Алексей Слаповский - Синдром Феникса
— А как? Голыми руками? — спросил Костя.
— Конечно.
— Ага! А если на тебя с палкой? — усомнился Толик.
— Попробуй, — Гоша дал Толику палку.
Толик махнул, но не подходя.
— Ты по мне. Не стесняйся.
— Сам просил! — предупредил Толик.
Размахнулся, ударил. То есть хотел ударить, но Гоша перехватил палку и тут же сломал ее — даже не об колено, а в воздухе. Переломил, как тростинку.
Костя наскочил на него сбоку — и тут же оказался лежащим на траве, куда его мягко опустил Гоша.
— Здорово, — признал Костя. — Откуда приемы знаешь?
— Откуда-то знаю.
Вечером Таня увидела, войдя во двор, ужасную картину: сыновья дрались, ударяясь друг о друга, падая, катаясь по земле.
— Вы что? — бросилась она к ним, растаскивая. — Очумели?
— Да мы тренируемся! Нам Гоша приемы показал!
Татьяна посмотрела на Гошу, сидевшего на крыльце. Тот кивнул.
— Зачем? — спросила она.
— Это не вредно.
— Ага, не вредно. Последнюю одежду истреплют.
— Древние греки боролись голыми. Я по телевизору видел.
— Еще голышом они будут бегать! Не дикие, слава богу…
30А Муслим каждый день сбавлял цену.
— Ты что-то уж совсем грабишь, — обиженно сказала Татьяна в очередной раз, рассматривая деньги, полученные за зелень, овощи и цветы. — В Москве, я видела, в три раза дороже.
— Сезон. Конъюнктура. Спрос, — ласково объяснял Муслим. — Езжай в Москву, если хочешь.
— На палочке верхом? В маршрутке все кишки вытрясет, на электричке давка с утра, а днем смысла нет. И на себе тащить — ты соображай тоже!
— Тогда что я могу поделать? — развел руками Муслим.
И Татьяна решила рискнуть.
Она достала из тайника доллары, взяла одну бумажку и сказала Гоше:
— В долг у тебя беру. Не против?
— У меня?
— Да. Твои деньги, не вспомнил?
— Нет.
— Все равно. Сто долларов беру, ясно? В тетрадь запишу, не думай!
И Татьяна действительно сделала запись в хозяйственной тетради: такого-то числа, дескать, взяла у Гоши сто долларов. И заставила его расписаться. Гоша долго вертел ручку, не понимая. Потом вывел какую-то закорючку и рассмеялся.
Татьяна понесла купюру в обменный пункт у вокзала.
Там она подала в окошко сотенную, сказав:
— Мне вот тут заплатили проезжающие, посмотрите, она нормальная?
— За проверку сто рублей, — сказала девушка в окошке.
— Ничего себе! Да вы не думайте, я у вас и поменяю, если не фальшивка!
— Все равно сто рублей.
— А если бы просто меняла?
— Тогда по курсу.
— Ну ладно, меняю.
Тем не менее, девушка, конечно же, проверила купюру, ничего за это не взяв, поскольку это перестало быть отдельной оговоренной операцией (о, тонкости финансовой жизни!), и отсчитала Татьяне нормальные российские деньги.
Татьяну аж в пот бросило.
Деньги ей требовались для ремонта машины: давно ей говорили, что пора менять карбюратор. А заодно “поршня€€ проверить, руля подвертеть, ходовую простукать”.
Карбюратор она купила, а установить его и заодно поршня€€ проверить, руля подвертеть и ходовую простукать пригласила Кумилкина, который всем хвастал, что в своей разнообразной жизни был начальником авторемонтников при гараже мэрии города Нарьян-Мара.
Кумилкин пришел, покопался, разобрал, развинтил что мог, в обеденный перерыв потребовал аванс, купил бутылку водки, выпил и начал все собирать обратно. В результате машина, и без того еле живая, околела совсем — ничего не включалось, не заводилось, не искрило. Мертвая груда железа. Татьяна стала ругаться, а Кумилкин оправдывался, говоря, что хуже этого драного “Москвича” он в жизни машины не видал. Потратил только зря драгоценное рабочее время, отнял его от составления бизнес-плана! И ушел, плюясь с досадой.
Татьяна чуть не заплакала. Сгоряча сама полезла с отверткой, содрала кожу на пальце, приложилась губами к ранке, бросила отвертку и отправилась в дом со словами:
— Да гори ты синим огнем!
Гоша же, научившись по книге обращаться с цветами, решил, что и тут поможет книга. Тем более что она у Татьяны была: альбом “Москвич-412. Пособие по уходу и ремонту”. С очень подробными картинками и схемами. Два дня Гоша ходил вокруг машины и залезал то под капот, то под кузов, сверяясь с книгой, а на третий начал ковыряться. Толик и Костя помогали: то отвертку подадут, то плоскогубцы, то ключ двенадцать на четырнадцать либо шестнадцать на восемнадцать.
