Андрей Шляхов - Доктор Данилов в тюремной больнице
— Я тоже никому не даю взаймы, и что с того? — насупилась Бакланова.
— Ну, вы — это вы…
— А Латышев — это Латышев, — перебила Бакланова. — Вопросы есть?
— Да! — сразу же откликнулся Глухов. — Суд уже был?
— Да, конечно, был, — ответила Бакланова. — Извольской назначено наказание в виде двух лет лишения свободы условно с испытательным сроком два года. И она на один год лишена права занимать должности, связанные с организационно-распорядительными полномочиями в сфере здравоохранения.
— Можно сказать, отделалась легким испугом! — прокомментировал Бяковский.
— И лишилась работы… — напомнила Бакланова. — Выводы каждый сам сделает или вместе проговорим?
По мнению Данилова, выводы, прежде всего, полагалось делать самой Баклановой как заместителю начальника колонии по лечебно-профилактической работе и начальнику медицинской части.
— Уже поняли! — ответил Глухов, которому не терпелось покурить. — Любую кому немедленно госпитализируем!
— Куда? — поинтересовалась Бакланова.
— Как? — опешил Глухов. — К нам, на второй этаж.
— И будем там лечить?
— Да, — он не понял, что попался в ловушку.
— Даже стоматологам положено знать, что наша медчасть не имеет реанимации, и потому комы следует отправлять в областную больницу, — Бакланова укоризненно покачала головой. — Можно до приезда «Скорой» поднять коматозника в отделение, чтобы начать оказывать помощь, но не госпитализировать! Ни в коем случае! Всем ясно?
Формально вопрос был задан всем, но смотрела она на Глухова…
Из начальственного кабинета обсуждение новости переместилось в коридор.
— Скорее всего, дело было так, — начал Ахатов, — сходил фельдшер в ШИЗО, увидел там осужденного под кайфом и доложил об этом начальнице. Та решила, что ничего страшного — пусть покайфует, раз уж ширнулся, доложила начальнику или заму по БОР (БОР — безопасность и оперативная работа) и на том успокоилась. Я начинал работать в системе у Извольской, когда она была замом по ЛПР (ЛПР — лечебно-профилактическая работа) в первом СИЗО. На моей памяти она никаким пофигизмом не страдала, правда, это почти двадцать лет назад было…
— Все меняется, — поддакнул Бяковский, — и времена и люди.
— «Под кайфом» это все-таки одно, — сказал Данилов. — А кома — совсем другое. Вряд ли можно спутать…
— Ну, начнем с того, что это был не врач, а фельдшер…
— А он что, не специалист?! — сразу же ринулся в бой Бяковский. — Да некоторые фельдшера любого профессора за пояс заткнут! Взять хотя бы меня…
— Не гоношись, Сергеич! — оборвал его хирург Сыров. — Ты и академика за пояс заткнешь, это все знают. А вы не исключаете, что процесс перевода из ШИЗО мог затянуться по причинам, не зависящим от начальника медчасти? Это не вольного человека из вестибюля в палату затащить, а осужденного из ШИЗО.
— Десять минут, ну, пятнадцать, — ответил Ахатов. — Всех, кто нужен, на территории найти нетрудно.
— Да? — прищурился Сыров. — Давай поспорим на ящик водки, что я спрячусь у нас так, что меня и за три часа не найдешь?
— Саша, не передергивай! Так и я могу. Но начальник и ДПНК (ДПНК — дежурный помощник начальника колонии) никогда не прячутся. Что от них прячутся, такое бывает.
— Эх, накрылся мой ящик водки, — вздохнул Сыров и, оттеснив Ахатова в сторону, пошел по коридору в свой кабинет.
Коридор был пуст, делать пока было нечего, поэтому Данилов, Ахатов, Бяковский и дезинфектор Фураев продолжили разговор.
У Фураева имелась своя версия событий.
— Фельдшер мог сообщить не ей, а кому-то другому, к примеру, старшей сестре, та могла запомнить только то, что осужденный находится в состоянии наркотического опьянения…
— Вообще-то правила поведения в такой ситуации едины для всех, — сказал Данилов. — Пациент, находящийся в коме, не остается без наблюдения. Фельдшер по-любому должен был остаться в камере и вызвать к себе кого-то из врачей или саму начальницу.
— Вы у нас человек новый… — начал Бяковский.
— Да, — перебил его Данилов, стараясь не раздражаться. — Но мне непонятно, как можно оставить в камере реанимационного больного и уйти. Может, я тупой или специфики не понимаю? Кто-нибудь прояснит картину?
