Роман Солнцев - Золотое дно. Книга 1
Парни сели.
— Разрешишь покурить? — спросил Климов.
— Господи, какой культурный! — удивилась девушка. — Дай и мне, дядечка!.. А тебе нельзя! — Она ударила по руке Серегу. — Сосунок! Ну? Кому сказано?
Никонов покраснел и заерзал на стуле, сплетая и расплетая длинные ноги. Климов исподлобья глянул на него — и Серега вышел из лаборатории, буркнув на ходу:
— Надо наших поискать… там шпилек не привезли и гаек…
Девчонка была точно рыженькая, этакий чертенок, хоть и маленькая, много места занимала — ходит вокруг, нагнулась (прибрала валявшуюся бумажку), вертит в руке спички, зажгла, погасила — и все заглядывает в глаза лысому Климову, как в печь заглядывают. Тот вдруг и брякнул, сам не понимая, как это вышло у него:
— Бойкая ты. Мне бы подошла, как… законная жена.
Девушка ойкнула, расхохоталась и принялась уже не ходить — бегать по комнате, среди станков с щипцами и прочими захватами, кривляясь, изображая ломоту в теле:
— Ой, радикулит меня разбил! Ой, старенькая я!.. Ой, ой, сидеть не могу… теперь встать не могу…
Климов вертел головой, взявшись корявыми пальцами за густую бороду, смущенно-угрюмо смотрел на девушку. Терять было нечего.
— Меня боишься? Меня зовут Ваня Климов. На моих ушах нет медной сережки, как у пирата. Зато наколок много, моя бабушка говорила: за что тебя, Ванька, девки любят — есть на что посмотреть. Но нынче этих картинок — у любого бича. Я даже полную копию видел — «Запорожцы пишут письмо султану»… Тебя как зовут, красавица?
— Нина… Нина меня зовут… — умирала она от смеха, став красной, как морковка. — Ты это брось, не надо! Попьешь чаю — и беги! Мне еще работать… Ишь, враг! Враг и есть! — Она провела ладонью по зазвеневшим стекляшкам.
— Это че? Одеколон?
— Ну, Ольке надарили. Красивая же. Туровский этот… другие… она же травилась, дура. Из больницы сейчас. Пищевод хлорофосом сожгла. Вот — уехала.
«Видно, любила… — Климов всегда жалел женщин. — А эта-то… славная какая». Уходить не хотелось. Он важно нацепил мутные с мороза очки, и Нина снова покатилась со смеху. Он сидел напротив нее, отпивая маленькими глотками чай, глупея от умиления и первобытной радости.
Заглянул с улицы окоченевший Серега — Иван Петрович дал ему выпить флакон «Оригана» и сам ради забавы сделал вид, что засосал какие-то иностранные духи, изображая бывалого перед Ниной. Нина смеялась до изнеможения:
— Неужто не умрете?
— А «Красную Москву» можно? — спрашивал, стуча зубами, Серега.
— Не, «Красную Москву» тебе рано, — ворчал Климов, складывая в карман с веселого согласия Нины флакончики — позабавить ночную смену. — И хва, хва — молодой еще. А то будет потом, как у меня, весь ливер болеть, верно, Нин?
Друзья-строители допили всем звеном под утро эти сладкие и приторные жидкости. И вот беда: то ли потом кто проговорился, то ли кто подглядел, но через сутки, как раз утром описываемого дня, Климов услышал, что его смена пьянствовала всю ночь и на этой почве избила Ваську Черепкова. Будто Васька-вампир даже подтвердил, что от них пахло…
— Чем пахло? — рычал Хрустов. — Он ведь скажет «водкой», и станет ясно, что лжет! Но, с другой стороны, сказать «одеколоном» — нонсенс!
И сегодня, после разговора с комсоргом Маланиным, Климов шел по стройке и тосковал от несправедливости.
«Как же так? Что ни случись — козел отпущения». Климов понимал: Туровский, а за ним и Васильев не долго думали, выбирая человека для наказания. Во-первых — звеньевой, а во-вторых — бывший заключенный…
Он поработал до обеда, плохо видя перед собой. Затягивал гайки блока, ключ сорвался и раскровенил ему палец. И в эту минуту в морозной мгле котлована, на синем свету солнца заговорили репродукторы:
— Всем, всем!.. Покинуть котлован. Взрыв назначен на четырнадцать часов, всем покинуть котлован.
Какой взрыв — поясняю, уважаемые марсиане и сириусане. Машины и бульдозеры, гусеничные экскаваторы и прочие железные крабы, которые могли двигаться, срочно выползали вон из низины. Люди уходили. Выстроившись в цепочки, как муравьи, облепив железные лестницы на бетонных небоскребах плотины, спускались вниз, шли, а кто и бежал по доскам, до деревянным щитам, по трубам… их ждал обед в кафе «Витязь» и кафе «Таймень». Кстати, собрание комсомольцев УОС назначили, как всегда, в «Таймене».
