Людмила Немиро - Игрушка для чудовища (СИ)
— А Вы один живете? — спросила я, но тут же спохватилась, вспомнив, что английского старик не знает.
И принялась на пальцах изъясняться. Только с пятой попытки он понял, что означает мой поднятый вверх указательный палец, и согласно закивал. По лицу его ничего нельзя было понять: зол дед или же просто немного раздражен? Кто его знает? Но невозмутимость и спокойствие понемногу начали благотворно действовать и на меня, а когда старик усадил за стол и подтолкнул ко мне тарелку с едой, я просто расплылась от радости.
Это было нечто похожее на тушеное мясо с овощами. Странные предрассудки, но я была абсолютно уверена, что местные жители едят какие-нибудь гадкие личинки или еще что похуже. Но это, кажется, в Таиланде приветствуется больше.
Сытая, — впервые за весь день, — я горячо поблагодарила добродушного старика и попыталась расспросить у него о лошадях или верблюдах. В общем, мне необходим был хоть какой-то транспорт, пусть даже животное. Дед вскоре устал от игры в шарады и, поднявшись, молча покинул дом. Я ошалело пялилась на деревянную дверь, не понимая, чем так не угодила.
Но не успела прийти в себя, как старик вернулся. И не один. Молодой статный парень улыбнулся мне и кивнул старому арабу, который что-то ему рассказывал.
— Меня зовут Али, — представился парень по-английски.
Вот счастье-то какое! Пусть с акцентом, пусть коряво, но зато мы понимаем друг друга.
— Я Летти, — чуть ли не бросилась на Али, чувствуя себя просто феноменальным счастливчиком.
Это было подозрительно. И я знала — за этим придет чернющая полоса неудач.
— Летти, что привело тебя к нам? Дедушка говорит, ты сбежала из города? — поинтересовался парень.
— Да, — нельзя лгать, но и всей правды я не скажу. — Из Рабата. На меня напали и документы с деньгами отобрали. Мне бы в пустыню попасть. Я хочу след запутать. А оттуда до Мальты добраться бы…
Али кивал и переводил деду все, что я говорила, а тот в свою очередь все больше хмурился и смотрел на меня, подозрительно щурясь.
Ох, не верит мне старик, стопроцентно не верит.
— Хорошо, — ответил парень, выслушав деда. — Дедушка тебя приютит на ночь. Но утром ты должна уйти. Не любят у нас чужаков. Пострадать можешь. Получишь верблюда, но поезжай на север. Не надо на восток сворачивать. Пустыня коварна и кровожадна. Не рискуй так.
Али ушел, а дед постелил мне за шторкой. Сам же устроился на диване.
Уснула я на удивление быстро. Измоталась за день.
Но на утро чувствовала себя все же неважно. Ноги ломило от долгой ходьбы, а голова была тяжелая, будто чугун. Как и небо — свинцовое покрывало из туч.
— Октябрь — время дождей, — «обрадовал» Али, когда провожал меня до окраины деревни.
Кстати, прежде чем я ушла, дед что-то сказал напоследок. Так странно сказал: к лицу придвинулся и в глаза заглянул, словно в самую душу. Видно, нечто важное произнес. Это они — старики — любят: вещи мудрые и прямо многозначительные говорить, особенно в дорогу провожая.
— Это плохо, — вздохнула я, посмотрев на небо. — В раз заболею и умру.
Али покосился на меня темными глазищами.
— Нехорошо такие вещи на себя навлекать. Ты тепло одета, не беспокойся.
Надо отдать должное, дед меня снабдил длинным кафтаном и даже тюрбан на голову напялил, одним концом лицо мое прикрывая так, чтобы только глаза были видны. Замаскировал, как пояснил Али, от разбойников. Но вот что удивило, так это отказ от денег за ночлег и собранную в дорогу еду и воду.
— Негоже с мертвеца денег брать, — перевел парень ответ старика, который быстро развернулся и скрылся в доме.
Мне так неприятно стало, что прямо грудь сдавило. Неужто совсем нет шансов на выживание в пустыне? Это же глупости.
Я ведь не собираюсь там навсегда остаться… Надеюсь, что не останусь…
— Али, — позвала тихонько, когда мы прошли мимо последних домов. — Что дедушка сказал, когда мы уходили?
Парень покачал головой и как-то даже приуныл.
— Он мудрый и не слепой. Сказал, от смерти бежать все равно, что дразнить ее. А она не любит, когда в лицо смеются… Дедушка сразу понял, что ты от хозяина бежишь. Бесполезное это дело. Найдет — хуже будет.
— Знаю, — огрызнулась, но сразу же немного смягчилась. — А если не попытаться даже, можно, и в самом деле, вещью стать.
