Алексей Слаповский - Синдром Феникса

— Их ты помнишь? Как на машине с ними катался?

— Нет.

— А машину-то помнишь вообще? Как ее ремонтировал?

— Нет.

— А как в теплице работал?

— Нет.

— Плохо дело, — вздохнула Татьяна. — А как попал сюда — помнишь?

— Не помню! Женщина, в чем дело вообще? Где я?

Толик спросил:

— Мам, чего это с ним? Был нормальный, а теперь…

— Нечего тебе тут, иди гуляй! — вместо ответа прогнала его Татьяна. — И ты тоже! — услала и Костю.

И объяснила Гоше:

— Ты ночью сюда пришел. Совсем ничего не помнил. Вид был такой, будто с пожара. Потом начал понемногу приходить в себя. А только что огня испугался, в обморок упал. И опять ничего не помнишь.

— То есть я тут жил, что ли?

— Жил.

— А до этого?

— Не знаю. И ты не знаешь?

— Нет, но как это? Я же помню, что… — Гоша посмотрел в зеркало. — Помню, что мужчина, лет сорок мне примерно. И… И все… Нет, стой, стой! — волновался он. — Как же это? Страна какая? Россия, помню! Город? Я точно в городе жил… Не помню… Год? Помню! — обрадовался он (правда, схитрил, посмотрел на календарь, висевший на стене). — А зовут меня как?

— Гоша, — сказала Татьяна.

— Почему?

— Я по-разному называла, ты отозвался на Гошу.

— Да нет, вряд ли.

— Надо же тебя как-то звать. Не Тузик же.

— Виктор, Леонид, Евгений, Роберт, Антон, — перебирал Гоша. — Не помню. Ладно, пусть пока Гоша, — согласился он без удовольствия. — А профессия у меня какая?

И он долго еще задавал вопросы себе и Татьяне, не находя и не получая ответов. И сказал:

— Так. Одно из двух: или мне надо в милицию, чтобы разыскали, кто я, или к врачу.

— Милиция тут уже была.

— И что?

— У тебя билет на самолет нашли с фамилией Мушков.

— Мушков? Не помню. И что?

— Будто бы этот Мушков помер, а был бандит-рецидивист.

— Тогда в милицию не надо! — тут же решил Гоша. — А то окажешься, действительно, в каком-нибудь уголовном розыске.

— Ты, значит, помнишь, что такое уголовный розыск? — спросила Татьяна, все больше грустнея.

— А кто не помнит?

Гоша помнил не только это. Татьяна вела его по городу в центральную поликлинику, и Гоша все понимал. Про людей, про машины, про магазины. Увидел плакат с портретом президента — узнал президента. Увидел афишу возле кинотеатра с фигурой актрисы Анджелины Джоли — узнал Анджелину Джоли, причем одобрительно посмотрел на ее формы, следовательно, и в этом разбирался. Увидел рекламный щит с огромной пачкой сигарет и подписью “Минздравсоцразвития предупреждает…” — остановился.

— Что? — спросила Татьяна.

— Вспомнил! Думаю — чего же я хочу? Курить хочу! Очень!

— Ну, хочешь так хочешь…

Татьяна подошла к ларьку, осмотрела пачки в витрине и цены.

— “Приму”, пожалуйста.

— Извини, я такие не курю, — сказал Гоша. — И назвал другие сигареты, иностранные; уточнять не буду во избежание рекламы, а если при этом не побоялся назвать “Приму”, то причина простая: курение, несомненно, вредно, но я всегда рад возможности поддержать отечественного производителя.

Поддержала его и Татьяна, сказав Гоше:

— Обойдешься, дорогие слишком!

И купила хоть и не “Приму”, сигареты с фильтром, а все ж намного дешевле тех, на какие указал Гоша, и, охотно сообщаю, отечественные.

— И пива бы бутылочку, — попросил Гоша вполне деликатно, понимая, что пока его судьба в руках этой женщины.

— Ага, конечно! К врачу идешь, забыл?

И они пошли дальше.

Татьяна посматривала на Гошу и удивлялась. Вроде, и тот же — а другой. Если прежний Гоша был похож на ребенка, то этот… нет, не на мужчину пока еще в полном объеме, скорее на подростка. Движения какие-то угловатые, порывистые, поведение неровное — то говорит вежливо, спокойно, то начинает голос повышать ни с того ни с сего… Неустойчивый какой-то. Непредсказуемый. Поэтому она не меньше Гоши желала услышать, что скажет врач.

— Кстати, а какой врач тебе нужен? — спросила Татьяна.

— Ясно, что не терапевт. Невропатолог, наверно.

— Скорей психиатр.

— Я что, псих? Ты чего?! — закричал обиженно Гоша.

— Ты не псих. Но болезнь явно психическая.

