Денис Драгунский - Окна во двор (сборник)
Импортная порнография сыграла огромную роль в расширении так называемого диапазона приемлемости. Я уже говорил, что некоторые сексуальные действия в начале 1970-х считались непотребством, бесстыдством и вообще ужасным развратом. Но уже в конце 1970-х эти действия были приняты в гораздо более широких кругах, а потом и вовсе стали общим достоянием.
Почему? А вот почему. Когда девушка возмущенно говорила: «Ну уж нет! Ты что, совсем с ума?!» — молодой человек доставал заветный потрепанный альбомчик и объяснял: «На Западе все так делают!»
И это действовало.
этнография и антропология
Советский секс. 13. Конфликт цивилизаций
Конфликт цивилизаций — это не «когда свирепый гунн в карманах трупов будет шарить, жечь города и в церковь гнать табун…». Нет, что вы!
Конфликт цивилизаций — это примерно вот что.
Ночь. Вернее, не ночь, а без четверти одиннадцать. Улица, фонарь, аптека, опять тот же поэт, господи! Аптека работает круглосуточно, но с девяти вечера до утра — надо нажать кнопку и общаться с провизором через окошечко в двери.
Подхожу. Передо мной девушка и юноша. Они что-то покупают. Становлюсь за ними. За мной через две минуты еще кто-то становится. Сквозь широкие стеклянные двери (в них прорезано окошечко) я вижу, что аптекарша подходит к стоящему посреди зала стеклянному шкафичку, что-то оттуда берет, несет к окошку, покупатели смотрят, советуются, просят принести еще. Доносятся слова: «Нет, малиновые не надо. А клубничные у вас есть?» Есть и клубничные. «Может, лучше банановые? Клубничные мы брали в прошлый раз!» — «Нет уж, пусть клубничные, мне понравилось».
Парочка выбирает презервативы.
Выбрали. Потом они решают купить лубрикант. Долго разбираются в тюбиках. Ну, не очень долго, а ровно столько, сколько им нужно.
Бывают разные люди. Есть такие, которые, если за ними становится очередь, стараются побыстрее справиться. А есть такие, которые совсем наоборот — начинают проявлять всяческую неторопливость.
Но это я отвлекся. Ибо вежливые и хамоватые люди были, есть и будут всегда.
А вот вслух обсуждать презервативы и смазки — это серьезнее.
В семидесятые годы секс считался неприличным занятием. Разговоры о сексе и сопутствующих приспособлениях были табуированы. Презервативы продавались в аптеке. Но! Но большинство мужчин либо едва прошептывали: «прзрвтф», либо говорили: «пакетик», а то и вовсе: «пирамидончик» — но с непременным подмигиванием.
Про это была масса анекдотов. Например, такой.
Приходит мужчина в аптеку и шепчет: «Фслн…» Аптекарша: «Что-что?» — «Вслн…» — «Как?» — «Взлн…» — «А?» — «Вазелину мне…» — «Пожалуйста. А почему шепотом?» — (шепчет) «Мне для секса».
Невозможно было себе представить, чтобы стеклянный шкаф с презервативами и лубрикантами стоял посреди аптеки и чтобы покупатели и покупательницы мило консультировались с аптекарем и друг с другом по поводу качества, цвета, вкуса и аромата продаваемых товаров.
Вот я и говорю: разлом цивилизаций.
Который прошел не между Западом и Востоком, а между поколениями.
приют мечтателей
Робкая девочка и добрый мальчик
Был такой Сережа Лакомов, в школе его звали Лакомый Кусочек, но это к делу не относится. А дело в том, что Сережа Лакомов был очень добрый и мечтательный, примерно с девятого класса по четвертый курс.
Он жалел некрасивых робких девочек. Как увидит такую — тихую, забитую, обидчиво насупленную, с кривым пробором, с прыщавыми щеками, короткими ноготками и обидно тонкими ножками, — сразу сердце его переполнялось какой-то странной нежностью и жаждой тихого подвига. «Вот возьму и женюсь на ней! — мечтал Сережа. — Подарю ей любовь, заботу и уют. Она научится улыбаться. Прыщи сойдут. И ах, как хорошо, когда рядом с тобой тихая, скромная, преданная женщина».
Он влюбился в одну такую Ниночку из параллельного девятого. Ну, влюбился в кавычках, конечно. Вмечтался, точнее говоря. И уже совсем было решился подойти к ней после уроков пригласить в кино, как вдруг увидел в коридоре Танечку из десятого. Она была почти точно такая же — грустная, тихая и некрасивая.
Сережа смутился и пошел домой. А дома мама велела ему вынести ведро, и там он увидел какую-то соседскую девочку, она тащила домой две сумки с продуктами, очень усталая, несчастная и забитая… Что делать-то?
