Хаймито Додерер - Избранное
Пер. с нем. Л. Лунгиной.
Семь вариаций на тему Иоганна Петера Хебеля (1760–1826)
ТЕМА
Как-то раз, когда наш знакомец с Рейна проходил в обществе доктора из Брасенгейма мимо кладбища, тот, указав на свежую могилу, заметил:
— Вот и Зельбигер тоже ускользнул от моих забот и обрел это последнее пристанище стараниями своих приятелей.
В трактире, где бражничали канцеляристы, разгорелся яростный спор, и один из собутыльников, стукнув кулаком по столу, воскликнул:
— И все-таки их не существует! Я разумею привидений и прочих призраков. А те из вас, кои дадут себя запугать, — продолжал он, — глупые бабы, да и только.
Тут его товарищ, писарь, решил поймать спорщика на слове и сказал, обращаясь к нему:
— Послушай-ка, счетовод, не много ли ты на себя берешь? Бьюсь об заклад на полдюжины бургундского, что смогу напугать тебя до смерти, хоть и заранее уведомлю о своем намерении.
Счетовод согласился, сказав: «По рукам!»
Вслед за тем писарь отправился к лекарю.
— Господин хирург, если вам попадется покойник, у которого вы могли бы отсечь руку по локоть, то благоволите сообщить мне об этом.
Некоторое время спустя лекарь пришел к писарю.
— Нам доставили труп самоубийцы, — сказал он. — Покойник был решетником. Мельник выловил его у запруды. — И он протянул писарю отрубленную руку.
— Ну как, счетовод, ты по-прежнему упорствуешь в своем утверждении, будто призраков не существует?
— Разумеется, не существует, — ответствовал тот.
Тогда писарь тайно прокрался в каморку счетовода и спрятался под его кроватью. А когда счетовод улегся в постель и заснул, писарь провел по его лицу своей теплой рукой. Счетовод проснулся и так как он в самом деле был человеком разумным и храбрым, то сказал:
— Что это за дурацкие проделки? Ты хочешь во что бы то ни стало выиграть наш спор? Ужель ты мнишь, будто я сего не понимаю?
Писарь не проронил ни слова в ответ, но, когда счетовод снова заснул, писарь вдругорядь провел своей рукой по его липу. Тогда счетовод сказал:
— Ну, знаешь, будет! Коль я схвачу тебя за руку, тебе несдобровать. — И третий раз медленно провел писарь рукой по лицу счетовода, а когда тот уже готов был его схватить и хотел было воскликнуть: «Вот ты и попался!», у него в руках оказалась ледяная, обрубленная по локоть рука утопленника, и леденящий, смертельный страх заполз счетоводу в самое сердце, поразил всю его живую плоть. Когда же он очнулся и пришел в себя, то произнес слабым голосом:
— Сколь ни прискорбно это, но вы выиграли наш спор.
Писарь рассмеялся и ответил:
— В воскресенье разопьем полдюжины бургундского!
Однако счетовод возразил ему:
— Мне уже его никогда не пивать.
Коротко говоря, на другое утро у него поднялся жар, а неделю спустя он был уже трупом.
— Вчера спозаранку, — сказал доктор нашему знакомцу, — его отнесли на кладбище, и он покоится в той самой могиле, на которую я вам давеча указал.
(Из календаря «Рейнский домашний друг», год 1814, «Смерть от страха».)
ВАРИАЦИЯ I
Разговор в трактире: существуют ли привидения или там призраки?
— Чушь все это, сказки. И всякий, кого удастся этим напугать, — глупая старая баба, да и только.
Вдруг одному из собутыльников, до той поры молча слушавшему спор, пришла на ум одна затея, которая показалась ему столь забавной, что он едва смог сдержать свой восторг. Великолепно!.. Ну, подождите!..
— Бьюсь об заклад, коллега, что ты у меня задрожишь от страха как осиновый лист, причем еще нынче ночью, хоть я тебя и предупреждаю об этом заранее.
Тут же заключили пари на несколько бутылок вина, а потом тот, кто его предложил, отправился к своему приятелю, окружному врачу, вскрывавшему трупы, и раздобыл у него отсеченную по локоть руку самоубийцы, которого выловили у запруды. Через открытое окно — дело было летом — он быстро влез в комнату своего коллеги и юркнул под кровать, безмерно радуясь своей выдумке. Ждать пришлось долго, целую вечность, да и лежать под кроватью оказалось весьма неудобно. Будь это хоть спальня красивой женщины, тогда б еще куда ни шло, там есть на что поглядеть, а тут… Ну, наконец-то!.. Лестница скрипнула… Итак, момент настал!.. Он сжался в комочек и притаился. Вспыхнул свет, послышалось долгое откашливание… гх, гх… Что будет дальше? «Только бы ты не угодил мне в голову сапогом, любезнейший!» Снова стало темно, хозяин ощупью пробирался по комнате. Что-то скрипнуло это, конечно, кровать… Ну вот, уже и захрапел. Главное, не шуметь. Он осторожно высовывается из-под кровати, в левой руке у него мешок с рукой покойника, а правой он дотягивается до лица заснувшего приятеля и торопливо проводит по нему ладонью снизу вверх, задевая нос, и снова заползает под кровать.
— Болван, так тебе пари не выиграть!
«Молодец, неплохо, да ты храбрый парень! Что ж, повторим. Валяй, ругайся! А теперь в третий раз!»
