Вероника Тутенко - Медвежьи невесты
— Уффф! Ты видел, Лютик? — перевел дух Юра, но напрасно искал рядом верного друга, напрасно свистел и звал — Лютик как сквозь землю провалился, будто была какая-то странная взаимосвязь между ним и появлением огромной чёрной псины.
Да и пёс ли это был?
А может, просто померещилось?
Юра даже помотал головой, но не смог разубедить себя в том, что чёрный пёс был от него на расстоянии всего лишь вытянутой руки, так что ощущалось его горячее дыхание.
Но если это живая собака, почему тогда одна в лесу и почему стремилась не к людям, а от людей, в самую глушь, на верную гибель?
Будь на месте Юры другой, такие мысли обернулись бы верной бессонницей.
Но усталость и свежий воздух сделали свое дело — сон пришел глубокий, без сновидений.
Нина же всю ночь так и не сомкнула глаз, беспокоясь за мужа.
Лютик бессовестно дрых, время от времени лишь повизгивал во сне да подергивал лапами, словно продолжал от кого-то убегать, и это усугубляло тревогу Нины.
К утру её глаза были красными от слёз.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Нина включила радио. Почтальон все-таки переправила им «Урал».
Лютик немедленно перебрался поближе к источнику музыки, как будто тоже хотел поскорее забыть о каких-то своих собачьих тревогах.
Муж появился к обеду.
Учуяв рябчиков в рюкзаке, подстреленных по дороге, Лютик виновато завилял хвостом.
— Ах ты, предатель, — укорил его Юра. — Что, свин, скучно тебе, значит, стало в лесу? Пришел радио слушать?
Лютик глупо улыбался: возразить было нечего. Струсил перед неведомой чёрной собакой, позорно убежал — правду говорит хозяин. Не вышел из него охотничий пёс…
Юра рассказал Нине о странном видении в лесу.
— Ты знаешь, никогда я не верил про все эти сказки, что про нашу избушку рассказывают, а вчера, признаться, стало мне как-то не по себе…
… К вечеру о мрачноватом приключении забыли, а ночью даже соседи проснулись от крика Юры.
Он стоял посреди комнаты и пытался что-то сбросить со спины.
— Сними их, — попросил Нину, злясь на нерасторопность жены. — Они же царапаются, гады.
— Юр, да нет там никого… — испугалась Нина.
— Как никого, если там котята… Да сними же их с меня!
— Юра, там нет никаких котят, — повторила Нина. — Ложись спать.
Но и во сне Юре снились какие-то кошмары о котятах и чёрной собаке…
27
К весне Юра, как и собирался, купил-таки лайку — у латыша Иварса.
— Если уедете, отдадите мне его обратно, — он, явно, не без сожаления отдавал в чужие руки взрослого уже кобеля с умными глазами по кличке Фингал. Но две лайки у него ещё оставались, а двадцать пять рублей тоже на дороге не валяются.
Фингал был собакой взрослой, опытной, впрочем, очень ласковой, и быстро привык к новому хозяину.
А Юра уже не представлял, как мог когда-то жить без Сибири, да и жил он теперь не постояльцем. В посёлке освободились полдома: решили вернуться в родные края молоденькие марийки, а на их место заселили Юру с семьёй.
На второй половине жили татарин Андрей, тоже, как и Юра, мастер химлесхоза с русской женой Катериной и двумя детишками.
Правда, половина дома состояла всего-то-навсего из кухни и комнаты, но к чему считать квадратные метры тем, кому принадлежит вся тайга необъятная?
Оказалось, ко всему этому богатству прилагался ещё и огородик возле дома.
— Юр, там у тебя земля есть, — поставил в известность начальник химлесхоза, плечистый мужик, всегда ходивший в галифе.
— Хорошо… — обрадовался Юра.
… Марийки никогда не засевали свой участок, и до приезда новых соседей Катя была самовластной хозяйкой огорода.
Нина решила посадить картошку. Первая, молоденькая, с нежной кожицей, если заправить сметаной, что может быть лучше?
— Что это ты здесь делаешь? — Катя вышла утром и увидела соседку за работой.
— Картошку сажаю.
— А почему это ты сажаешь картошку на моём участке?
— Это мой участок.
— Это кто тебе такое сказал? — вскинула Катя брови.
— Начальник химлесхоза мужу сказала, что участок — на двоих.
Катя ушла в дом и вернулась с Андреем.
В его взгляде недвусмысленно читался тот же вопрос, который только что задала Катя: «Что ты здесь делаешь?»
С невозмутимым видом Нина воткнула лопату в землю и бросила в образовавшуюся ямку клубни. И тут же от пинка Андрея картошка мячиком отскочила вверх.