— Возможно, сам фельдшер сказал, что ничего, мол, страшного, поваляется, да и придет в себя? — продолжил рассуждать Ахатов. — Или Извольской было не до этого? У нее еще в ту пору, когда я с ней познакомился, давление зашкаливало не по-детски…
— Тогда чего на работу ходить, чье-то место занимать? — возразил Фураев. — Сиди дома, получай пенсию, цветочки в палисаднике разводи.
— Ты, Стасик, странно рассуждаешь, — упрекнул Ахатов. — Во-первых, пенсии невелики, жировать на них невозможно, вот и работают люди, пока в силах. Во-вторых, «семнадцать дробь один» находится у черта на куличках, недалеко от Рыбинского водохранилища, под Весьегонском. Из Твери туда никто ездить на работу не станет, больно уж далеко, а в окрестных деревнях, насколько я могу догадываться, с врачами дело обстоит туго. Вот и трудилась Эльвира Валерьевна до сих пор…
— И дальше бы работала, если бы не такая подлянка, — вставил Бяковский. — Судья тоже с глузду съехала: за окочурившегося зэка два года давать, пусть даже и условно!
— Это в каком смысле съехала, Александр Сергеевич? — Данилов не поверил своим ушам.
— В самом прямом! Подох наркоман от передоза — воздух чище стал! Поговорку слышали: «Помер Максим, ну и хрен с ним!»?
— Слышал, — ответил Данилов. — Но вот слова медика «воздух чище стал» применительно к смерти пациента звучат более чем странно.
— Вы у нас человек новый, дерьма еще полной ложкой не накушались…
— Извините, Александр Сергеевич, но я вообще не собираюсь, как вы выражаетесь, «кушать дерьмо», поэтому вынужден прекратить общение с вами, — вежливо сказал Данилов, улыбаясь краешками губ.
Смысл сказанного дошел до Бяковского не сразу. Данилов успел не только дойти до своего кабинета, но и зайти в него и сесть за стол, когда дверь от рывка распахнулась настежь, и на пороге встал пунцовый от гнева лейтенант внутренней службы.
— Если каждый сопляк будет позволять себе оскорблять почем зря заслуженных сотрудников, то…
— Вы забыли, моя фамилия не Сопляк, а Данилов.
Вставать навстречу гостю Данилов не стал — перебьется.
— Передо мной вы — сопляк! — взвизгнул Бяковский.
— Не нервничайте, — посоветовал Данилов. — А то давление может подскочить или, не дай бог, стенокардия разыграется. Я уже сказал, что больше не буду докучать вам своим общением…
— Мы встретимся у начальства!
Бяковский с силой захлопнул дверь.
— Чем это вы его так? — поинтересовалась медсестра Марина, когда к ней вернулся дар речи.
— Обсуждали смерть в ШИЗО, о которой говорила Лариса Алексеевна, и не сошлись во мнениях, — ответил Данилов.
— Жаловаться к Баклановой побежал.
— А нам все равно, — усмехнулся Данилов. — Пусть хоть начальнику колонии жалуется, его проблемы.
— У Бяковского проблем не бывает, — покачала головой Марина. — Это от него у других могут быть неприятности.
Данилов воздержался от огласки того, что он думает о проблемах, которые может доставить ему Бяковский, по двум причинам. Во-первых, он не любил заочно перемывать косточки коллегам, во-вторых, старался не увлекаться сквернословием, особенно при дамах и подчиненных. Но смутно тянуло пойти, взять Бяковского за шкирку, отволочь в укромное место и доверительно, без помех поговорить по душам. Начать выяснение отношений с того, что слово «сопляк» по отношению к коллегам лучше не употреблять, потом продолжить по обстоятельствам. «Статья сто одиннадцатая, — тут же всплыло в уме, — умышленное причинение тяжкого вреда здоровью».
«Прогрессируешь, Вольдемар! — похвалил себя Данилов. — Статьи по номерам выучил».
А как их тут не выучить, если они постоянно на слуху?
— Разрешите, гражданин врач? — в кабинет заглянул лобастый зэк.
— Заходите, — ответил Данилов.
— Доставил на прием двух осужденных из третьего отряда…
Спустя час Данилов решил, что инцидент с Бяковским исчерпан и ничего не будет, но ошибся. Продолжение последовало в самом конце рабочего дня, когда он собрался переодеваться «на выход». В кабинет заглянула старшая медицинская сестра прапорщик внутренней службы Галанкина и сказала:
— Вас, доктор, хочет видеть Лариса Алексеевна. Она здесь, в кабинете.
«Здесь» означало в здании медчасти, а не в здании «вольного» штаба.
— Иду! — ответил Данилов, мысленно чертыхнувшись.
Аудиенция у начальства могла обернуться опозданием на служебный «пазик». Тогда придется топать до большой дороги и неизвестно сколько ждать обычный рейсовый автобус, который в Монаковском районе ездил не по расписанию, а как вздумается.
