Николай Дежнёв - Асцендент Картавина
Стараясь не смотреть на соседа, Вениамин поднялся из-за стола и взял с лавки футляр со скрипкой. Спросил шепотом:
— Вы Вивальди любите?..
И, широко перекрестясь на образа, поспешил выйти на свежий воздух. Ждать на этот раз ему пришлось не долго. На трапезу с братьями и сестрами я не остался, помог только перетаскать на мойку посуду и привести в порядок перед вечерней службой храм. Когда присоединился к Вениамину в скверике, он сидел на припеке, подставляя лицо лучам близившегося к закату солнца. Закурил с удовольствием, глубоко затягиваясь и подолгу удерживая дым. Я отвалился на спинку скамьи и вытянул перед собой гудевшие от беготни ноги.
— Скажите, пожалуйста, — спросил он, поглядывая на меня сбоку, — вы случайно музыкальным инструментом не владеете? Каким-нибудь, но лучше бы аккордеоном. Могли бы неплохо заработать по электричкам.
Я покачал головой.
— Жаль!.. — вздохнул Вениамин и поскучнел лицом, как если бы на моих глазах рушилось громадье его планов.
Я снял виновато очки и начал протирать их кончиком платка.
— Очень жаль! — повторил он. — У меня есть знакомая пара, оба выпускники консерватории, так говорят, прибыльное дело. Скрипка и флейта, очень трогательно получается. Знаете английскую песню: — Yes I would if I only only could?..
Я кивнул.
— На каком направлении они работают? С Белорусского?..
Интересовался не из любопытства. Ребят, о которых говорил Вениамин, я встречал. Мужчина лет тридцати пяти и молодая женщина. Поезд подходил к большой станции, им бы самое время собирать по вагону мзду, а музыканты продолжали играть. Совсем уже останавливается… играют! Другие бы за это время весь состав на рысях обежали, а они пока не закончили, с места не сдвинулись. Я тогда еще подумал о чувстве собственного достоинства, каким обладают эти загнанные жизнью в угол люди.
Вениамин растер носком башмака окурок.
— Вивальди слушать будете?.. Примавера?.. Собираюсь дать в переходе концерт, как считаете? Акустика там, правда, не очень, но выбирать не приходится. Думаю, Антонио не стал бы возражать, сам умер в долгах и нищете. Слава богу, величие музыканта не определяется количеством монет в его кармане…
И, вздохнув своим мыслям, подхватил скрипочку и поднялся с лавки. Я последовал за ним. В бетонном тоннеле под оживленной магистралью расположились с комфортом, по соседству с торговавшими яблоками бабульками. Вениамин снял пальто и остался в знавшем лучшие времена длиннополом фраке. Извлек из кармана и надел галстук-бабочку. Фетровую шляпу положил на расстеленную газету, но ненавязчиво, как это мог бы сделать лишь артист, а не попрошайка. В серых складках его лица появилась жизнь. Бережно достал из футляра скрипку и, тронув струны, начал играть. Я с видом знатока замер напротив. Глаза музыканта были прикрыты, рука со смычком жила собственной жизнью. Не прошло и трех минут, как вокруг нас начали собираться люди. Стояли, слушали. Кто-то клал в шляпу деньги и тихо уходил, кто-то присоединялся к небольшой толпе. Появившийся милицейский патруль, остановился поодаль. Ребята в погонах дождались окончания очередной пьесы и только тогда один из них направился к скрипачу. Мое сердце екнуло, вскипела кровь, волна протеста позвала на баррикады.
Сержант коснулся пальцами козырька фуражки.
— Нехорошо, гражданин, нарушаете!
И, сунув в руки маэстро резиновый демократизатор, отточенным движением вскинул скрипку к плечу. Провел смычком по струнам.
— В этом месте Вивальди имел в виду другое! Вы играете ризолюто, а надо бы дольче и, не побоюсь этого слова, кантабиле! Вот послушайте!
И заиграл. А я выбрался из толпы и, преследуемый волнами волшебной музыки, пошел по переходу. Никогда в жизни ничего лучше я не слышал и, наверное, уже не услышу.
Оказавшись дома, первым делом еще раз тщательно вымыл руки и налил себе пятьдесят граммов водки. Вообще-то я не пью, или стараюсь не пить, особенно днем, но для дезинфекции надо. Общаться приходится с публикой, к которой подойти-то трудно, так от них несет сладковатой человеческой вонью, а ты должен еще поставить перед ними тарелку и пожелать приятного аппетита. Во всяком случае, я желаю. Не часто бедолагам доводится услышать такое, а на тебя, к тому же, с потаенной надеждой смотрят желтые гепатитные глаза. Сорокоградусная, скорее всего, от заразы не помогает, но с ней психологически легче. Потом в душ и пару часов спать.
