Евгений Гришковец - Асфальт
Он подъехал по указанному адресу чуть раньше времени. Пятиэтажный некрасивый дом выходил не на улицу, а прятался во дворе. В нужном ему подъезде, на первом этаже, располагались нотариальная контора и риэлтерская фирма. Вывески психотерапевта он у подъезда не нашёл. И подумал, что такой вывески и не должно быть.
Миша посидел, подождал. Он чувствовал волнение и какую-то заторможенность одновременно. Всё, чем была наполнена повседневная жизнь, все многочисленные детали, объекты интереса и внимания, многочисленные люди, новости и международные события, погода, звуки, запахи – всё отступило, притупилось и не отвлекало. Слишком много всего происходило внутри. Миша чувствовал, что начинает уставать от интенсивности переживаний и воспоминаний.
Но назначенное время приближалось, и азарт плюс волнение победили все остальные чувства.
Ровно в 14.30 он набрал телефон психотерапевта. Ему показалось, что сердцебиение будет слышно даже в голосе. Ладони вспотели.
– Да-а-а! Я вас слушаю, – очень жизнерадостно прозвучал в трубке приятный, может быть, только чуть высоковатый, на Мишин вкус, мужской голос.
– Здравствуйте! Юрий Николаевич, вы мне назначили на четырнадцать тридцать. Я у дома.
– Вы весьма пунктуальны. Это очень приятно. Через минуту я спущусь за вами, подходите к двери.
– Спасибо! – робко сказал Миша.
– Пока не за что, – ответил ещё неведомый психотерапевт и отключился.
Миша вышел из машины, подошёл к двери, достал сигареты и хотел закурить. Но психотерапевт, сказав про одну минуту, буквально выполнил своё обещание. Дверь подъезда открылась, и психотерапевт материализовался для Миши в виде довольно молодого, невысокого мужчины с круглым лицом и очень здоровым цветом этого лица. Лицо улыбалось.
Миша успел рассмотреть, что психотерапевт был тщательно выбрит и одет в светлую рубашку и серую, мягкую кофту на пуговицах. Всё было очень аккуратным. В том числе и причёска. Короткие, редкие светлые волосы были бережно причёсаны. Миша сразу подумал, что Юрий Николаевич Горячий – его ровесник или даже моложе его. Мише сразу стало легче.
– Здравствуйте, – сказал психотерапевт, – заходите, пожалуйста.
– Здравствуйте, Юрий Николаевич, – сказал Миша и зашёл в подъезд.
– А вас, простите, как называть?
– Михаил Андреевич. Можно просто Михаил. Они стали подниматься по лестнице.
– Вы простите за такие сложности, – говорил Юрий Николаевич. – Можно было бы просто зайти и подняться, но у нас существуют такие правила, – слова «у нас» прозвучали особенно значительно, – люди, которые к нам ходят, не должны встречаться друг с другом. Многие этого и сами не желают. Так что я провожаю людей через чёрный ход и сам встречаю, как встретил вас. Такая вот простая и необходимая процедура и специфика. Если вас, конечно, интересуют такие детали. А почему вы так волнуетесь? Не волнуйтесь! Это мне впору волноваться, – сказал Юрий Николаевич и сам себе хохотнул.
Он ещё что-то говорил, пока они поднимались по лестнице на пятый этаж, и слегка запыхался. Юрий Николаевич был самую малость полноват. Но довольно подвижен. В почти чистом подъезде пахло кошками. Этот запах успокоил Мишу ещё больше.
Наконец они поднялись, Юрий Николаевич ключом открыл тяжёлую дверь и пропустил вперёд Мишу, затем зашёл сам. В просторной прихожей стоял маленький кожаный диван, вешалка и было безупречно чисто. В рамках по стенам висели какие-то дипломы и ещё что-то вроде дипломов. В прихожей было несколько дверей. Все были закрыты.
– Проходите, снимайте пальто и проходите, – сказал Юрий Николаевич и открыл перед Мишей дверь, которая была строго напротив входной.
Миша снял своё лёгкое тёмно-серое пальто и остался в костюме, рубашке и галстуке. Он уже давно одевался так на работу, иногда удивляясь тому, как он ловко завязывает галстук и совершает утром выбор пиджака и рубашки совершенно автоматически. Он удивлялся этому, иногда вспоминая, что, казалось бы, недавно у него и пиджака-то не было, не говоря уже про галстуки и десяток пар строгой обуви.
Миша вошёл в просторное, квадратное, наглухо зашторенное помещение. Стены были какие-то коричневые, шторы тоже, письменный стол, кресла и диван тоже коричневые. В помещении было свежо и ничем не пахло. Свет был какой-то вечерний, на стенах не висело ни одной картинки. Это всё Мише понравилось.
– Ну-с, ещё раз здравствуйте, Михаил, – сказал Юрий Николаевич и протянул Мише свою маленькую, аккуратную, и, как выяснил Миша, пожимая её, очень мягкую руку.