В институте, где он учился, была та же история: очень много некрасивых тихих девочек с сальными носиками и кривыми проборами.
Всех очень жалко, но нельзя же на всех жениться!
Поэтому на четвертом курсе, весной, Сережа Лакомов женился на красивой, дерзкой и умной девушке из очень хорошей семьи.
Она была очень умная и дерзкая. Точнее, хитрая и наглая. Нашего Сережу она использовала на все сто, обгрызла его, как яблочко, — и потом выкинула на тротуар. В буквальном смысле слова: сорокапятилетний Сережа был вынужден прописываться обратно к своей маме.
И вот однажды он шел по улице из магазина, нес две сумки из «Ашана».
А в это время по этой улице ехала в своем маленьком «мерседесе-купе» некая Чагатай-Маттеус Нина Илларионовна. Она остановилась на светофоре и увидела, как улицу переходит мужчина в старой куртке, с двумя зелеными пакетами в руках. У него было милое, умное и доброе лицо. Он пошел по тротуару по ходу движения машин. Дали зеленый. Нина Илларионовна переставила ногу с тормоза на газ, двинулась вперед.
Обогнала его.
Вспомнила, как она пережила развод, потом второй брак и вдовство, и потом еще один брак и развод, теперь уже окончательно. «Но почему окончательно? — вдруг подумала она. — Я немолода, но обеспечена… Почему бы не выйти замуж просто за хорошего человека? Тоже немолодого. Пусть бедного, но милого, доброго и умного. Подарить ему любовь, заботу и уют. Как хорошо, когда рядом с тобой тихий, скромный, преданный мужчина…»
Подумавши так, она притормозила и встала у тротуара. Когда он ее нагонит и поравняется с ней, она откроет дверцу и предложит подвезти его до дома.
Но вдруг увидела, что на автобусной остановке, в десяти шагах впереди, стоит почти точно такой же мужчина. Милый, добрый и обтрепанный. А по улице бежит еще один. Тоже с хорошим, добрым и очень одиноким лицом.
«Да что это, я совсем с ума сошла!» — шепотом вскричала Нина Илларионовна, крутанула руль влево и дала газу.
Ее машину страшно ударил и отбросил грузовик, который несся по дороге.
Искореженный «мерседес-купе» вылетел на тротуар и смял Сережу Лакомова.
Сережа успел на секунду вспомнить, что в школе его звали Лакомый Кусочек и что он купил в «Ашане» мармелад. Нина Илларионовна не успела вообще ничего.
Бог, который смотрел с неба на этот ужас и кошмар, вдруг подумал:
— Стоп… А вдруг это та самая Ниночка, в которую Сережа был мечтательно влюблен в девятом классе?
Но тут Бога отвлекли на более важные дела, и Он про них забыл.
Поэтому там они друг друга не узнали.
нет, не тебя так пылко я люблю
Взаимность
«Она была замечательная — да почему была? Она, слава богу, жива-здорова — она чудесный человек. Умная, красивая. Но не это главное. Я не за то ее любил. То есть она мне сначала понравилась, конечно, потому, что красивая, очень эффектная девушка, я ее сразу заметил — в театре дело было — и вот так прямо подошел познакомиться. А когда стал уже с ней встречаться, увидел, какая она умная, образованная, острая. С ней удивительно интересно было и как-то необыкновенно легко. Вот тут-то я и влюбился. А по-настоящему полюбил уже потом. Когда почувствовал, какая она добрая. Господи, как она меня понимала! Никто меня так не понимал, не чувствовал. А главное — никто меня так не умел прощать, как она.
Я же говорю — она была чудо что за женщина, а я — грубый, бестолковый и довольно подлый. Кстати, я ей почти не изменял. Точнее, не слишком часто изменял. Всего раза четыре было; и все разы с ее подругами. Она знала, но виду не подала. Ужасно другое — я все время был недоволен. Сам не знаю почему. Бесился. Орал на нее по пустякам, стыдно вспомнить: волосок на раковине — скандал на полдня. Пьяный приходил довольно часто, начинал орать. Да что орать, руку на нее поднимал. Нет, не бил, слава богу. Но замахивался. Толкал в плечо. И вдобавок — полный нуль в смысле карьеры и денег. Ребенком почти не занимался. То есть и добывал мало, и этакого мужика из себя корчил. Все это было бы смешно, когда бы не было так мерзко…
А она прощала. Целовала, говорила: “Ну, ничего, погорячился, бывает, я тебя очень люблю”.
Но любое святое терпение кончается когда-нибудь.
Так что она совершенно права была, что меня выгнала».
