Наталья Симонова - Жизнь как цепочка обстоятельств (сборник)
– Потому что послушные взрослые дети суровых матерей чаще всего выбирают себе именно таких, как их матери, суровых, властных жен.
– Почему?
– Потому что им привит только один способ приспособления к внешнему миру – послушание. И они стремятся застабилизировать свое положение как ведомого. Для этого они находят партнера ведущего, с сильным характером, похожего на маму. Правда, есть и другой вариант: он не становится «подкаблучником», а остается «маменькиным сынком».
– Вот! И что в этом плохого?
– А то, что человек вырастает несамостоятельным. Он действительно продолжает слушаться маму. Но очень затрудняется принимать собственные решения, осознанно нести ответственность за все, что происходит в его жизни, и строить отношения с другими женщинами. И даже если мама такого вечного ребенка готова и способна всю жизнь руководить им, все равно она не вечна. И когда-нибудь он останется один. Вы понимаете? Один перед жизнью, в которой он не научился жить. Со всеми названными проблемами. Вы такой судьбы сыну хотите?
– Нет, конечно.
Я опять поднимаю часы за кончик, раскачиваю браслет.
– Итак, удержать в неустойчивом положении не можем. – Браслетка раскачивается с большой амплитудой. – Отмашка в обратную сторону нам тоже не подходит. Что же остается?
– Что? – спрашивает Лариса с надеждой. Я останавливаю браслет в вертикальном положении.
– Нормальное положение подвешенных часов – вот такое. Они просто стремятся сверху вниз, как и любой предмет, по законам притяжения. И если не тянуть вправо, они влево не полетят.
– Но сейчас-то уже улетели. В смысле – мой сын улетел. От меня. – Лариса кусает губы и ждет.
– Ситуация непростая. Но не катастрофическая.
– И что нужно делать?
– Нужно налаживать отношения не в воображаемых обстоятельствах, а в реальных. Если продолжить сравнение с маятником, то, так как часы уже раскачались, теперь нужно помочь им, уменьшая амплитуду движения, – я говорю медленно, а Лариса, не отрывая взгляда от затихающих часов, медленно кивает, – вернуться в их нормальное положение, понимаете?
– А как?
– Во-первых, набраться терпения – противодействие уже накоплено, нужно подождать. Ну и по возможности притормозить – то есть продумать и внедрить в ваши отношения новую стратегию, более продуктивную. Наш разговор начинался с того, что вы запретили сыну встречаться с друзьями под угрозой невыдачи ему карманных денег и…
Я делаю паузу, но Лариса молчит. Я продолжаю:
– …И отказа во встречах с отцом. Так?
– Ну да, – печально соглашается Лариса.
– По сути, вы объявили Антону войну. И он ваш запрет нарушил, следовательно, вызов принял. А теперь нам нужно обсудить конкретные моменты поведения мальчика и ваши реакции.
Лариса со вздохом кивает. Я улыбаюсь ободряюще.
– Вы развернули военные действия. Нужно подумать, как их свернуть, как наладить в вашей семье мирную жизнь.
Вечером я позвонила Виту. Не сдержалась. Но он не взял трубку.
Так бывало и раньше. Бывало, не удобно говорить, или не услышал сразу звонка… Потом всегда перезванивал. Я прождала до поздней ночи. Я не могла спать – все хватала телефон, надеясь увидеть эсэмэску. Он не перезвонил. И не написал. Эта тупая боль в груди, с которой я теперь живу, кажется, никогда уже не пройдет…
Проблема новой клиентки, слава богу, опять не выглядит похожей на мою.
– Ваша мама всегда плохо относилась к вашим друзьям? – уточняю по ходу беседы.
– Что касается мужчин – да. Она никогда не принимала моих парней. Из-за нее, мне кажется, я до сих пор и не замужем. Она как-то умеет вбить клин в любые мои отношения.
– А мама замужем?
– Она с отцом давно в разводе.
– Отношения родители поддерживают?
– Папа был бы рад. Но мама не хочет даже слышать о нем. Считает его предателем. У него другая семья.
– Сколько лет вам было, когда они развелись?
– Лет восемнадцать. Они не очень хорошо жили. Часто ругались. У мамы довольно жесткий характер. Она очень категоричная. А отец мягкий человек, терпеливый. Но вечно и он терпеть не захотел.
– Вы встречаетесь с отцом?
– Конечно. Он всегда говорил, что от меня не уходил. И кстати, уходил он не к другой женщине, а именно от мамы – с новой женой стали жить только через год… Он просто не смог больше жить с моей мамой.
– А как мама относится к тому, что вы общаетесь с отцом?
– Плохо, конечно. Раньше она вообще плакала и кричала на меня из-за этого. Теперь язвит. Но я стараюсь от нее скрывать. Мне ее жалко.
– Вы не думали о том, что ваша мама, возможно, сводит счеты с вашим отцом через неприятие ваших мужчин?
