Акулина Парфенова - Клуб худеющих стерв
Юле было так плохо, что квалифицировать происшедшее как форс-мажорные обстоятельства она смогла лишь в самолете. Она сидела в просторном кресле, свободно вытянув ноги, грустила об утраченной возможности, наслаждалась привилегиями бизнес-класса и морозным духом кондиционеров.
* * *Юля Хлудова была девушкой из социальных низов. Вп рочем, в стране под названием Си-си-си-пи это понятие имело относительный характер. Родилась она во вросшей в землю железнодорожной казарме, стоявшей в тридцати метрах от стальных путей самой напряженной в Советском Союзе магистрали Ленинград—Москва. Из интерьеров детства Юля помнила только похожую на паровоз чугунную дровяную плиту, на которой готовили пищу, и покрытое линолеумом очко. Казарма сотрясалась от грохота, вызываемого тяжелыми товарными и скорыми поездами, каждые пятнадцать минут, то есть примерно семьдесят раз в сутки. Но никто не обращал на это внимания. Все давным-давно привыкли. Крошечная Юля влезала на подоконник и махала проезжавшим мимо на «Красной Стреле» участникам Олимпиады-80, улавливая обрывки зажигательной музыки диско, медленным поездам с призывниками, двигавшимся к югу, в сторону Афганистана, товарным составам с химическими удобрениями, над которыми клубилась красивая голубая или розовая дымка, и тяжелым эшелонам с покрытыми брезентом танками – раз в неделю четыре танка «Т-80» везли в сторону Москвы, ровно столько их делал Кировский завод за семь суток трехсменной работы.
Отец Юли Виктор был угрюмый молчаливый мужик из тех, еще некрасовских, кто до смерти работает, до полусмерти пьет. Совершенно трезвым его можно было застать только в пять утра в рабочие дни, когда он вставал, завтракал и выходил из дома, чтобы отправиться к Станции, где работал путевым обходчиком. Раньше он был машинистом, но за пьянство его из машинистов прогнали. С детьми – у Юли были две старших сестры – он общался мало. За всю жизнь от рождения до пяти лет он не сказал Юле и десятка фраз. Иногда вечерами, когда за кухонным столом он чинил утюг или накладывал кожаные заплатки на свои огромные рабочие валенки, Юля забиралась на его колено и тихо смотрела, что он делает. Он не прогонял ее, но и не разговаривал. Однако рядом с ним Юля испытывала странное ощущение, которое осталось с ней навсегда. Ей казалось, что ее отец на самом деле не просто отец, а центр огромного невидимого космического объекта, могущественного и дружелюбного по отношению к ней, Юле, допускающего Юлю в тепло в своем центре. Это ощущение, в свою очередь, порождало ощущение безопасности, защищенности и покоя. Ее мать и отец спали вместе на очень узком диване. Когда Юля, уже став взрослой, задумывалась над физиологическими причинами своего необычного ощущения, то склонялась к мысли, что еще в утробе чувствовала близкое успокаивающее присутствие отца.
Мать Юли, пухлая женщина по имени Идея, в просто речии Идка, служила на Станции буфетчицей в вокзальном ресторане.
Из впечатлений раннего детства Юле вспоминались купания в дренажной канаве жарким летом и походы со сверстниками Димкой и Вовкой за приключениями. На пример, выяснять, насколько ниже по течению канавы снесло за ночь дохлую кошку, или выслеживать частенько появлявшегося у здания начальной школы эксгибициониста.
Велосипедов ни у кого не было, зато дети катались на инвалидной коляске страдавшей церебральным параличом девочки Тони. Ее мать уезжала в Питер на работу и оставляла дочку на пьющую бабушку. Бабушка часто засыпала и забывала про ребенка. Тогда дети сажали Тоню на колоду, на которой вся казарма колола дрова, кто-нибудь один оставался держать ее за спину, потому что иначе она падала. Остальные забирались на коляску и развивали бешеную скорость по дорожке, ведущей вдоль железнодорожной насыпи. Однажды коляска угодила в дренажную канаву и был грандиозный скандал с женской дракой и милицией.
