Эрленд Лу - Грузовики «Вольво»
— Сунь-Цзы читал? — спрашивает Май Бритт занятого завтраком Допплера.
Допплер мотает головой.
Май Бритт идет в гостиную, приносит оттуда книгу и кладет ее перед Допплером. «Искусство войны» — значится на обложке. Едва взглянув на название, Допплер чувствует, как в нем начинает подниматься то полнейшее безразличие, которое всегда овладевает им при встрече с древнекитайской мудростью. Если честно, он бы предпочел никогда об этой книге слыхом не слыхивать. Но Май Бритт уже взяла разбег, и теперь, пока она не расскажет о своей любимой книге, ее не остановишь.
— Здесь есть все, — говорит Май Бритт, — что нужно знать, чтобы разбить своих врагов.
Эту книгу Биргер в середине семидесятых получил от «Volvo Trucks» на Рождество. Она совершенно покорила его. Он несколько раз прочитал ее Май Бритт вслух, и они выучили избранные места наизусть. Наверняка концерн «Volvo» хотел дать своим сотрудникам фору в конкурентной борьбе с другими производителями грузовиков и рассчитывал, что чтение трактата Сунь-Цзы поможет им в этом, но для Биргера учение древнекитайского стратега стало незаменимым оружием в его личном крестовом походе против начальства из «Volvo». Неприятно только, что все в «Volvo» получили эту же бесценную книгу, так что беднягу Биргера быстро заткнули. Не повезло ему. Но мне эта книга очень помогла, рассказывает Май Бритт.
— Вот послушай, например, — говорит она. — «Военная кампания требует хитрости. Даже если ты все знаешь, прикинься неучем. Даже если ты все умеешь, притворись неумехой». Скажи, как точно и красиво сказано?
— Уу, — отзывается Допплер.
— Мне только на руку, что фон Борринг считает меня слабоумной психопаткой. Тем сильнее покажется удар, когда я на него решусь. То же самое с непорядком в мире вообще. Поскольку никто меня в расчет не принимает, я своим протестом застаю их врасплох. И терять мне нечего. Так что я самый опасный и самый непредсказуемый диссидент во всем Вермланде. Или вот еще: «Опытный воин не берет в атаку злость, тот, кто привык побеждать, не знает страха. Мудрый побеждает еще до начала войны, немудрый же воюет для того, чтобы победить».
Она сияющими глазами смотрит на Допплера, видно в глубине души все же ожидая, что он разразится аплодисментами.
— Ты понимаешь, как это здорово? — спрашивает Май Бритт. — Он у нас в руках — нас же вдвое больше. Мы можем окружить его. То есть мы уже победили. Все, давай доедай наконец свой омлет и иди. Птица на кухонном столе. Дом фон Борринга в одном километре выше по дороге. Мимо не пройдешь.
* * *Допплер идет по лесу с дроздом в руке. Ему как-то не по себе. «Что-то не так, — свербит в голове, — чего-то не хватает». Постепенно до него доходит, что рядом нет Бонго*. Он не видел его уже несколько дней. «Куда ж Бонго подевался? — недоумевает Допплер. — И что я делаю посреди леса с дохлой птицей в руке? И разве хорошо подбрасывать дохлых птиц под чужие двери? Вдруг этот ее сосед мой тайный доброжелатель?»
От этих вопросов не отмахнешься.
А всему виной Май Бритт. И ее коварные наркотики*. Из-за которых Допплер теперь еле соображает. Все представляется ему далеким и туманным. Его серое вещество подавлено встречей с незнакомым химическим веществом и не знает пока, как реагировать на этот вызов судьбы.
Допплер попал под чужое тлетворное влияние.
* насчет Бонго.
Бонго уже в полусотне километров от дома Май Бритт. В шведских лесах он отлично себя чувствует и случайно взял курс именно на север. Душа его поет, и это совершенно новое для Бонго состояние. Возможно, он радуется вновь обретенной свободе. Или его возбуждает чувство, что он дозрел до отцовства В любом случае ему будет неприятно, что мы копаемся в его ощущениях. Он ведь не может ничего сказать. А думает иначе, чем мы, люди. И в сущности, только сам способен разобраться в причинах своего душевного подъема. Одно очевидно — лосенок ликует. Радуется, что вот-вот все произойдет.
* насчет коварства наркотиков Май Бритт.
Новейшие исследования марихуаны пока подтверждают наличие взаимосвязи между курением гашиша в юности и психическими проблемами во взрослом возрасте. Чем раньше человек начинает курить каннабис и чем более рьяно он этим занимается, тем выше у него риск рано или поздно стать клиентом психушки. Утешает только, что речь, судя по всему, идет о незначительной группе людей, имеющих генетическую предрасположенность к этому в большей, чем все остальные, степени (см., например, «New Scientist» за 26.03.2005).
