Алексей Самойлов - Давайте ничего не напишем
Егор выплеснул всё это на одном дыхании, закашлялся, нетерпеливо растоптал останки сигареты и добавил:
– Всё, бросаю курить. Не люблю я это тело – но всё же оно моё.
– К сожалению, – Даша приобрела привычное телосложение и окрас. – Любви к себе нас не научат даже в кошмарном сне папы Римского. Но, к счастью, каждое тело нам даётся не навсегда, каким бы оно ни было прекрасным.
– Так ты что, любишь тело, но отрицаешь секс?
– Я не отрицаю секс.
Если бы у главного режиссёра театра «Современник» жил боливийский попугай с розовым хохолком, то сейчас эта гордая птица, подобно большому соколу, взмыла бы в небо, но ненадолго. Она бы перелетела через Чистопрудный бульвар, обогнула бы шелестящие юным зелёным загаром кроны деревьев и плавно бы приземлилась на левое плечо Даши. Фома Винтюк (а именно так звали бы попугая) услышал бы слова Егора и ничего бы ему не ответил – потому что, если человек не понимает с первого раза, то будь ты трижды замороженным попугаем или четырежды замороченным Винтюком – в разговоре с актёром всегда лучше загадочно промолчать в ответ. В крайнем случае, можно мило кивнуть и про себя отметить: «Он не глупый, а я не умный. Мы просто плывём на разных волнах – он на синей, а я на девятой».
Егор мило кивнул, и Даша его передразнила, после чего пальнула тремя глазами в ближайшего мужчину со словами:
– И всё-таки, чего ты боишься?
– Наверно, честно ответить на твой вопрос, – Егор отвернулся и краем глаза уставился на почти безоблачное небо.
– Меня, как психолога… – начала Даша, но икнула и прикрыла рот ладошкой. Поздно: слово – не Джек Воробей, Кракену не скормишь.
– Меня, как бывшего психолога… – Она решила исправить ситуацию, но поздно: слово – не параллелепипед, выговорил раз – не повторишь.
– Меня… как бывшего в прошлой жизни психолога… больше всего волнуют пациенты, которые утверждают, что у них нет проблем. У таких людей как минимум две проблемы: с самооценкой и с доверием.
Даша увидела, что Егор заливается лошадиным смехом:
– Ну какой же ты бывший психолог! (ха-ха-ха!) Ну ты посмотри на себя в зеркало, что ли! (ха-ха-ха!) Ну не смеши мои лапти, валенки и портянки! Ну, я сейчас лопну от смеха, как андалузский колобок!
Егор катался по лавочке, как упомянутое хлебобулочное изделие по лисьему носу, и был похож на смайлик из «аськи» под названием «LOL».
Га-га-га-га-га-га!
Ещё Аристофан Савойский утверждал, что смех – лучшее лекарство от страха, если не учитывать любовь, о которой говорить даже здесь и сейчас – слишком пафосно, потому что читатель может подумать, что мы спекулируем ею на каждом углу подобно Свидетелям Носопырга. Даша поддержала Егора в безудержном гоготании необузданного коня, и теперь два человека трепыхались под столом, пытаясь убиться о маленький флакончик с ядом, заблаговременно зашвырнутый в топку.
– К чему такие сложные метафоры, Дашулечка? – вымолвил Егор после того, как на них стали обращать внимание окрестные пираты. – Говори проще, и к тебе потянутся попугаи.
– Говорить, Егорушка, легко, – вздохнула Даша с умом. – Вот словами пользоваться трудно.
Егор достал салфетки от Армани и утёр ими захлюпавший нос, который всегда подводил его в моменты тяжёлых рыданий. А в том, что гомерический хохот довёл Егора до крокодильих слёз, можно было не сомневаться ни на йога.
– Ты постоянно путаешь понятия, от этого тебя трудно читать, – продолжил мысль Егор. – Зачем ты в самом начале нашей беседы сказала «наволочка» вместо «лавочка»? Ты что, специально пользуешься терминами, значения которых не понимаешь? Я не думаю, что ты думаешь прослыть думающей, скорее всего, тут дело в другом. Ты пытаешься запутать следы и увести читателя в неуместные в обычном разговоре между двумя обычными людьми дебри смысловых парадоксов…. Все эти красивенькие игры в плеоназмы не принесут тебе былых заслуг!
Егор указал пальцем на выглянувшее из-под блузочки Дашино естество. Вот чёрт! Его шаловливые ручонки опять потянулись не туда, куда надо! Он густо побледнел, но Даша этого не заметила. Она взяла руку Егора и прошлась по ней, изучая, после чего благополучно защебетала:
– Кстати, о подавлении сексуального желания, коль мы снова к нему вернулись. Мне совершенно до Марса, кто кого там опять покусал и зачем змей объелся груш и преломил их огрызки с женщиной. Однако тот проходимец, который первым сорвал зелёный лист с этого счастливого дерева и приложил его к банному месту… Вот ради всего святого, зачем он это сделал, а, Егор?