— Ну, погоди, ты у меня дождешься! — раздается грозный голос с кровати.
«А теперь… подсуну-ка ему обрубок из мешка… Ха!.. Вот так. Тишина. Ну, каково? Никакого ответа… Что, сильно подействовало, да? Ну, хватит, пора кончать шутку!..»
Когда же он зажег свет и хотел было насладиться своей полной победой и уже собирался произнести заранее заготовленную фразу: «Не говори „гоп“, пока не перепрыгнешь», он увидел на смятой наволочке иссиня-бледное лицо своего приятеля, уставившегося в одну точку вытаращенными, немигающими глазами. И тут самого шутника продрал мороз по коже, ибо лежащий в постели не отшвырнул от себя холодный обрубок, а, наоборот, судорожно вцепился в него — тронутая тленом мертвая плоть с буро-красным срезом вокруг вылущенного локтевого сустава торчком стояла на подушке…
Несколько дней спустя напуганный скончался.
ВАРИАЦИЯ II
Разговор в трактире: существуют ли привидения или там призраки?
— Чушь все это, сказки. И всякий, кого удается этим напугать, — глупая старая баба, да и только.
— Бьюсь об заклад, коллега, что ты у меня задрожишь от страха как осиновый лист, причем еще нынче ночью, хоть я тебя и предупреждаю об этом заранее.
Тут же при свидетелях заключили пари на несколько бутылок вина. Тот малый, что начал спор, вскоре ушел, а другой спорщик остался с товарищами в трактире. Время бежит быстро, друзья выпивают, покуривают, разговор идет уже совсем о другом, перескакивая с темы на тему, бог знает о чем только не говорят… Ну, так… Наконец приходит он домой, еле держась на ногах от усталости, и заваливается спать. Несколько минут спустя мысли его начинают путаться, блекнут образы, и вот он уже готов погрузиться в сон, как вдруг чувствует какой-то слабый толчок, вслед за чем нечто гладкое и теплое слегка касается его щеки и скользит от подбородка к носу…
— Ах, браво, браво!.. Тут кто-то, кажется, вознамерился таким примитивнейшим способом выиграть спор и заграбастать сколько-то там бутылок вина?.. Нет, хитрюга, этот номер не пройдет! Даже если бы ты действовал куда искуснее, и то у тебя ничего бы не вышло!.. Эх, болван ты болван, разве так споры выигрывают?..
Но тот в ответ затаился и лежал, не шевелясь, видно, еще надеясь на что-то.
— Прекрати, черт возьми, мне это положительно надоело!.. Ах, ты опять!.. Ну, подожди!
Он приподнимается на кровати, тянет руки вниз, чтобы половчее схватить шутника, заранее предвкушая, как они завтра будут хохотать, пересказывая эту историю… Но тут вдруг под ним словно разверзается какая-то пустота, и темная комната проваливается туда на несколько метров, а он все падает и падает, судорожно сжимая ледяную мертвую руку. Он несется вместе с нею в темноту, а над ним безжалостно гаснут последние отлетающие искорки… В комнате вспыхивает свет, но как он призрачен и слаб в сравнении с теменью, которая была такой густой и вязкой… Да тут кто-то есть, и этот кто-то склоняется над ним и вырывает у него то, что он стискивает в руке…
— Слушай, ты! Да что с тобой?.. Это всего лишь шутка!.. Ну, погляди, я взял эту руку у прозектора в анатомическом театре… Я протянул тебе этот обрубок, и ты его схватил. Да очнись ты в конце концов!..
Ну конечно же, это его комната, а вот его коллега — все это он прекрасно понимает. И как раз когда он уже готов взять себя в руки, и когда он уже чуть ли не устыдился того, что так легко поддался испугу, и уже вроде бы вновь освоился с окружающей обстановкой, его вдруг охватывает величайшая немощь, с которой он решительно не может справиться, хотя и объясняет себе, что все это шутка и розыгрыш…
— Подай мне, пожалуйста, стакан воды. Она вот там, в кувшине, — говорит он, чтобы немного одолеть свое слабосилие и хоть что-то сказать. Свет в комнате кажется ему тусклым. Он вынужден снова откинуться на подушку, и он снова проваливается в темноту. Какая, однако, это все нелепость! Нелепость!.. Слово уносится вверх мерцающей искоркой и гаснет во мраке. Он снова приходит в чувство и твердит самому себе, что все обстоит так, мол, и так — пустота, бессмысленные звуки, и нет им отклика ни в жизни, ни в сердце, самую глубину которого просек холодный, мертвящий страх и затаился там, не подвластный здравому смыслу, жаждущему навести порядок в беспричинно смятенной душе, вернуть ее назад в привычную колею, но, увы, он жалок, слаб и убог. Зато страх, получивший богатую пищу, живет напряженной, интенсивной жизнью… Нет, ему никак не удается достичь той поворотной точки, которую необходимо достичь, чтобы остаться живым, той дергающейся пружинки, той оси, вокруг которой все должно сейчас повернуться, изменить направление, уйти из зоны страха назад в зону шутки, которая и есть не что иное, как действительность. Нет, на эту вершину ему так и не удается подняться, слишком скользок туда путь, да и захлопнулась дверь перед ним, не за что ухватиться, и вот он уже забывает о свободе выбора, о здравом смысле и круто поворачивается в сторону тьмы.
