Геннадий Баннов - За огнями маяков
— Да, белый, только что выкрашенный… И вышла она за него замуж, и ушла вместе с ним из жизни, — договорил, провожая глазами следы на воде от колесных лопастей парохода. И с улыбкой обернулся к ней и продолжил: — Так, выходит, что любила его.
— Любила? Может, ее заставили?
— Гляди, гляди, Лена, какой он белый и чистый-чистый! И блестит! — Саня наблюдал за пароходом и не отставал от Олега и Леночки. — И люди там, много их там, глядите…
— Кто знает, добровольно или нет… — Она смотрела на пароход с множеством народу на нем, особенно на верхней открытой палубе. Шел он вниз по реке, на излучине скрылся за поворотом — там была главная пристань. Он так и сказал Сане, обратившемуся к нему с вопросом. Постояли, любуясь заречными далями. Пораженный величием картины, притих и Саня. Похоже, такое он видел впервые. Они пошли по берегу дальше. Вышли к парку имени Крупской и опять — на высокий берег, где виден автогужевой мост и уходящая в даль дорога. Опять это заречье с заманчивыми далями — и как же сверху все это смотрится! Стояли, зачарованные зрелищем. Заметил, что на этом вознесении над раскинувшейся внизу долиной, потрясенный увиденным, умолкает и пятилетний Саня, не находит слов для выражения этого своего состояния.
Тропа вдоль сада вывела к качающемуся подвесному мосту через глубокий, похожий на трещину, овраг. На ветхом деревянном настиле, держащемся на цепях и стальных канатах, страшно было раскачиваться. На склонах уфимского междуречья не счесть таких оврагов и таких трещин. В одном из них, на южном склоне тоже, мальчишки соорудили трамплин, зимой с него прыгают и, дребезжа лыжами, докатываются чуть не до самой реки. На показательные выступления как-то приезжал сюда рекордсмен страны Константин Кудряшов. На прекрасных лыжах, в красной шапочке с кисточкой он едва не пел в полете и, казалось, вот-вот долетит до Белой. «Маломощный, — отозвался он о самодельном ребячьем трамплине. — Здесь можно соорудить лучший в стране, есть для этого природные условия». «Когда-нибудь соорудим», — отвечали ему уфимские лыжники, не шибко, правда, веря в такое чудо.
— Олег, — позвала Леночка, держа Саню с одной стороны, — прочитай стихи, ну, которые ты читал тогда, на подвесном мосту, помнишь?
— А можно не те?
— Можно и не те, — Леночка удивленно на него посмотрела.
Держа Саню с другой стороны, он задумался. И взялся свободной рукой за перила. И стал негромко читать:
Не вернусь я в отчий дом,Вечно странствующий странник.Об ушедшем над прудомПусть тоскует конопляник.Пусть неровные лугаОбо мне поют крапивой, —Брызжет полночью дуга,Колокольчик говорливый.Высоко стоит луна,Даже шапки не докинуть.Песне тайна не дана,Где ей жить и где погинуть…
Леночка глядела издали, глаза блестели, о чем-то она думала. Саня тоже молча взирал на Олега и не лез с вопросами: чем-то нравился ему этот дядя.
— Есенин? — она спросила.
— Да.
— А я нашла его. И читала. И здорово, и всяко у него…
Помолчали: каждый думал о чем-то.
— Ну, кажется, пора возвращаться, далеко ушли… — Олег нарушил молчание.
— Да, да, — взглянув на часы, подтвердила Леночка. — Но это уже другие, — заметила, когда шли, держа Саню с обеих сторон.
— Да, другие, — он кивнул. И молчал. Думал о предстоящей картине с участием талантливого артиста Кадочникова, о приоткрытой им тайне военной разведки. И спрашивал Саню: знает ли он, что такое разведка, и сам рассказывал о ней, что знал.
11. Приволжская зона России
Дни бывают ветреные, дождливые, туманные, морозные, ясные. Память же чаще удерживает в себе одни только погожие дни — по ним и вспоминается прошлое, под них и выстраиваются минувшие события… Утром Олег почувствовал прикосновение к лицу солнечного луча и открыл глаза. На лежащих на тумбочке Гошиных часах было ровно семь. Встал, заправил койку, натянул трико, майку-полурукавку, спортивные тапочки. Захватил скакалку и, не скрипнув и не топнув, тихо вышел в коридор. Надо было на стадион «Локомотив», там собиралась команда для пробежки и упражнений. Там ожидал их старый, с точки зрения ребят, лет уже тридцати пяти, боксер довоенной еще поры с серебряным за прошлые спортивные заслуги, жетоном на пиджаке, веселый. Говорливый Владимир Андреевич, раненный в руку и ногу, был участником Великой Отечественной войны.