И наверное, жизнь Юли сложилась бы так же, как у все х женщин, родившихся в это время в этом месте. Но случилось вот что. У жившего вместе с ними отца Идки, деда Федора Никитича, была единокровная сестра. Она жила в Петербурге, то есть в Ленинграде, была гораздо моложе Юлиного деда и совсем немногим старше Идки. Работала она учительницей биологии в школе. Однажды Нина Никитична бог знает зачем приехала к Хлудовым, ведь жили они совсем не в курортном месте. И выяснилось, что пятилетняя Юля неизвестно откуда знает наизусть поэму Лермонтова «Бородино», которую вообще-то изучают по программе чуть ли не в пятом классе средней школы. С особенным выражением она произносила строку: «И ядрам пролетать мешала гора кровавых тел». Нина Никитична жила одна, детей у нее не было, желания выйти замуж тоже. И она предложила Идке забрать вундеркинда Юлю в город, где ее неожиданно открывшиеся способности получили бы правильное развитие. Юля всегда считалась в семье «не за хером роженой», а в условиях катастрофической нехватки жилой площади это предложение и вовсе показалось заманчивым.
Через полгода после Юлиного переезда Виктор погиб в результате несчастного случая там же, на железной дороге. Он даже не был пьян. Еще через полгода Идка сошлась с сыном соседки, ростовщицы и самогонщицы бабы Маши. Тоже пьющим.
Нина Никитична работала в школе с углубленным изучением химии и биологии. При школе был детский сад, в него и устроили Юлю. Ей купили новые платья и всю необходимую одежду, одна из родительниц класса, в котором Нина Никитична была классным руководителем, работала в «Детском мире» и охотно пошла навстречу обычно бескорыстной учительнице.
Никогда и никто не уделял Юле столько внимания. Никто и никогда столько с ней не разговаривал. За полгод а Юля узнала больше, чем за всю предыдущую жизнь. Она научилась правильно умываться и чистить зубы, рисовать гуашевыми красками, вытирать рот салфеткой, различать на небе Большую Медведицу, лепить из пластилина, сушить волосы феном, собирать желуди в парке, играть гаммы на пианино, насыпать корм в кормушку для птиц, кататься на коньках, говорить «Май нэйм из Юля» и еще тысяче маленьких, но очень важных вещей, о которых раньше она не имела ни малейшего представления.
Нина Никитична звалась сначала тетей Ниной, потом мамой Ниной, потом просто мамой. Тогда как Идка звалась теперь мамой Идой.
Больше всего на свете Юля любила приходить к Ниночке в школьный кабинет биологии. Там она сидела, забравшись с ногами в шкаф с учебными пособиями. Юля водила пальцем по глянцевому пищеводу курицы в разрезе, снимала с макета человека, сделанного из папье-маше, слой за слоем кожу и мышцы, заучивала названия, а потом в правильном порядке нанизывала их обратно. Юля обнаружила, что, если макет скелета кошки поставить на задние лапы, он будет очень похож на скелет человека, и сделала еще массу открытий, казалось бы недоступных пониманию шестилетнего ребенка.
Особенно ее магнетизировали макеты человеческого глаза в натуральную величину, вообще-то это были не макеты, один из родителей подарил школе списанные устаревшие, сделанные из тяжелого голубоватого фарфора глазные протезы. Юля подобрала глаз, в точности похожий на ее собственный, а потом другой, похожий на Ниночкин. У Ниночки было плохое зрение, много диоптрий, поэтому Юля переживала, что не может подобрать для Ниночки второй похожий, который, как думала Юля, несомненно, понадобился бы, если бы Ниночкино зрение ухудшилось.
Как-то раз Ниночка застала Юлю за тем, что та засунула в нос почти на половину тонкую вязальную спицу. Ниночка сначала запаниковала, но, обнаружив, что ребенок прекрасно себя чувствует, просто вытащила спицу и стала ругать Юлю за неосторожность. В ответ Юл я напомнила Ниночке, что, согласно наглядному пособию из ее собственного кабинета, носоглотка простирается в глубь черепа не менее чем на пятнадцать, а в Юлином случае на десять сантиметров, тогда как она ввела себе спицу всего на восемь с половиной. Юля ничем не рисковала, просто хотела убедиться в том, что это действительно так. И Ниночка еще раз осознала, что имеет дело с необычным ребенком.
В детском саду Юле удалось собрать интересную коллекцию. Она выменивала на конфеты у других детей выпавшие у них молочные зубы, нанизывала зубы на нитку и, когда никто не видел, надевала «ожерелье» на шею. Когда зубы начали засыхать – молочные зубы содер жат очень много воды, – Юля поместила их прямо с ниткой в содовый раствор.
Потом Юля пошла в школу. Она была довольно замкнутой девочкой, не слишком интересовалась жизнью своих сверстников. Однако постоянно ставила не только естественно-научные, но и психологические опыты. Например, она долго разными способами втиралась в доверие к горбатой девочке из параллельного класса. Она пробовала по-разному вести себя, чтобы добиться дружбы обиженного жизнью ребенка. Но после того как Юле удалось уговорить расположившуюся-таки к ней девочку дать посмотреть и пощупать горб, она потеряла к ней интерес.
