Ёсио Марумото - Свободен как птица
Я не расслышал фразы «словно птица» и переспросил. Хадзимэ, заикаясь и блуждая взглядом в пространстве бара, где дым и пары алкоголя образовывали специфически пахнувшую туманную пелену, сказал:
– Хочу, чтобы ты был свободен, как птица. Мне уже двадцать один год, и я – взрослый человек. Обо мне теперь можешь не беспокоиться. Хочется, чтобы ты взмахнул крыльями и воспарил в небо, как птица.
Мы сидели напротив друг друга, так как к нам за столик, не спросив согласия, посадили еще одного клиента. Место рядом с Хадзимэ занимал мужчина лет шестидесяти, лысый, с красноватым лицом, с реденькими, сверкающими проседью усами. Пиво в стоявшей перед ним кружке нисколько не убывало. Время от времени он, как будто прислушиваясь к нашему разговору, вскидывал на Хадзимэ сонный взгляд. Все, что я помню, – это тусклый взгляд старика и залитое слезами лицо Хадзимэ. Вытирая бегущие по щекам слезы, сын был сам похож на птицу. С того Нового года, когда мы с ним вдвоем пили пиво, я стал часто видеть его плачущим. Теперь стоило только ему выпить, как он начинал плакать… Испытывая тревогу за Хадзимэ, я осушил кружку.
* * *Когда я поставил свою подпись и печать под заявлением о разводе, но сразу не мог переехать, Акико заявила, что она сама покидает наш дом. Хозяева ресторана, куда она поступила работать, предложили ей пожить у них.
– Акико, тебе вовсе незачем уезжать отсюда. Лишь только я раздобуду немного денег, чтобы снять комнату, как сразу же уеду. Подожди немного.
Мысль о том, что Акико, которой было уже за сорок, будет жить в разлуке с детьми, была для меня невыносима.
– Но я слышала, там из-за твоих долгов квартиру забрали, и ребенок у вас есть. Почему бы вам всем вместе не переехать жить в наш дом? Уж наверное, Кавасима-сан позаботится и о Хадзимэ.
Акико, оказывается, знала все, вплоть до фамилии моей незаконной жены. Квартиру Ёсиэ действительно конфисковали, и, хотя принудительное выселение пока не осуществили, она была уже продана с аукциона.
– Нет, это немыслимо! Это просто глупо! – воскликнул я.
Лишившись собственного жилья, Ёсиэ, видимо, стала обузой в родительском доме. Как же ей тяжко приходится сейчас! Отобрана квартира Ёсиэ. Конфискован мой заложенный и перезаложенный дом. Этот дом, стоимостью самое большее в пятьдесят миллионов иен, имел закладных примерно на восемьдесят миллионов, так как, не располагая другой возможностью получать ссуды из банка, я каждый раз его закладывал, занимая деньги в разных местах под высокие проценты. Когда я обанкротился, была объявлена продажа дома с аукциона. Однако, если бы торги состоялись, мои кредиторы не получили бы всю сумму, занятую мною. Поэтому они пока не подавали на меня в суд. Банки, давшие ссуды по первой и второй закладной, могли сразу объявить аукцион, но они не спешили, выжидая, кора я вновь встану на ноги. Естественно, мне нужно было как можно скорее поправлять свои дела. Я хотел хотя бы свой дом сохранить, чтобы оставить его Акико, и нервничал, думая, как бы не допустить его продажи. У Ёсиэ на худой конец есть пристанище в родительском доме, а у Акико и того нет. В доме ее родителей, умерших несколько лет назад, жила семья старшего брата Акико. К тому же это была всего лишь двухкомнатная муниципальная квартира в пригороде Токио.
Ёсиэ я посылал деньги на жизнь. Взамен потерянной ею квартиры я намеревался приобрести что-нибудь в ближайшем будущем. Акико же нужно было возвращать долги, которые мы назанимали вокруг у соседей, и оплачивать накопившиеся налоговые счета. В итоге ей приходилось регулярно вносить суммы, намного превышающие ее заработок официантки. Я хотел постепенно расквитаться со всеми долгами, а затем записать дом на ее имя. Если бы только удалось наскрести приличную сумму хотя бы для погашения долгов ростовщикам (банки могли подождать), тогда можно было бы выкупить и закладные на дом.
– Это твой дом, Акико! Нельзя тебе отсюда уезжать.
– Но его, наверное, скоро отберут.
– Все будет в порядке. Я вот-вот восстановлю свое издательство, уничтожу закладные и запишу дом на твое имя.
– Не очень-то много радости иметь такой дом, заложенный-перезаложенный. Лучше ты живи здесь, чем снимать комнату. Чего тебе зря платить, если я выезжаю отсюда.
Акико начала укладывать вещи. Через несколько дней был решен вопрос с переездом.
