Марк Барроуклифф - Говорящая собака

— Хотелось бы узнать о вас поподробнее, мистер Баркер, если позволите, — сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт, постукивая вновь обретенным кошельком по столу. Она не поблагодарила меня за возвращение находки, на что нельзя было не обратить внимания. Видимо, так проявлялась аристократическая сдержанность.

— Я, кхм… — А вообще-то, что я мог рассказать про себя? Кажется, люди моей профессии ее не особо интересовали.

— И об этой чудесной собаке по прозвищу Пучок.

Пучок часто задышал, улыбаясь ей широко и благожелательно.

— В самом деле, — сказал Пучок. — Собака и весельчак. И еще специализируюсь на возвращении вещей, но постиг и все остальные аспекты общего собачничества. Неравнодушен к холодному чаю и горячим макаронам.

— Я всем говорю, кто приходит ко мне в гости с собаками, что лучшее место, чтобы «сходить», — это розарий. Не стесняйтесь, будьте как дома.

— У меня уже есть дом, — заявил Пучок, с обожанием поглядывая на меня.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт сломала засохший побег герани и повертела его в пальцах. Я тут же вспомнил о маме. От нее всегда пахло духами «Полуночная герань».

Хозяйка дома напоминала мать еще по нескольким существенным признакам. Нет, конечно, двух одинаковых женщин не бывает, просто возникает похожий образ под неким общим углом зрения.

— Не будете ли вы столь любезны, разлить чай, мои глаза уже не те, что были раньше, — сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт Люси. — И какой же породы это великолепное создание?

— Имею честь называть себя гончим бошкенхаундом, — заявил Пучок.

Я повторил это название.

— А шкура у него совсем как у дворняги, — сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт, почесывая Пучка за ухом.

— Вы уверены?

— Вроде есть у него немного от эрдельтерьера, только шерсть чуть помягче, — заметила она.

— Мягче, чем у эрделя? — удивился Пучок, на которого эти слова, похоже, произвели сильное впечатление. — Да это же одна из самых мягкошерстных пород в мире. Я знаю одного. Мне лично знаком эрдель, который носит галстук и может даже смешать коктейль.

Атмосфера в оранжерее была какой-то воздушной, точно под куполом цирка. Воздушной до головокружения.

— Теперь ваша очередь, мистер Баркер, — сказала миссис Кэд-Боф. — Расскажите о себе.

— Что бы вы конкретно хотели узнать?

— Где вы достали эту чудную собаку? — спросила хозяйка оранжереи.

Пучок положил ей голову на колено.

— Вот здесь, пожалуйста, снимите напряжение, мышцу свело… Ах, да-да, именно там.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт со знанием дела почесывала собаку.

— О, мадам, — заюлил пес, — вы просто собачья фея. Интересно, так ли вы искусны в местах, где шерсть подлиннее.

Я думал, ее должно было интересовать, каким образом ко мне попал ее кошелек. Но поскольку она этого не спросила, я по собственному почину решил посвятить ее в детали.

— Все случилось несколько странно, в самом деле, — сказал я. — Человек, который украл у вас кошелек, сегодня появился в моей конторе и свалился замертво. У нас осталась вот эта собака и ваше портмоне.

— Никто не крал у меня кошелька, — возразила миссис Кэдуоллер-Бофорт с несколько озадаченным видом.

— Ах, вот оно как, — растерянно пробормотал я. — Так вас не обокрали?

— Что вы, совсем нет. Я ходила за пирожными в «Глэддинс и Парл», и ко мне подошел полисмен в штатском. Он сказал, что в последнее время участились случаи ограбления пожилых людей, ну я ему, естественно, не преминула заметить, что я не пожилая, а старая. Я древняя старуха и уже давно не причисляю себя к «пожилым». В самый раз для коновала! Я ему так и сказала: меня уже на том свете с фонарями ищут, а вы «пожилая»! Он объяснил, что я ношу в кошельке слишком много наличных и это может привлечь потенциальных преступников.

Я стал понимать, откуда ветер дует.

— И он предложил оказать мне услугу — забрать у меня кошелек, который столь притягателен для грабителей, и доставить его мне домой в целости и сохранности. Только потом я сообразила, что оставила в кошельке ключ от дома. Видимо, это ваш коллега поручил вам передать мне кошелек, я так понимаю?

— Нет, — ответил я. — Боюсь, что вы пали жертвой обмана. Это был мошенник.

Она уставилась на меня, выпучив глаза.

— Но… в таком случае, мистер Баркер, откуда я могу знать, что вы — не мошенник?

— Но я же вернул вам деньги, а не забрал, — заметил я, утверждая голую правду.