— Опоздал, ну, опоздал! — встретил и еще одного бойца, Юру Карпова. Затем еще одного, Гену Закирова. Мало-помалу собрались все вдесятером. И пошли вокруг стадиона, побежали. Владимир Андреевич, шутя и заразительно смеясь, считал крути. Собранная со всей Уфы команда, руководимая этим бывалым человеком, ощущала себя единым коллективом.
Дни расписаны по часам и минутам. Утренняя трусца до стадиона, на нем пять-шесть кругов крепкого бега, пуш-пуш, бой с «тенью», скакалка. И опять легкая трусца по переулкам — в парк Луначарского, на взвешиванье. Соревнования в летнем театре. Собрались команды бойцов Приволжской зоны России. Предстоят бои.
Говорят, спорт формирует человека, организует его работу и отдых. Вот, после свершенного по часам и минутам утреннего ритуала Олегу и предстоят теоретические занятия и консультации. После обеда должна быть самостоятельная работа. А какая самостоятельная, когда начинаются такие соревнования!..
В парке народ, гремит музыка. Билеты проданы, театр заполнен. Непоместившаяся молодежь собирается кучками, бродит по дорожкам, выспрашивает у счастливчиков контрамарки. В зрительном зале полумрак, тихий говор и шелест. Свет только на сцене, где установлен ринг. Вот музыка смолкла, раздался по репродуктору голос судьи-информатора:
— Дорогие товарищи уфимцы! Начинаются лично-командные соревнования по боксу на первенство Приволжской зоны Российской Советской Социалистической Республики…
Эти сообщения голос разносит по всей округе, через железную ограду и центральные ворота парка достигает аж улицы Пушкина. На садовых дорожках, одетые в тренировочные костюмы, боксеры разминаются перед боем. Некоторые из них бинтуют руки и бьют по лапам. Официально судья-информатор объявляет бойцов:
— На ринг вызывается первая пара: бойцы наилегчайшего веса…
На скамье в окружении болельщиков сидит Олег и думает вслух:
— Ахметзянка открывает. Как-то у него сложится? — И сидит он, и бродит по аллеям, и все прислушивается к сообщениям информатора. Похоже, бой жесткий: тишина стоит отменная. Только после гонга, возвестившего о конце первого раунда, расслышались аплодисменты. И все слушает он информатора.
— Ага, Ахметзянка выиграл! — отозвался наконец на сообщение радио.
Встал, заходил по дорожке. По спине пробегает легкий озноб, он тянет его и уводит вдаль, и чем ближе подкатывает время боя, тем нетерпеливее становится боец: не сидится ему и не стоится на месте — расхаживает по дорожкам, выходит к озеру, редко отвлекаясь разговором с сопровождающими ребятами. Наконец секундант Рафаэль Аблаев разыскал его. Позвал. Дошла очередь…
Анатолий Севастьянов из Удмуртии невысок ростом и плотен. Еще у него низкая стойка. Прощупывает левой рукой. Олег кружится, отвечает. Тоже левой. И пошел вперед Толя. Значит, надо ему вперёд, нужна победа. Придется уступать, отступать. Удары спаривает, страивает, кучно бьет. Попадает в руки, в плечи, но удары плотные. И — не всякий раз мимо… Ну, все. Пора начинать. Встречным ударом слева остановил ижевца. И еще левым, и еще… Толя не прочь порубиться, лезет ближе, работает сериями. Олег стал бить резче, внезапнее. Отдельные удары доходят. Противник крутит перчаткой около носа и идет вперёд. Приходится маневрировать — вправо-влево. И бить, бить, иначе… не исполниться твоим замыслам.
Звучит гонг. Быстро закончился раунд.
Рафаэль Аблаев горячится, советует перехватить инициативу, перейти на серии ударов. В общем, наступать. Можно подумать, что Олег не бьет.
Нет, снова стал маневрировать влево-вправо. Бил больше прямыми. На очередной бросок противника ответил сайд-степом — шагом в сторону с поворотом и ударом сбоку. Толя споткнулся. Серией ударов Олег «прокатил» его вдоль канатов.
Ага, стал осторожней: случилось ли что непредвиденное, почувствовал ли Олегов удар? Да, но с такой осторожностью бой не выиграть.
Толя будто услышал подсказку: снова пошел вперед. Кивочки влево-вправо, удары легкие, щелчковые — то, что надо на середке ринга. Переигрывать можно только на скорости. И начал Олег «порхать»: вправо смещаться, влево. И левой опять кинул было, да с упреждением пустил… правую!