– Тебе лучше завтра уйти из дома, я буду перебираться, – предупредила Акико. На следующий день я не появлялся дома до вечера. Однако, вернувшись, обнаружил, что все стоит на прежнем месте. Акико не переехала. Оказывается, ей помешал Хадзимэ, не позволив увезти вещи.
– Сын заплакал и не дал мне уехать. Мне стало так жаль его, что я, хоть это и неразумно, все же отложила переезд.
Даже после этого случая отношение Хадзимэ ко мне ничуть не изменилось. Я мог только догадываться, что таилось в глубине его сердца.
* * *Выступления Дзиро проходили с переменным успехом. Борцы, имевшие разряд «макусита идзё», проводили в одном месте не более семи встреч. Программы выступлений печатались раз в два дня, из-за этого мне было трудно заранее планировать свое время. Поэтому на третье выступление Дзиро я не смог пойти и вечером, позвонив ему по телефону, спросил о результате.
– Победил, – ответил Дзиро приглушенным голосом: видимо, рядом кто-то был. Придя в третий раз на состязания, я узнал итог встреч Дзиро: две победы, одно поражение. На этот раз я тоже взял фотоаппарат. Ожидая выхода Дзиро, снимал схватки других борцов, пытаясь тем самым отвлечься от мучившего меня удушья. Однако оно не проходило. Наверное, лучше было отложить камеру и просто наблюдать. В рамке видоискателя даже неповоротливые тяжеловесы казались почему-то проворными. Мне удалось запечатлеть молодого борца. С перекошенным от напряжения ртом он раскланивался после проигранной схватки. Я все не мог оторвать глаз от его фигуры и сделал несколько отличных снимков. Забавно, конечно, но в какой-то момент мной овладел азарт профессионального фотографа, я буквально влез в шкуру этих борцов.
– Тяжко, ох, тяжко, – бормотал я, беспрерывно нажимая на спуск.
Когда в видоискателе появился Дзиро, я сделал одно открытие. Топая во время разминки, он высоко подбрасывал ноги. Я заметил, что, кроме него, никто не мог так высоко поднять колени. Широко расставленные ноги Дзиро являли собой образец совершенной красоты. Но в тот день он снова проиграл борцу, бывшему раза в два его тяжелее. Теперь я стал всегда брать с собой фотоаппарат на состязания. На этот раз у Дзиро было две победы, три поражения, затем на две победы вышло четыре поражения. Поскольку борцы разряда Дзиро проводили всего семь встреч, в итоге У него было больше поражений.
– Сегодня мне показалось, что ты выиграл схватку, – сказал я Дзиро, лицо которого казалось очень бледным и каким-то тусклым.
– Ха-ха! – хрипло рассмеялся он.
«Да, поражение сказывается на нем», – подумал я, подыскивая слова, чтобы ободрить сына. Но в голову ничего не приходило, и я сказал только:
– Ничего, в следующий раз выиграешь.
– Да. – Дзиро взглянул на меня. – Все будет в порядке, – пробормотал он.
Несколько дней стояла солнечная погода, и ветер вздымал на улице пыльные вихри. Щуря глаза из-за кружившего ветра, Дзиро проговорил:
– Знаешь, хотел провести захват слева, но никак не удавалось схватить за набедренную повязку.
– Но когда вы оба упали, мне показалось, что позиция была равной.
– Ха-ха! – Дзиро опять отделался смешком.
Сегодня он выглядел непривычно. Недавно я увидел Дзиро, когда он, возвращаясь после поражения домой, шагал по узкой безлюдной улице. Он меня не заметил и шел медленно покачиваясь, уныло опустив плечи, со склоненной, как у сломанной куклы, головой. Весь вид сына говорил о горьком одиночестве. Такого Дзиро я узнал впервые, прежде мне не доводилось его видеть таким…
Пройдя вдоль Умабаси, мы вышли на широкую улицу, ведущую к храму Ниэнто, где совсем не было магазинов и прохожие встречались редко. На противоположной стороне улицы я заметил маленькую девочку. И ее круглая, как шар, головка, и платье, будто плывущее по земле, и форма выглядывавших из-под платья кукольных ног были точь-в-точь как у Миэко. Девочка побежала в мою сторону. Движимый желанием поскорее приблизиться к ней и рассмотреть, я невольно ускорил шаги. Но девочка тут же остановилась, постояла немного и, повернувшись, помчалась в обратную сторону. Фигурка девочки выделялась на дороге светлым пятном, красное платье даже издали бросалось в глаза. Когда расстояние до девочки увеличилось чуть ли не вдвое, она вдруг неожиданно исчезла. Не вошла в дом, а просто свернула с дороги. Я заморгал глазами, к горлу подступил ком. Подставив лицо навстречу налетавшему порывами ветру, я заговорил с Дзиро:
– Наверное, чтобы потолстеть, надо много спать?
– Да, и, кроме того, есть побольше.
– М-да, пожалуй, что так.
