Джоди Пиколт - Обещание
Гас сделала несколько глубоких вдохов и повернулась к обеденному столу в столовой. Кейт, словно ива, склонилась над тарелкой, слезы капали на тусклую посуду. Сервировочное блюдо осталось нетронутым. А стул Джеймса был пуст.
Кейт неловко топталась в дверях больничной палаты брата, не отпуская ручку, на тот случай, если Крис находится полностью «в отключке» и у него «съехала крыша», как у того блондина с сальными волосами, который бился головой о каталку, когда они шли с мамой по коридору. Честно признаться, ей совершенно не хотелось сюда приходить. Криса уже во вторник выписывают. Еще врач говорил о том, чтобы окружить его любящими людьми, однако Кейт не думала, что это относится и к ней. Их отношения за последний год трудно было назвать дружескими: они постоянно скандалили из-за ванной, ругались, если другой врывался в комнату без стука, повздорили из-за того, что она застала их с Эмили, когда руки Криса находились у соседки под свитером.
Ей было неуютно при мысли о том, что Крис в смирительной рубашке, — ладно, пусть не в смирительной, но тем не менее. Он был сам не свой: круги под глазами, этот затравленный взгляд, как будто все на него охотятся. Уж точно не звездный пловец, который в прошлом году выиграл заплыв за две минуты баттерфляем. Кейт почувствовала, как что-то кольнуло внутри, и мысленно пообещала себе каждое утро уступать Крису ванную комнату. Как часто она кричала ему: «Чтоб ты сдох!» — и вот он чуть не умер.
— Привет, — выдавила Кейт, устыдившись того, как дрожит ее голос. Она оглянулась через плечо, но, к ее удивлению, мама куда-то исчезла. — Как ты себя чувствуешь?
Крис пожал плечами.
— Дерьмово, — ответил он.
Кейт прикусила губу, пытаясь вспомнить наставления матери. «Утешь его. Об Эмили ни слова. Поговорите о погоде, о разных пустяках».
— Наша команда выиграла.
Крис поднял на сестру хмурый, тяжелый взгляд. Он не сказал ни слова. Да и к чему слова? «Кейт, Эмили умерла, — говорили его глаза с презрительной усмешкой, — неужели ты думаешь, что мне интересен твой глупый футбол?»
— Я забила три гола, — запинаясь, продолжила она.
Может, если не смотреть ему в глаза… Кейт отвернулась к окну, выходящему на мусоросжигательную печь, из которой валил густой черный дым.
— Боже! — выдохнула она. — Я не стала бы помещать больного, склонного к самоубийству, в подобную палату.
Крис издал какой-то звук. Кейт обернулась и зажала рот рукой.
— Господи, я не это хотела сказать… — пробормотала она и тут поняла, что Крис улыбается. Она заставила его улыбнуться.
— О чем тебе велели со мной беседовать? — спросил Крис.
Кейт опустилась на край кровати.
— Обо всем, что может тебя порадовать, — призналась она.
— Я буду очень рад, если узнаю, когда назначены похороны, — сказал он.
— На понедельник, — ответила Кейт, откидываясь назад и опираясь на локти: она испытала облегчение от этого нового доверительного уровня отношений. — Но я стопроцентно уверена, что не должна была тебе об этом говорить.
Крис вымученно улыбнулся.
— Не бойся, — заверил он. — Я зла на тебя не держу.
Когда в понедельник утром Гас с Джеймсом вошли в палату, Крис сидел на краю кровати, облаченный в плохо сидевшие на нем голубые трикотажные брюки и рубашку, в которой был в пятницу. Пятна крови отстирали, но они въелись в ткань и, словно привидения, отливали розовым в свете флуоресцентных ламп. Повязку на голове сменил небольшой кусочек лейкопластыря на брови. Волосы влажные, аккуратно причесанные.
— Отлично, — заявил он, вставая, — можем идти.
Гас опешила.
— Куда?
— На похороны, — ответил Крис. — Вы же не собирались оставить меня в больнице?
Гас с Джеймсом переглянулись. Именно это они и хотели сделать по рекомендации подростковых психиатров, которые взвесили все за и против того, чтобы Крис присутствовал на похоронах. С одной стороны, Крис имел право скорбеть, но с другой — не стоит бередить свежую рану напоминанием о том, что Эмили умерла, что он и сам не хотел жить. Гас откашлялась.
— Эм хоронят не сегодня.
Крис взглянул на темное платье матери, на строгий костюм отца.
— Видимо, вы собрались на танцы, — с издевкой сказал он и, покачиваясь, подошел к родителям. — Мне Кейт сказала. И я пойду туда.
— Дорогой, — начала Гас, протягивая к сыну руку, — врачи считают, что это не очень хорошая мысль.
— К черту врачей, мама! — надтреснутым голосом заявил Крис и сбросил ее руку. — Я хочу увидеть ее. Потому что больше никогда не смогу этого сделать.
