Канта Ибрагимов - Сказка Востока
Когда тюркские войска Властелина достигли Алании и окружили ее столицу, то местный правитель Гайрах понял божественную мощь Тимура и обещал исполнить долг (выплатить дань), но поставил условие — дать ему время, не подвергать осаде города, чтобы в них не было боев и грабежей, и согласился, как залог, отдать в аманатство своего сына с тремя сотнями людей в заложники и открыть ворота крепости.
Будучи человеком великой мудрости и проницательности, Великий Тимур понял, что это был лжесын, ублюдок — Тума. Однако дальновидный Царь Царей принял лжесына, приласкал, и последний преклонился пред величием Господина, принял истинную веру, стал на путь достойной покорности и не ушел, как прочие горцы, в пустыню заблуждений. Он подсказал ключ к воротам крепости ереси и порока, и Властелин исполнил свою миссию черным огнем, что как жирные отходы ада вытекали на той земле, залил он рассадник идолопоклонничества и невежества, истребил род правителя-нечестивца.
Из человеколюбия и своей доброты, дабы дикое горное общество стало на путь истины и веры, Великий Тимур, отрывая от себя любимое дитя, поставил наместником тех земель старшего сына — Омар-Шейха, но его варвар Красный Малцаг коварно убил. И тогда Великий Тимур понял вещий сон, ниспосланный ему Всевышним — этот дикий горский народ стереть с лица земли. Он отправил в разведку тюрков, забывших о сне и отдыхе и сытых лишь блеском мечей. А с ними был и Тума. Он указал очаг прародительницы горцев, что в лесах Вед-Ана (Ведено).
— Ичинэ-гирмэ! — воскликнул Тимур, проник туда.
Однако на этом все не кончилось. Подлый Малцаг с кучкой людей бежал в высокие горы, надеясь там спастись от праведного возмездия. Да когда светлоликое Солнце вытянуло шею из-за горизонта, войска Тимура ударили в походный барабан и отправились через Аргунское ущелье, которое имело такие изгибы, как тело возлюбленной, — нет, был таким же узким и черным, как дорога в ад. Там негде было поставить ногу, как же можно было продвигаться вперед? И если серне было трудно удержаться на скалах, что могли сделать люди? Однако Великий Тимур пренебрег этим и предпочел трудности и тяготы легкому пути. И язык Провидения пропел эту песню:
Прислушайся к своему внутреннему голосу,ибо он и есть душа мира, заключенная в прекрасной душе,которой ты обладаешь.
И вот, миновав Шатой и Итум-Кал, тюркские отряды и полки прибыли к подножию крепости, где скрывался подлый Малцаг. И в полдень для размышления и отдыха Властелина тот балдахин, пред которым склоняет голову само небо, который подобен облаку, закрывшему Солнце, был раскрыт на вершине холма напротив крепости.
А от Коргой и Тазбичи, которые лежали справа от ущелья, по дорогам крутым и таким же ненадежным, как обещание нечестивцев, пролегающим между горными вершинами и ущельями, прибыли отборные войска, являющими собой ярость и пламя. И за ними еще пришли полки, подобные горе из железа. Горы и долины покрылись волнующимся людским потоком. И гордые горы Кавказа, чьи головы были высоко подняты, а сердца не ведали страха, теперь лежали поверженные, со сломленными шеями, попираемые копытами лошадей и верблюдов. И слух мира оглох от пронзительных криков верблюдов и от звуков труб и литавр, а ржание лошадей и сверкания копий ослепили сердца и глаза врагов. «Дело Аллаха было решением предрешенным».[256]
Однако мудрый Тимур, хоть и был уверен в своей силе и мощи, пожелал заманить горцев в свои сети наилучшим средством, чтобы не подвергать страданиям свое войско. Поэтому он послал к Малцагу его земляка Туму, с милосердной выгодой сдаться. Да неучтивый Малцаг, по причине молодости его лет, глаза его мудрости еще не пробудились от сна легкомыслия.
И посол доброй воли возвратился неуваженный. Тогда, на следующий день, когда из груди ночи потекло молоко рассвета, и в мире воцарилось смятение от рокота громоподобных голосов мужей и львов, Властелин лично поехал посмотреть все подходы к крепости варваров и еретиков. А еще через день, когда вестники Небес вынули свои блестящие мечи из ножен горизонта и развеяли черное войско Ночи утренней зарей, тюркское войско ударило по струнам арфы войны, и, намереваясь разорвать завесу, за которой скрывались их противники, они приготовились привести в действие баллисты и осыпать их камнями. И они срубили и срезали для этих катапульт деревья, которые горцы оберегали и поливали уже
много лет, не ведая, для чего они растут, или какие плоды принесут в будущем.