– Чтобы дереву стало стыдно, – не моргнув глазом, ответил проходимец.
– И что в итоге? Любая мать, видя, как её дочь тянется к половым органам, немедленно отпихивает её прочь. «Рано тебе знать, зачем люди размножаются», – увещевает она.
– И это называется так: страх остаться в одиночестве после того, как тебя поматросили, раскочегарили и отправили на свалку сломанных кукол.
– Вот такой у нас с тобой абсурдный диалог получается.
– Вот такой, да.
Воробьи, сбежавшиеся на сникерс, крошимый старушкой в шляпке-божьем-одуванчике, испуганно разлетелись от чирикнувшего по дорожке и взметнувшего брызги воды велорастамана. Старушка опасливо поглядела на соседнюю лавочку, где двое молодых людей – китаянка и немец – не обращали ни на кого внимания. Пробубнив про себя что-то о хамстве налоговой инспекции, шляпка зашагала прямо к пруду, будто бы она была святой и умела ходить по воде благодаря поверхностному натяжению на ступнях, вызванному антинаправленной сверхпроводимостью материала подошвы.
Англичанин покосился на правую ладонь, которую активно рассматривала бирманка. «Ещё чего не хватало!» – прикинул он последствия и прошепелявил, картавя и заикаясь:
– Опять за своё, старая карга?
– Что на этот раз хочешь узнать? Когда конец света, когда родишься, когда умрёшь? Много знаю, всё могу, погадаю за деньгу!
– После твоих фокусов почти ничего не осталось, – Егор пошарил по карманам и набрал около тридцати рублей мелочью. – Забирай да ступай себе с Богом! Не хочу ничего знать!
– Даже своё будущее?
– Тем более своё будущее!
– Зря! – Даша как ни в чём не бывало стряхнула руку Егора. – Разве не облегчит твою жизнь такое знание?
– Нууу…
– Разве крепкое, надёжное, безопасное будущее – не главная мотивация большинства поступков людей?
– Нууу…
– Разве зная, что такое монолитное будущее у тебя уже есть, ты не можешь начать жить по-настоящему здесь и сейчас?
– Ну… Хватит змеёрничать, а?
– В твоей жизни всё определено. Завтра утром ты проснёшься и пойдёшь на работу, а вечером – домой. Работа тебе будет приносить удовольствие ещё пару месяцев, а затем ты её сменишь на более финансово выгодную. Твой отец умрёт через полтора года, мать – через двенадцать лет семь месяцев. У тебя будет два брака и дочь. Ты избежишь несчастных случаев и тяжёлых потерь, а когда твоей дочери исполнится восемнадцать лет, ты выиграешь в лотерею миллион долларов.
– Ну хватит. Откуда ты знаешь всю эту чушь?
– Это у тебя на лбу написано! – Даша хитро, но искренне улыбалась.
– Врёшь! В моей жизни не всё так беспросветно!
– Ну не скажи. Возможно, ты завтра утром проснёшься и никуда не пойдёшь, потому что имел ты скелет своего шефа в шкафу со всем отделом в обнимку! Ты отдашь деловые костюмы в бюро находок и отрастишь длинные волосы. Ты не будешь мыться шесть месяцев, станешь вегетарианцем и попробуешь ЛСД. Ты превратишь свою квартиру в сквот и познаешь прелести секса с двумя юношами одновременно. Ты увлечёшься адвайтой, супрематизмом и подлёдной рыбалкой, ты нарисуешь около трёхсот картин и научишься играть на гавайском укулеле. У тебя будет три сына, лапочка-дочка и один Иванушка-дурачок, и все от разных матерей. Ты продашь машину и откроешь фонд помощи хорошим людям, которых постоянно плющит судьба… А теперь ты можешь меня перебить, потому что Оракул такая штука – его если не заткнуть, то всю жизнь за тебя проголосует.
– Ты, конечно, талантливая фантазёрка, – Егор облизнул пересохшие губы. – Но позволь мне самому проиграть партию под названием «судьба». Я внесу в неё разумную определённость, оставив место счастливым случайностям.
– А тебя не пугает такая определённость, сын Исиды? Тебя не пугает, что жизнь станет настолько предсказуемой, что ты ничего не сможешь в ней изменить?
– Меня пугает не это, а как раз наоборот.
– Как неизвестность может пугать, объясни.
– Может случиться что угодно… в том числе что-то ужасное. И не обязательно со мной, а, например, с моей девушкой или твоей собачкой. Или с миром, в конце концов!
– Это ты сам себя пугаешь. Ты это придумываешь, пытаясь сделать из неизвестности кошмарный сон. Объясни, как может пугать сама неизвестность.