Климов притащился туда, шкрябая бороду багровой от мороза и крови пятерней, морщился и вспоминал конституцию СССР, статьи уголовного кодекса: надо же как-то защищаться. «Еще, не дай бог, Нина явится… хотя вряд ли. Наверно, уж забыла. Другой посмешит — с другим посмеется. Кровь веселая, зубы белые». Но сам-то Иван Петрович никак уже не мог погасить в памяти эту рыжую девчонку и рядом с ней — оранжевое пятно электроплитки, на три четверти закрытое чайником. «Затмение солнца! — сказала Нина. — На три четверти». Она пальчики грела у этой оранжевой скобки…
В кафе набилось много народу — своего и чужого, с бетонного завода, каски не снимали — вешать некуда. Пили компот, ели хлеб, смотрели на часы.
Туровский сидел за крайним столиком, мрачный скуластый вожденок с утиным носом, в руке темнокрасная папочка. Климов усмехнулся: «Сегодня что-то очень уж хмур. Болеет?»
Радом с начальником штаба суетился столичный паренек в новом, желтом романовском полушубке, с фотоаппаратом, он безостановочно болтал, погладывая на потолок, как бы боясь за его прочность:
— А досюда не долетают? А зачем взрыв? Освобождают дно котлована под бетонные работы? По’нято! По’нято! — Он что-то записывал и провожал туманным взглядом официантку Люду. — О-о-о! Теперь я понимаю, почему на стройке такие здоровые парни! Взрывы часто, деваться некуда, все идут в кафе… хоть посмотреть на юных дам. Дефицит! Понято! — Он щелкнул фотоаппаратом. — А за пустым столиком сидеть неловко… вот и берут — первое, второе, и снова — первое, второе… Девушка! улыбнитесь!
Люда, чернобровая украинка, улыбнулась ему и ушла. Иван Петрович угрюмо опустился на стул с отломанной спинкой. Володя Маланин поднял руку:
— Товарищи, начинаем? — и выждал паузу, разглядывая палец. — Вчера… то-есть, позавчера… неважно… ночная смена Климова напилась и избила комсомольца Васю-вамп… Черепкова. Какое будет мнение?
— За дело ему! — послышались голоса. — Гнать Ваську-вампира!
— Так нельзя, товарищи… это самосуд! Если виноват — давайте судить.
— Поймай рыбу в воде. Попробуй.
Володя Маланин слегка растерялся, обернулся к Туровскому. Тот молчал.
— А где пострадавший? — сипло спросил Климов.
— А зачем он вам? — неприязненно осведомился Туровский и бросил взгляд на часы. Если бы не ожидание взрыва, он бы не терял здесь время на пререкательства. В поселке намечен большой митинг, и Валерий собирался ехать туда, агитировать молодежь идти на стройку. — Все ясно, как ладонь.
— Я не бил, — тихо сказал Климов и снял каску вместе с шапкой со сверкнувшей бритой башки. — Даже наоборот. Есть свидетели.
Валерий привычной своей гримасой подтянул губы к кончику носа, усмехнулся.
— Чуть что — свидетели. Опыт у вас большой, понимаю.
«Опять!» Иван Петрович, сдерживаясь, сощурил глаза.
— Да вы че?! — выскочил Серега Никонов. — Дядь Ваня только смотрел… а Ваську один раз стукнули в плечо мы. Просили, чтобы в глаза поглядел. А он даже отговаривал, постойте, говорил. Вон, Хрустова спросите.
Во время объяснения Сереги вокруг смеялись. А уж упоминание фамилии Хрустова добавило масла в огонь.
— Хрустов расскажет!
— И расскажу! — рявкнул басом Хрустов. — Вот пусть Васька скажет, чем от нас пахло… говорит, пьяные? Вот пусть скажет.
— Помолчи, — оборвал его Климов. — Но в чем прав Левка — мы просим очной ставки. Я никогда не обманываю. В детстве только бабушку свою обманул… когда сливки с молока пальцем собрал и съел… сказал, что кошка. А она говорит: у кошки — когти… сразу видно…
Молодые рабочие вокруг развеселились, как в цирке, сумрачный вид Климова их, наверное, убеждал в том, что он-то и бил, а просьба об очной ставке говорит лишь о том, что Климов бывал и не в таких передрягах.
— Хорошо, — неожиданно согласился комсорг, — мы устроим вам с Васей…
— А вот это ни к чему! — резко вмешался Туровский. — Он не твой комсомолец, не УОС-овский, он из СМУ-2. Это мы, — он подчеркнул интонацией, — мы им займемся, если виноват. Сейчас речь о том, что Климов организовал одеколонную пьянку… («Знает?!» — ахнул Иван Петрович, а его рабочие напряглись) а там и до драки недалеко. А про комсомольца Черепкова газета писала! Про вас же она не писала, Климов!
Иван Петрович медленно поднялся, надел очки и посмотрел на Туровского. Кто-то рядом хихикнул: видимо, потешно выглядел бородач в эту минуту.
— Не знаете, а клеите… — укоризненно сказал Климов. — Я за порядок, за перевыполнение, за социалистическое соревнование… Ведь как было дело. Толик Ворогов приехал и жалуется…