— Ты странная, Летти. Знай, если твой хозяин явится сюда, мы скажем ему, где ты. Так он успеет тебя спасти.
Али не шутил. Он действительно был убежден, что жизнь «на цепи» лучше смерти. Это так нелепо. Как может человек не ценить свою свободу? Как он может так смиренно позволять себя унижать? Не могу, не хочу. Я не привыкну к этому никогда…
А что, если привыкну? Рано или поздно. Если и правда все это лишь бравада и глупая гордыня, никем не преломленная, не поставленная на колени? В таком случае мне останется только один путь, и от него я уже точно не отступлюсь.
Человек так устроен, что адаптироваться он может к любым условиям существования. Избивают ли его, унижают, поливают дерьмом — все равно придется смириться. Только раз уж я поняла это, оказавшись на свободе, такой пьянящей и беспечной, глупо останавливаться. Вдруг повезет, и я смогу выпутаться из этой паутины? ..
Пустыня Сахара сломала все мое представление о пустынях в целом. Только в самом начале я на скучном медлительном верблюде пересекла красивые барханы, а после была бесконечная высохшая долина, которой просто катастрофически не хватает воды.
Одинокое «перекати-поле», подгоняемое поднявшимся ветром, навивало невыносимую тоску и осознание того, что я действительно направляюсь из лап одной смерти в другие не менее безжалостные.
Верблюд убаюкивал своим размеренным шагом, и я покачиваясь даже задремала в какой-то момент, но быстро подскочила на месте, расслышав лошадиный топот.
Сердце сжалось. Неужели Кавьяр нашел меня? Так быстро?
Но неизвестные пятеро мужчин мчались навстречу, и мне пришлось ссутулиться так, чтобы они не разглядели выпуклости на груди. Хотя кого я обманываю? Прикинуться глухонемой точно не удастся - то, что я девушка, просто очевидно, несмотря на худобу.
Нужно было с самого начала прислушаться к словам арабов. Они предупреждали. Пока я добиралась до пустыни, проезжая мимо полуразрушенных деревень, день благополучно клонился к вечеру. Путь оказался не близким. И надо же, так не повезло. Сразу столкнулась с этими странными ребятами, одетыми во все черное.
Банда какая-то, что ли. Только б не прибили. Домой хочется.
Арабы окружили меня быстро и эффектно, прямо как в боевиках голливудских. Только вот это была реальность, которая обрушилась на мои плечи вместе с обжигающим ударом плети.
Да что ж это такое, а? Все мужики, что ли, питают слабость к подобного рода игрушкам? Достали уже!
Сбив меня с верблюда, африканцы гарцевали на лошадях и так мерзко хохотали, что волосы встали дыбом. Вот теперь-то мне точно конец. Черт, как же обидно. От одних придурков к другим попала.
Вернее, от одного — собственно, Кавьяр успел меня достать за неделю с небольшим. А чтобы месяц с ним провести… Подумать страшно.
Но в тот момент, когда я сидела на песке и демонстративно отряхивалась, на долю секунды мне захотелось вернуться в особняк. Но только лишь на крошечную долю секунды.
Мужчины что-то выкрикивали мне, но я не понимала ни слова. В конце концов, один из них спрыгнул с лошади и, приблизившись, поставил меня на ноги. Обычный темнокожий с кровожадными черными глазами и красными белками. Жутковато выглядит.
Африканец потащил меня к своему коню, который нетерпеливо топтался на месте и громко фыркал. Ожидала я чего угодно, но только не такого дикарского обращения. Чернокожий чересчур крепко связал мои запястья толстой веревкой, и мне тут же захотелось возмутиться, но пришлось попридержать язык.
Вдруг поверят, что я глухонемая. А, нет, не поверят: падая с верблюда, я порядочно обматерила всех и вся.
— Ну что за придурки? — пробормотала себе под нос, когда красноглазый мужик оседлал лошадь и поволок меня за собой, словно собачку на поводке.
Отлично. И долго ли я протяну?
Оглянувшись на верблюда, невозмутимо идущего в неизвестном направлении, мне стало так грустно, что прямо выть захотелось. Там ведь еда моя осталась и вода.
Идти пришлось, как я и предполагала, очень долго. Ночь наступила стремительно быстро. Даже странно было, что люди Кавьяра меня так и не отыскали.
А может, грек и не ищет вовсе? А зачем, в принципе? В любое время он, если захочет, найдет себе другую подстилку. Ведь не раз же намекал на свои широкие возможности. Да что там намекал — прямо говорил, без лукавства.
Это, похоже, единственное, что мне казалось правдой, а остальное было притворством и наигранностью чистейшей воды. Ни одна эмоция на роже Кавьяра не убеждала меня в его искренности. Напротив, сплошные опровержения.
