восклицание своими красивыми губками, но Джек не услышал и продолжал идти, и вот они уже на улице, в безопасности, и Рэйчел бормочет:
— Черт бы тебя подрал, что ты со мной делаешь? Что ты делаешь с нами обоими? Черт бы тебя подрал, черт бы тебя подрал…
Еще полмили они шли до проржавленного «понтиака» Моррисси. Вечерело. Рэйчел говорила:
— Ты же проигрывал и другие дела и ни разу не рухнул. Зачем сейчас-то ты так себя ведешь? Ты хочешь что, совсем рассыпаться, уничтожить себя… и тем самым уничтожить меня?..