– Сейчас как раз об этом подумала. Но что же делать? Эти мои новые отношения слишком важны для меня. Я люблю Сашу и хочу, чтоб мы были вместе. Но и с мамой не могу же я пойти на разрыв! Ведь правда?.. Неужели нет выхода?
– Разумеется есть.
– Какой?
– Всегда есть варианты. Давайте искать…
Сегодня у них тренинг. То есть я опять там, у него в компании. Значит – будет встреча с Витом!
Бегом через парк. Сердце ноет. Тревога и радость – неужели увижу любимого?.. Если только он на месте. Господи! А вдруг нет… В последнее время Вит перестал меня информировать о своих перемещениях, не то что раньше. Может, например, отгул взять – а я и знать ничего не буду. Буду торопиться, с ума сходить от волнения, мечтать о встрече и бояться ее, вся на нервах, и – ничего. Приду – а там пустота! Потому что теперь для меня пустота везде, где нет его.
Раньше он звонил каждый день, даже по нескольку раз звонил. Я знала все о его планах. Или многое… Своей предупредительности, как и всего остального, он лишил меня внезапно. В общем, есть маленькая вероятность, что его в конторе не будет – вот отсюда и тревога моя, и страх, которые чувствую, пока бегу через парк к их офису. Нет, я вру. Не только отсюда. Есть еще нечто, которого так боюсь в последнее время… Мы встретимся – но он будет холоден, как лоб покойника. И безразличен, как могильная трава. Господи, вот откуда у меня такие образы?!. Господи, укрепи мой дух. Помоги! Помоги, мне ведь вечером еще клиентов в консультации принимать – а я уже с самого утра как тряпка застиранная!..
– Но вы же видите, как он мной постоянно манипулирует! – Ольга, кажется, собирается плакать.
Всякий раз с грустью отмечаю особенную бессмысленность наших встреч с ней. Я поражаюсь: и как ей не жалко собственных денег, которые она платит за эти сеансы. Совершенно не нацелена на результат. По крайней мере, на заявленный. Изначально считается, что Оля хотела бы улучшить отношения с мужем. Я, естественно, работаю с поведенческими паттернами, вскрываю устойчивые и неэффективные схемы общения. Пытаюсь выявить видимые для клиентки связи между ее поступками и особенностями семейных отношений. Но она, похоже, приходит просто поболтать. Может, например, попытаться обсудить со мной, кто мой парикмахер, или где я купила эту кофточку, или вот вдруг начать плакать и жаловаться на жизнь – тянет время. Обычно меня это очень напрягает, я хочу быть профессионалом и жажду результата для своих клиентов. Я не хочу быть просто сливным бачком для их психических отправлений. Но сейчас даже благодарна Ольге за передышку. Мне самой в пору тянуть время: я измотана своими проблемами – мне все труднее заставлять себя сосредотачиваться на чужих.
– Оля, постоянно манипулировать можно только тем, кто позволяет собой манипулировать, – пытаюсь внушать, игнорируя ее слезливые потуги. – Давайте посмотрим, как именно вы это допускаете, попробуем разобраться почему.
Консультирую на автомате. Хорошо – у сегодняшних клиентов ситуации в целом типичные. Некоторое время еще можно продержаться на опыте, на технологиях. Все-таки я не новичок в нашем деле. Но это пока. В какой-то момент наработок может и не хватить, а соображаю я все хуже. Пока выезжаю на опыте… Дальше-то что?
После тренинга заглянула к нему – вроде новый диск принесла. Еще недавно мы систематически обменивались музыкой – тогда Вит казался таким увлеченным… Теперь он долго пялился в комп, пока я сидела, умирая, рядом. Он не отрывался от экрана, и взгляд был такой, точно в мониторе заключены в этот момент все его надежды на счастливое будущее. Там типа все надежды – а тут я сижу… «Что-то хотела?» – спросил вяло, не поворачивая головы и не прекращая шарить мышью. «Новый альбом принесла». – Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы подавить очередной взрыв боли где-то над солнечным сплетением и ответить так скупо и спокойно. У меня было такое чувство, словно я публично оплевана с ног до головы. И вот представить только! Мне все равно не хотелось уходить с этого лобного места возле его рабочего стола – я болела и умирала, но и жила! Я только возле него теперь живая, только его хочу видеть и слышать. Он молча вставил мой диск в дисковод, пробежал глазами менюшку, что-то скопировал. Вернул диск. К нему зашел какой-то парень. Боже, как оживилось при мне совсем было окаменевшее лицо Виталика! Он прямо озарился весь готовностью общаться – не со мной, естественно. Они бодро заговорили о чем-то непонятном. Видимо это было продолжение каких-то производственных терок. «Ладно, пока», – я встала, направилась к выходу. «Давай, всего», – ответил он – и снова к тому парню потянулся. Меня никто не останавливал. Во мне тут явно не нуждались. В коридоре я еле-еле удержалась от слез, думаю, лицо все равно кривилось. Но я его сохраняла как могла. Встречая знакомых кивала, выдавливала подобие улыбки. А внутри бушевала самая разрушительная истерика. Мама дорогая! Как мне дальше жить?! Как работать?!.