Когда во второй раз за этот длинный день я продрал глаза, голова все еще гудела, но совсем не так, как утром. Дрыхнуть на закате, как известно, вредно для здоровья, только не спать еще вреднее. Пора было заняться делом и, наспех умывшись, я подсел к компьютеру. Люблю работать, чувствуя, как мир вокруг постепенно погружается в ночь и в доме смолкают звуки и замирают шорохи. Расшифровку гороскопов решил начать сначала. Всегда может вкрасться ошибка, так лучше проделать всю процедуру еще раз и тщательно. Для времени и места хорарной карты страны выбрал середину следующих суток в Москве. Рассчитал асцендент, наложил сетку домов, что заняло всего несколько минут. Это раньше приходилось корпеть над вычислениями и пользоваться таблицами эфемерид, теперь за астролога все делает компьютерная программа. Очень удобно, но такое облегчение имеет и негативную сторону: моральное вознаграждение за труд, которого ты не прикладывал, не идет ни в какое сравнение с тем, когда ты все делаешь вручную.
Из схожести гороскопов непременно должно что-то следовать! — пытался я рассуждать, заправляя свежий картридж в старый, видавший виды принтер. Его за ненадобностью мне одолжил один приятель. Хотелось бы верить, без отдачи. — Хорошо, если я повторяю извилистый путь моей страны, и много хуже, если она в масштабе один к ста сорока пяти миллионам воспроизводит все мои просчеты и ошибки. Пример для подражания могла бы выбрать и поудачлевее. Людовик, порядковый номер забыл, утверждал, что государство — это он, но говорить то же самое о себе у меня, слава богу, нет никаких оснований. Закурил, откинулся на спинку стула. Ось затмений на экране компьютера продолжала лежать бревном на куспиде восьмого дома, не радовали и Черная Луна, и застрявший в четвертом доме ретроградный Сатурн, будь он неладен. Как я ни старался обмануть себя и судьбу, а звезды пророчили нам испытания. Мне и России.
Бросив взгляд на часы, не поздно ли, я набрал номер Анютиного телефона. Она взяла трубку сама.
— Ты просила посмотреть, я посмотрел!.. Жуешь что ли?
— Вроде того, — ответила Аня, продолжая работать челюстями, — готовлю оглаедам поздний ужин при свечах, а заодно варю суп!
— Ладно, трудись, завтра позвоню… — собрался было я дать отбой, но она слишком любила поговорить, чтобы упустить такую возможность. Пришлось вкратце изложить свои соображения. Судя по доносившимся звукам, все это время Анька что-то помешивала, а когда я умолк, сочла возможным доверительно сообщить:
— Семья бунтует, есть просит, прожорливые страсть! Так, говоришь, восьмой и четвертый дома?.. А Сатурн?.. Вот даже как! Впрочем я и сама это видела! Повиси немного, сейчас попробую… Кажется, надо еще посолить… — до меня донеслись хлюпающие звуки, за которыми последовало сосредоточенное молчание. — А ладно, и так съедят!.. И что, в твоей карте то же самое?
— Более — менее, но очень похоже! — подтвердил я.
— Тут надо хорошенько подумать, — Анюта снова умолкла, но не надолго. — Послушай, ты все о других суетишься, может пора пойти в церковь и попросить Господа за себя? Исповедоваться, как полагается православному, причаститься…
— Это все, что ты имеешь сказать? — осведомился я тоном, близким к официальному.
— Нет, всего лишь начало! — отрезала Аня, не пожелав услышать прозвучавшей язвительности.
— Ты же по первому образованию математик, — продолжал я, — тебе и карты в руки!
— Карты, говоришь!.. — повторила она за мной задумчиво. — Укроп-то я бросить и забыла! Слушай, а ведь случайностью такое совпадение быть не может! Ты вот что… — девушка эмоциональная, Анюта уже горела новой идеей. — Был такой ученый аль Бируни, жил в начале второго тысячелетия в Хорезме. Между прочим, описал как найти Парс Фортуны, он же жребий…
— Ну слышал я о нем, — протянул я без особого энтузиазма, — мне-то что с того…
Этот самый парс, а точнее место на эклиптике, принадлежал к арабским точкам, известным еще Птолемею. Значение их было давно утеряно, до нас дошла лишь методика вычисления, в то время, как трактовок влияния этих точек было великое множество. Но если уж Аня решала кого-то облагодетельствовать, то доводила дело до логического конца, пусть и летального.
— Сейчас накормлю, не видишь, разговариваю! — одернула она кого-то из домашних. — Ты меня слушаешь?.. Найди положение парса и, по крайней мере, узнаешь где тебя может ждать удача. А тогда уж и делай все возможное, чтобы изменения в судьбе произошли именно в этой области. А еще про совпадение гороскопов мог писать Вронский, полистай его «Классическую астрологию», глядишь чего и найдешь…