Нина продолжала своё, но и Андрей не собирался отступать: с новой ямкой вышло то же самое.
— Я вам покажу, как землю чужую отбирать! — кричал Андрей. — Ишь, умники нашлись! У нас у самих трое детей мал мала меньше — кормить нечем!
— Да ты, говорят люди, на десять машин накопил уже, и всё тебе мало! — Нина в сердцах отбросила лопату.
— Говорят, что кур доят. Ты чужие деньги не считай. И в огород чужой не суйся! — продолжал отчитывать Андрей.
Нина, плача, вернулась в дом.
Вечером Юра с порога заметил, что жена чем-то расстроена.
— Так и так, Юра… — не стала скрывать Нина, рассказала, как было.
— Ладно, Нин, — махнул он рукой. — Пусть сеют. Жили мы без земли и дальше проживем.
… А голос Андрея слышали даже на том берегу.
— Ой, Нина, что у вас там вчера за крик стоял на вашей стороне? — спросила наутро у магазина Петровна, седая, как одуванчик, готовый вот-вот развеяться парашютиками в небе.
— С Андреем поругались, землю не смогли поделить… — вздохнула Нина.
— Ой, Нина, грех-то какой, ругаться из-за земли!..
28
Третий день подряд огненным иероглифом вспыхивало предупреждение в небе: быть грозе. Гром гремел, но где-то вдалеке, оставляя надежду: обойдет стороной.
И действительно, хоть воздух был натянут прозрачным полотном — даже не капало.
— Говорил же, не будет никакого дождя, — Юра посмотрел вверх, убедился в отсутствии туч.
Собственно говоря, тяжёлые облака, налившиеся темной влагой, как напившиеся крови комарихи, всё же были, но далеко, а, следовательно, не могли испортить настроение.
Как и следовало удачливому охотнику, Юра довольно насвистывал; по дороге в свой второй лесной дом он успел подстрелить четырех рябчиков и теперь имел полное право предвкушать вкусный ужин.
Мавр сделал свое дело, теперь дело за женой. Нина не заставила долго ждать жаркое по-сибирски, как они с мужем окрестили нехитрое таёжное лакомство. Минута-другая, и выпотрошенные, опаленные на огне рябчики вынуждали Фингала перебирать лапами от нетерпения: скоро непременно под столом будут вкусные кости.
Рябчик и кости от него были доедены, Юра улыбался во сне; в тайге он засыпал, едва успев коснуться подушки головой. Нина же, напротив, долго ворочалась. Шумы неизвестного происхождения, коих всегда предостаточно в огромном дремучем лесу, становились тенями на стенах, размахивали прозрачными крыльями, точно летучие мыши.
Танцевали деревья. Глупцы говорят «застыл, как дерево»: у ветвистых своя пластика, свой язык, не каждому дано научиться его понимать, вернее, дано только избранным. И даже услышать музыку для их привычного, но каждый раз разного шаманского танца.
В эту ночь он был особенно неистов, руки-ветви ритмично, повинуясь мелодии ветра, тянулись вверх, подражая пальцам огня… И так же шипели и потрескивали.
«Пожар!» — обожгла Нину догадка, а гром словно подтвердил её раскатом где-то совсем близко.
Нина осторожно потрясла мужа за плечо:
— Юр, что-то неладно…
Проворчал что-то во сне и повернулся на другой бок.
Гром ударил снова, молния распорола зигзагом небо, хлынул дождь. Подозрительное шипение, между тем, становилось всё сильнее.
— Юр, — снова позвала Нина. — Тайга горит.
— Какая тайга горит, дождь такой… Спи ты!
К звукам разбушевавшейся стихии теперь примешивалось и жалобное повизгивание Фингала.
— Юр, выйди, посмотри. Там, наверное, пожар…
— Пожар, пожар, — передразнил Юра. — Как выдумает что!
Одним прыжком, как хищник, Юра оказался у двери, рванул её на себя и тут же захлопнул.
— Что там?
— Там целое море воды…
Удручённым взглядом Юра обвёл избушку, явно осознавая: под натиском стихии ей не устоять.
— Вот что! — Юра взял за руку жену и снова толкнул дверь. — Пойдём на гору!
Нина в страхе остановилась на пороге. Ручеёк, разделявший поляну, вдруг стал полноводной рекой и подступал теперь к избушке, намереваясь стать не меньше, чем морем.
— Фингал, Фингал! — позвал Юра.
Собака отозвалась повизгиванием из-под нар.
— Надо взять с собой ружье! — вспомнила Нина.
— Не надо. Оно нам не понадобится.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, раз говорю. Железо притягивает молнию — сразу убьёт, — Юра начал сердиться на жену за непокорность, резко дернул ее на себя, и оба оказались по пояс в воде.