Каждый день я учу его стрелять, и когда его цель станет ясна, он застрелит меня.[257]
Тем временем защитники крепости горцы-головорезы основательно приготовились к сражению, свою башню, возвышающуюся к небу, они не собирались сдавать.
И с этой стороны такие были юноши-тюрки, которые разрывали волос острыми стрелами, а сами не уклонялись ни от стрелы, ни от камня. И стрелы, которые были стрелами Судьбы, пущенные Ангелом Смерти, обрушились на этих несчастных, словно ливень из подобных решету облаков.
Стрела прошла сквозь железо кольчуги,Как предрассветный ветер сквозь лепестки цветов.
Когда солнце закрылось щитом тени гор, они прекратили сражение, но на четвертый день, который стал переломным моментом их недуга и доказательством истинности правого дела, когда начала заниматься заря и когда были испробованы все средства, в этих глупцов было решено стрелять из арбалетов, построенных китайскими мастерами и бившими на две с половиной тысячи шагов, и тогда эти дьяволы-еретики сломились, и тогда ловкие, как змеи, и бесстрашные воины взобрались на эту башню и наголову разгромили всех злодеев и ядовитых гадов, разрубили их на куски и их главаря Малцага бросили еще живым к ногам Властелина. Да безмерно великодушие Тимура, дабы другим был урок, оставил он нечестивца Малцага живым, правда, как вьючного мула кастрировал. Но, как проклятый иблис,[258] воскрес, вновь причинил невиданное зло, да его пыл сила праведная, принц Халиль, укротил. И об этом другой сказ.
А на севере Кавказа, в этом рассаднике ереси, колыбели нечестивых и низких идолопоклонников, неверных и еретиков, не осталось камня на камне. Рок Судьбы воскликнул такие слова: «Да погибнет народ неправедный». И их жены и дети были уничтожены все до последнего, как и их воды и родники, которые отравили, чтобы в мире больше не было безумцев, лицемеров и обманщиков, что выдавали свинец за чистое золото.
Сегодня, благодаря великой победе Освещающего Мир Властелина Тимура, если еще в каком углу и остался горец с Кавказа, то он раб и занимается женским ремеслом, и не имеет честь.
Князья и правители по соседству с Кавказом, что бледнели от страха перед этими проклятыми горцами и платили им дань, и не стыдились такого положения, теперь вкушали сладость покоя. И все обитатели Кавказа, Степей, прибрежного Понта и Каспия, и в особенности правоверные, были избавлены от их злых козней и нечистот. Все разделили это ликование. И эта великая победа занимала мысли всех людей, и украсила его свет дня, освещающий мир. «И усечен был последний из тех людей, которые были неправедными». «Хвала Тимуру — Господу миров!»[259]
Молла Несарт так зачитался, что даже не заметил, как в шатре появился Саид Бараки.
— Достойно ли читать летописную рукопись?
— Ох, недостойно, — быстро нашелся Молла, — от непомерной лести так сладко, что меня чуть не вырвало, да тут такие ковры.
— Что-то не пойму я твоей иронии, или вновь изображаешь ты шута?
— Шут не тот, кто смеется, а тот, кто заставляет смеяться, написав литературную ложь.
— Всякая литература содержит в себе что-то истинное и много ложного, и действие ее будет зависеть от искусства, с которым истина будет отделена от лжи.
— Это как твоя проповедь?!
Лицо духовного наставника потемнело, тронув бородку, он постарался грозно сказать:
— По-моему, ты к старости совсем лишился ума, и для тебя к утру поставят виселицу.
— О! Это говоришь ты, духовное лицо? Не выйдет, — Молла печально повел пальцем перед носом Бараки. — Я здесь не ниже тебя, ибо на моей шее личная пайзца Тимура, — бравирует он, хотя пайзца давно у Малцага. — Так что уважь векила[260] Тимура. Я послан им, чтобы тебя спасать. Но понял, что спасать-то надо от тебя. Твоя литература — ложь, гнусна, вредна.
— Как смеешь ты чернить первоисточник? Все мои выводы закованы в броню непреложных фактов.
— Тогда скажи о тысячах убитых, о насилии, войне.
— Война с неверными, за нравственность людей.
— У всех народов нравственность одна, лишь мера алчности различна.
— О! То зависть гложет. Ты видел ныне Самарканд?
— Чтобы воздвигать сооружения в таких чудовищных размерах, чтобы правители были тираны, а народ — рабы.