— Крис, — сказал Джеймс, — Эмили умерла. Лучше забыть о прошлом и самому встать на ноги.
— Вот так просто? — удивился Крис. Его голос становился все громче, а слова походили на стеклянные нити. — Значит, если мама умрет, а ты будешь в день ее похорон лежать в больнице и доктора скажут, что ты болен и не можешь уйти, то ты свернешься калачиком и будешь спать дальше?
— Это совсем другое дело, — возразил Джеймс. — Ты же не ногу сломал.
Крис не собирался уступать родителям.
— Почему вы просто это не скажете? — визжал он. — Вы думаете, что я хочу пойти на похороны Эм и броситься вниз с ближайшего утеса?
— Как только тебя выпишут, мы поедем на кладбище, — заверила его Гас.
— Вы меня не остановите! — выпалил Крис, бросаясь к двери.
Джеймс вскочил и схватил сына за плечи, но тот оттолкнул отца.
— Пусти! — задыхаясь, прохрипел он.
— Крис! — Джеймс не собирался отпускать. — Перестань.
— Я сам могу выписаться.
— Тебя не выпишут, — сказала Гас. — Врачи знают, что сегодня похороны.
— Вы не можете так со мной поступить! — завопил Крис, отталкивая отца и нанося ему удар в челюсть.
Джеймс, зажав рот рукой, отшатнулся. Крис выбежал из палаты.
Гас рванулась за ним.
— Держите его! — крикнула она медсестрам за стойкой ординаторской.
Она услышала за спиной какое-то движение, но не могла оторвать от сына взгляд. Ни тогда, когда запертые двери не дрогнули под натиском его ударов; ни тогда, когда санитары заломили ему руки за спину и воткнули в руку иглу; ни тогда, когда он тяжело упал на пол, — в его сверкающих глазах горел укор, на губах застыло имя Эмили.
Идея устроить поминки принадлежала Майклу. Поскольку Мэлани отказалась заниматься организацией похорон, он все взвалил на свои плечи: заказ рогаликов и копченостей, салатов, кофе и печенья. Какая-то из соседок — не Гас — накрыла стол в столовой к тому времени, когда они вернулись с кладбища.
Мэлани сразу же отправилась наверх, прихватив флакон валиума, а Майкл опустился в гостиной на диван, принимая соболезнования от своего стоматолога, коллеги и некоторых клиентов. Друзей Эмили.
Они подошли все сразу, большая бесформенная масса, которая, казалось, в любую секунду расступится и в центре окажется его дочь.
— Мистер Голд, — сказала одна девочка, Хезер или Хейди, с печальными сейчас, в иное время дерзкими голубыми глазами, — мы не знаем, как такое могло случиться.
Она коснулась его руки своей мягкой белой ладонью. Ее рука была размером с руку Эмили.
— Я тоже, — ответил Майкл, впервые почувствовав, что говорит истинную правду.
Внешне Эм была умным, увлеченным подростком с буйным темпераментом. Отцу нравилось то, что он видел, поэтому он не задумывался о том, чтобы копнуть глубже. Слишком боялся наткнуться на признаки наркотиков, секса и других взрослых вещей, которыми, по его разумению, ей еще рано было заниматься.
Он продолжал держать ладонь Хезер в своей руке. У нее были маленькие овальные ноготки — тусклые морские ракушки, которые можно спрятать в карман. Майкл поднес девичью ладонь к лицу и прижал к своей щеке.
Девушка отпрянула, отдернув руку, щеки ее пылали. Она отвернулась, тут же затерявшись в стайке подружек.
Майкл откашлялся, намереваясь объяснить. Но что объяснять? «Ты напомнила мне дочь. Жаль, что ты не моя дочь». Любые слова казались глупыми. Он встал и пошел мимо соболезнующих гостей и заплаканных родственников в прихожую.
— Прошу прощения, — решительным тоном сказал он. — От лица Мэлани и от себя я хочу поблагодарить вас за то, что пришли. Мы ценим ваши добрые слова и поддержку. Пожалуйста, оставайтесь здесь столько, сколько сочтете нужным.
А потом на глазах у пятидесяти изумленных людей, которые хорошо его знали, Майкл Голд покинул собственный дом.
В закрытом психиатрическом отделении посещение было разрешено два раза в день: в половине десятого утра и в три дня. Матери Криса не только удавалось быть здесь в это время, но и уговорить медсестер позволить ей остаться в отделении позже отведенного времени. Поэтому, возвращаясь после того, как побеседовал с психиатром или принял душ в общей душевой, Крис частенько заставал мать в палате.
Но когда Крис очнулся после укола в день похорон Эмили, матери рядом не оказалось. Он не знал, то ли нет еще трех, то ли врачи в свете утренней драмы запретили ей навещать сына, то ли она просто боится показываться здесь, после того как обманула его. Он приподнялся на кровати и потер лицо рукой. Во рту — как будто песка насыпали, голова кружится, словно внутри бьется муха.