— И, что особенно важно, — подхватила она, — у вас собака. У этой собаки честные глаза. Такая не станет путаться с каким-нибудь преступником.

Пес признательно свесил голову набок.

— Честность — это мой девиз, мадам.

— На моем месте так поступил бы каждый, — смущенно ответил я и добавил: — Наверное.

— Может быть, вы пересчитаете деньги? — подала голос Люси.

— Перестаньте, — воздела руку старушка, словно запрещая произносить такие слова в своем присутствии. — Терпеть не могу речей о деньгах. Мой отец с детства внушил мне, что ни одна уважающая себя леди не отличит банковский чек от бумажки для папильотки, а джентльмен имеет дело с бухгалтерами только на скачках, но никак не при уплате налогов. Так что я не собираюсь обсуждать подобные вещи и опускаться до уровня торговки.

При последних словах глаза ее расширились, как у покупательницы, которой попался «пирожок Удачи» в универмаге «Фортнум и Мэсон».

— А какова, кстати, сумма налога на ваши земли? — спросил я. Не знаю, почему я решил, что имею право задать столь интимный вопрос.

— Десять процентов, хотя правительство отменило его пару лет назад, — ответила она.

— Это не ставочный налог? — уточнила Люси.

— Он был чудовищно несправедливый, это я знаю точно, — сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. — Кстати, как там сосиски?

— Вот, в самом деле, вопрос не в бровь, а в глаз! — воодушевился пес.

Словно по сигналу, появилась девица с каменным лицом и такими же формами. Она возникла, точно современная медуза Горгона, из глубины оранжереи.

Пес тоже как будто окаменел; нос его застыл, направленный в ее сторону, и лишь слабое подрагивание мышц говорило, что перед нами одушевленный предмет.

— Сосиски, — объявила Айя Напа каким-то загробным голосом. Таким говорят французские служанки, засидевшиеся в девицах.

Миссис Кэдуоллер-Бофорт приняла сосиски, аккуратно выложенные на небольшой серебряный поднос.

— Остыли? — заботливо поинтересовалась она.

— Еще как опостылели, — ответила Айя Напа.

— Я имею в виду — достаточно ли холодные, чтобы давать их собаке? — терпеливо пояснила миссис Кэдуоллер-Бофорт.

При этом она характерно закатила глаза, что наводило на мысль: она не впервые встречается с проблемой найма прислуги.

— Прямо из раковины, — сказала Айя Напа и заржала как лошадь.

Я не сразу сообразил, что она хотела сказать. Вначале мне представились какие-то полуустрицы-полусосиски. Однако Пучок, судя по выражению морды, нисколько в них не сомневался.

— Вечный зов, — произнес он, следя за сосиской, как кобра за дудкой факира.

— Прекрасно, можете идти. Вы все сделали правильно, — сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт, взяв с подноса сосиску и отламывая кусочек.

Она могла работать дрессировщицей в цирке, эта удивительная миссис Кэдуоллер-Бофорт. Пучок сел, он дал лапу, лег перед ней, потом перекатился, завилял хвостом и высовывал язык, словно ахая от восторга. Он покорно ждал и получал подачки. И в заключение отвесил короткий поклон, точно говоря: «Благодарю вас».

— Это животное выдержало все испытания, — сказала миссис Кэдуоллер-Бофорт. — Ваш песик практически может разговаривать.

Пес бросил на меня заговорщический взгляд. «Это наш секрет. Мы же им ни с кем не поделимся».

— Собаки могут разговаривать, правда, надо только уметь их слушать, — продолжала миссис Кэдуоллер-Бофорт. — Они чувствуют все то же, что и мы, и им необходимо все то же, что и нам. Вы обратили внимание на этот занавес в коридоре?

— Да.

— У меня был Лабрадор, который все время жаловался на сквозняки.

В лучах света были видны пылинки, вившиеся между стропил, чай был отменный и приятно щекотал небо. В зелени деревьев, маячивших за окном, зашлась хохотом какая-то птаха.

— Какие замечательные места, — заговорил я, пытаясь управлять разговором.

Я слышал, что футболист Диего Марадона мог набивать на ноге шарик от настольного тенниса даже после того, как попал в аварию. Некоторые вещи входят в вашу плоть и кровь. Моей плотью и кровью были разговоры о недвижимости и земельной собственности. Об этом я мог говорить даже разбуженный среди ночи, более того — даже во сне.

— Мой прадед построил это имение, — откликнулась миссис Кэдуоллер-Бофорт. — Вы, наверное, слышали о промышленнике Артемисе Бофорте?