Самые бесшабашные, естественно, уповают на то, что не принадлежат к этой небольшой группе, и шмалят почем зря; это их личное дело, конечно, но им все-таки не мешало бы помнить, что если едет крыша, то быстренько становится не до игр. Я сам (автор то есть) пока не страдаю психическими расстройствами, но я кое-что читал, видел, и моя интуиция подсказывает мне, что стоит, стоит поднапрячься, чтобы избежать этой напасти. Если психика перекосилась, ее уже не выправить. Но наш Допплер в юности не баловался гашишем. Он был слишком образцово-показательным для этого. И не делал вообще ничего из того, что обычно вытворяет молодежь, жаждущая вставить дряхлому миру по самое о-го-го. Умница Допплер с утра до вечера вел себя как пай-мальчик. Настолько экстремальный путь я бы тоже не посоветовал, честно сказать. Немного глупостей и разнузданности необходимы растущему организму. И тут важно найти золотую середину: когда и мозги набекрень не съезжают, но и тоска со скукой не заедают до того, чтобы захотелось послать к черту вообще все. Нужно рассчитать все тютелька в тютельку. Что поделаешь, жизнь трудна. И не спорьте. Исследования обезжиренного молока пока не подтверждают связи между объемом этого напитка, выпитым человеком в юности, и степенью его удовлетворенности жизнью во взрослом возрасте. Но неутомимые ученые продолжают свои труды, и нам еще многое предстоит узнать.
Постепенно лес редеет, сходит на нет, и Допплеру открывается аллея, засаженная огромными вековыми вязами, ведущая к парадному крыльцу усадьбы. Шагать к величественному господскому дому по насквозь просматриваемой аллее Допплеру неловко, поэтому он жмется к опушке леса до тех пор, пока не доходит до плотной стены деревьев, растущих так близко, что можно незамеченным перебегать от одного к следующему и отдыхать за ними, переводя дух, утомленный, естественно, эскападами последних четырех дней и ночей.
От крайнего вяза Допплер, пригнувшись, бежит через газон к дому, а там прижимается спиной к стене на манер солдат, штурмовиков и прочих исполнителей тайных миссий. Постояв несколько минут и убедившись, что его никто не обнаружил, осмелевший Допплер тихонько крадется дальше вдоль стены к массивной каменной лестнице, поднимающейся, надо думать, к парадному входу.
Фон Борринг, разумеется, заметил Допплера, едва тот высунул нос из лесу. Любитель-орнитолог как раз навел на резкость бинокль, стоящий на штативе на кухонном рабочем столе, и медленно вел объектив вдоль границы своих владений в надежде увидеть хищную птицу, которая вроде бы мелькнула, и вот, сливая в раковину остатки остывшего чая и одновременно глядя в бинокль, фон Борринг углядел мужчину, на вид крайне утомленного, который нес в руке дрозда — похоже, синего каменного дрозда, почти молниеносно сообразил фон Борринг, и сердце его забилось учащенно: синий каменный дрозд мог бы стать не только украшением его списка виденных птиц, но и небольшой сенсацией, ибо это чрезвычайно робкое и пугливое создание крайне редко встречается за пределами Средиземноморья. Пока Допплер обходил усадьбу кругом, фон Борринг не выпускал его из виду. Он прихватил бинокль с собой в бывший бальный зал и отсюда уже спокойно рассмотрел дрозда в руках Допплера, а также стал свидетелем причудливых перебежек последнего и непонятных стояний за деревьями. Наконец этот изможденный загадочный незнакомец оказался практически под тем самым окном, у которого устроился с биноклем фон Борринг, и вдруг застыл в нерешительности.
А дело в том, что Допплер стоит у лестницы и не может решить, то ли ему зашвырнуть птицу к двери и дать деру, то ли все-таки выполнить инструкцию в точности: отнести дрозда наверх, положить на коврик, позвонить в дверь и лишь тогда дать деру. «Если выбрать первый вариант, то еще закемаришь, ожидая, пока этот хозяин соизволит выглянуть за дверь, и все проспишь», — боится Допплер. Поэтому он опасливо поднимается по ступеням, кладет дрозда так, чтобы выходящий непременно наткнулся бы на него, и дергает за шнурок звонка. И при этом думает про себя, что звонок со шнурком — это такая древность, что остается только гадать, в каком, собственно, веке живет хозяин дома и не ждет ли он, часом, в гости Анну Каренину с приятельницами и любовниками, с лошадьми и санным поездом, ну и прочими русскими штучками.