— Да уж…

И Гоша вдруг захохотал, показывая пальцем на старика, который мчался к автобусу, подошедшему к остановке, но потерял тапок и метался: и тапка, хоть и драного, жаль, и автобус может уйти.

— Погоди! — кричал старик водителю, нелепо ковыляя то к тапку, то к автобусу.

— Чего ржешь? — спросила Татьяна. — Помог бы.

— С какой стати? — удивился Гоша. — Не будет в тапках по улице бегать!

И в словах его была несокрушимая (опять же подростковая какая-то) логика — которой, впрочем, наделено у нас и взрослое население.

Психиатр Всеволод Кобеницын оказался свободен. Летом у него вообще было мало работы: во-первых, сезонные обострения душевных недомоганий приходятся чаще на весну и осень, во-вторых, нет призывников, которых тоже весной и осенью приволакивают родители в надежде обнаружить у своих чад с помощью Кобеницына какие-либо отклонения и тем самым избавить от службы в армии. Пытались давать и взятки, но Кобеницын был неподкупен. Он вообще работал здесь временно, трудился над кандидатской диссертацией и мечтал устроиться в большую, серьезную клинику. Одно плохо: мало практического материала, мало интересных случаев. Поэтому пациент с ретроградной амнезией его заинтересовал сразу.

Выяснив, каковы симптомы, он начал объяснять Гоше и Татьяне:

— До сих пор никто не знает, почему выключается и почему включается память. Но есть методики постепенного восстановления. Например: задавать вопросы. Задавать и задавать вопросы. И пробовать сделать то или это. Ориентироваться не на знание, потому что его нет, а на интуицию, на ощущения, на смутные образы. То есть — что нравится, что не нравится, что привлекает, что отталкивает, куда тянет, а что, наоборот, вызывает отвращение. Так постепенно может проясниться социальный статус, уровень интеллекта и так далее. Например, как вы думаете, есть у вас семья или нет?

Гоша задумался. Татьяна ждала ответа с не меньшим, чем психиатр, интересом.

— Нет, как-то не чувствую, — ответил Гоша.

— Вы человек физического труда? По ощущениям?

— Землю пахать не рвусь, — ответил Гоша.

— А в теплице работал, между прочим, — напомнила Татьяна.

— В бессознательном состоянии, — сказал Гоша.

— Уверенного ответа нет? — спросил Кобеницын. — Тогда надо пробовать.

— То есть физический труд? — уточнил Гоша без энтузиазма.

— В том числе. Все пробовать.

Гоша и Татьяна вышли из поликлиники в равной мере неудовлетворенные: Татьяна поняла, что прежнего Гошу, к которому она привыкла, уже не вернуть, а Гоша остался в неведении относительно себя.

Тут они столкнулись с Лидией — она заходила в поликлинику по каким-то своим мелким недомоганиям. Лидия чувствовала себя неловко перед Татьяной и заранее приготовила объяснение:

— Здравствуйте! — сказала она. — Таня, ты представляешь: увидела твоего с газом и подумала, что он в газе понимает, позвала к себе горелку посмотреть, я тебе рассказывала, помнишь, у меня там утекает, а он, оказывается, не соображает ничего. Вы бы сказали бы! — мягко укорила она Гошу.

— Я вас не знаю, девушка! — сказал ей Гоша с раздражением. Но тут же спохватился и добавил с неожиданной игривостью: — Но можем познакомиться!

— Ну, так тоже не надо! — оскорбилась Лидия. — Не знает он! Я вам ничего такого не сделала!

— А хотела? — улыбнулась Татьяна, которая ничуть не была в претензии на подругу: знала ее неисправимый характер. Да и не из-за кого в претензии быть.

— Ничего я не хотела! Сроду, Тань, ты обо мне что-то думаешь!

— Да ладно, не думаю я ничего!

Они разошлись вполне мирно.

— Кто это? — спросил Гоша.

— Подруга.

— Похоже, я ее знал?

— Знал.

— Предупредила бы, а то неудобно получилось. Женщина вообще-то симпатичная.

— Догони, — равнодушно предложила Татьяна.

— Делать мне больше нечего! Нет, в принципе можно. Но не сейчас.

Гоша насупленно шел по улице и бормотал:

— Статус, интеллектуальный уровень… То, что не дурак, это я чувствую. А статус… Не бедный я, надо думать.

— Почему это? — спросила Татьяна.

— А на машины смотрю, — показал Гоша, — и понимаю: дорогие и хорошие мне нравятся, а дешевые и плохие нет.

— Дорогие и хорошие мне тоже нравятся, это еще ничего не значит.

— Тоже верно… А я совсем без денег был?

— Совсем.

Татьяна ответила легко и просто — была готова к этому вопросу. Если бы Гоша был прежним, она сказала бы: да, были деньги и есть, но давай-ка подождем их тратить, пока ты не вернешься в память. Теперешний же Гоша казался ей слишком ненадежным. Отдашь ему деньги — как бы беды не вышло.