– Здравствуйте, – сказал Миша и виновато улыбнулся.
– А вы совершенно не похожи на творческого работника, – всё ещё держа Мишу за руку, сказал психотерапевт, – и ещё мне непонятно, почему вы так волнуетесь. Я не психиатр, не бойтесь, – и он хохотнул, отпустил Мишину руку, указал на кресло перед письменным столом и посмотрел на великоватые для его руки золотые и дорого выглядящие часы, – у нас есть верных тридцать минут. Я думаю, мы многое можем успеть.
Юрий Николаевич прошёл за стол, сел, подтянул к себе листок бумаги, взял ручку и тут же её положил и хохотнул.
– Простите, привычка, – сказал он и снова хохотнул. – Ну-с, мне очень любопытно, кто меня вам порекомендовал, и ещё любопытнее, чем я могу быть вам полезен.
Миша почувствовал, что, несмотря на то что в комнате свежо, он потеет, и на лбу выступили капли. Он выругал себя за отсутствие привычки носить с собой всегда носовой платок и хотел вытереть пот рукой, но Юрий Николаевич опередил его.
– Возьмите бумажный платок, если хотите, – сказал он, открыл какой-то ящик стола со своей стороны и протянул пачку бумажных платков Мише.
– Спасибо, – Миша взял пачку, вынул платок, развернул его и долго вытирал лоб и нос. Он собирался с мыслями и духом, а Юрий Николаевич ждал и улыбался.
– Простите… – начал Миша, замялся и коротко откашлялся, – мне… и не только мне одному очень нужна ваша помощь, – он опять остановился, попробовал смотреть в глаза Юрию Николаевичу и не смог. – Поверьте, если бы не ужасная трагедия и не необходимость с вами срочно встретиться…
Простите, я очень боюсь, что после того, что я вам скажу, вы не станете со мной разговаривать.
– А вы не бойтесь, – услышал Миша, – то, что вы не кинематографист, мне уже понятно. Но мне всё ещё любопытно, зачем дама по имени Валентина обманула меня и что вас ко мне привело, – звучал голос вполне спокойно.
– Простите, пожалуйста, за эту ложь. Я не хотел к вам попадать обманным путём, но срочность и трагические обстоятельства вынудили… Это не я придумал насчёт кино… Это, конечно, дикая выдумка и очень некрасиво…
– Если вы хотите что-то узнать о ком-то из моих клиентов, то вам придётся немедленно уйти. Немедленно! – это прозвучало очень холодно и решительно.
– Простите! – Миша чуть повысил голос и всё-таки поднял глаза. – Дело в том, что одна ваша пациентка позапрошлой ночью совершила самоубийство.
Возникла пауза, лицо Юрия Николаевича практически не изменилось, только глаза его слегка прищурились и губы напряглись.
– Вы меня хотите в чём-то обвинить? Что вы себе позво… Кто она? Как её зовут? Боже мой… – теряя суровость, сначала медленно, а потом быстрее заговорил Юрий Николаевич, – это действительно трагедия. Как её имя? Не тяните…
– Ещё раз простите, – пользуясь моментом, быстро заговорил Миша, – вы, может быть, её не вспомните сразу, она бывала у вас давно. В июне. Я знаю, что она приходила к вам всего несколько раз, а то и меньше. Так что вашей пациенткой она в полной мере не была.
– У меня нет пациентов. Я же вам сказал, я не психиатр. У меня клиенты, – резко отреагировал Юрий Николаевич, – всё равно, скажите имя.
– Юлия Николаевна Гордеева, – почти выпалил Миша, – это очень важно. Она ушла из жизни позапрошлой ночью, никакой записки не оставила…
– Остановитесь, – оборвал его Юрий Николаевич, – хватит. Вы хотите, чтобы я помог вам выяснить причину её самоубийства? Наверное, совесть вас мучает, кто вы ей? А?! Да это не важно, – его голос очень изменился, стал резче и выше. И лицо его заметно покраснело. – Даже если бы я что-то знал или догадывался, вам бы я ничего не сказал, особенно после такой наглой и вероломной выходки и лжи. Но сказать мне вам нечего! Такой клиентки у меня не было. Возможно, если бы она моей клиенткой была, то мы с вами не познакомились бы, и всё было бы хорошо.
– И всё же простите, но мне достоверно… – начал Миша.
– Ай, бросьте вы, – махнул на него левой рукой Юрий Николаевич. Часы его сверкнули при этом. – Помню я вашу Юлию Николаевну Гордееву. Она пришла ко мне один раз, пробыла здесь меньше пятнадцати минут. Была очень напряжена, дерзко шутила, не стала отвечать на стандартные и обычные вопросы, язвительно извинилась и ушла. Это всё. И об этом я сказать могу. И слава богу, что мне больше нечего вам сказать, и это правда. А теперь уходите. Ко мне скоро придёт клиент. Хороший, честный и порядочный человек. Мне нужно успокоиться. А вы меня рассердили и оскорбили своим…