И доковырялись они до того, что к концу недели Татьяну ждал сюрприз: к ее магазину подкатил “Москвич”, оттуда вышел Гоша и выскочили братья, крича и вызывая мать полюбоваться.
Татьяна вышла. Ахала.
— Как же это вы? Надо же… Гоша, а как ты доехал? У тебя же прав нет! И разве ты умеешь вообще?
— Запросто! — похвастался Толик, будто сам был за рулем. — Сто по прямой выжимает — легко!
— Ты осторожней! — испугалась Татьяна. — И вообще, назад я сама поеду!
Они ехали домой, Татьяна всему поражалась.
— И передача нормально работает, а то скрежетало все… И клапана не стучат… Золотые руки у тебя, Гоша!
Гоша усмехнулся, посмотрев на свои довольно грязные руки.
Братья тоже посмотрели на свои чумазые руки — с гордостью. Толику показалось, что его левая рука слишком чиста, и он размазал по ней пятно черного отработанного машинного масла.
— Ты, может, автомеханик был? — спросила Татьяна Гошу.
— Не знаю. Вообще-то я по книжке.
— Да там понятно все! — сказал Костя. И обратил внимание Гоши, деловито сказав: — Коробку все-таки еще подрегулировать надо. Видишь — рвет?
— Подрегулируем, — сказал Гоша.
Их, подъезжающих к своему дому, увидели Одутловатов-дядя и Кумилкин-племянник.
— Все-таки отремонтировали, — сказал задумчиво Кумилкин. — За какие шиши, вот вопрос!
— Есть соображения? — тут же догадался Одутловатов.
— Имеются. Вот скажи, будет женщина мужика держать, если у него денег нет?
— Смотря какой мужик…
— Я в принципе.
— Не будет, — сказал Олег Трофимович, чтобы не ссориться племянником, хотя на самом деле считал иначе: его самого, когда он был еще однократным инвалидом, одна женщина держала без денег почти два года. Счастливое было время!
— Так вот, — продолжал Кумилкин, — слушай дальше (хотя дядя и так слушал — а чего еще делать?). — Откуда он появился вообще? Кто он? Ничего неизвестно. Я думаю так: серьезный человек взял кассу и залег на дно!
И глаза Юрия мечтательно затуманились. Это была розовая (она же, впрочем, и голубая) мечта его жизни: взять кассу и залечь на дно. И блаженствовать.
31Утром следующего дня Муслим увидел такую картину: Татьяна на “Москвиче”, груженном корзинками с овощами и зеленью (даже на сиденьях стояли, не поместившись в багажнике), проехала специально мимо его палатки. А потом, сделав круг почета, выехала на московскую трассу. К обеду вернулась, опять проехала мимо Муслима, зачем-то высунув из окна руку и помахав какими-то деньгами.
Муслим посмотрел на своего земляка и пожал плечами. Не то чтобы он не понял, все он понял, но есть счастливые люди: что им неприятно, умеют как бы не понимать, не впускать себе в душу.
А к вечеру братья уговорили Гошу поучить их ездить на пустоши между домом и карьером. С разрешения матери, естественно.
Гоша согласился, строго предупредив, что гонять не даст.
Через час-другой и Толик, и Костя вполне уверенно вели машину, огибая кочки и ухабы. Чтобы не ссорились, Гоша определил — каждому по десять минут. Он хорошо понимал тоску мальчика, который сидит рядом с другим, ведущим машину, и жадно смотрит. Одно утешение: можно поправить, поучить, крикнуть: “Дурак, на вторую переходи!”.
Окрестные пацаны смотрели сначала издали. Потом начали гоняться за “Москвичом” на великах. Потом попросились тоже покататься.
— А фиг вот вам! — ответил Костя, но Гоша посмотрел на него укоризненно.
— Ладно, — смилостивился Костя. — Залезайте. Но за руль не пущу!
И в машину набилось, кроме Гоши, восемь человек пацанья.
Вел Костя.
Он был счастлив, но не показывал вида, смотрел вперед строго и даже почему-то грозно.
— Не крутите башками там! — прикрикнул. — Заднего обзора не даете! — хотя задний обзор ему был не нужен ввиду отсутствия других машин.
Впрочем, зато сзади появился человек.
— Папка! — показал Толик.
Костя развернулся, поехал к отцу. Абдрыков ждал.
Костя лихо остановил машину, бампером чуть не у самых коленей отца, Толик выскочил, бросился к нему:
— Привет! А видал, как мы?
Валерий осмотрел машину и находящихся в ней и сказал:
— Так. Вышли все.
Все вышли, включая Гошу.
— Кто разрешил машину брать? — спросил Валерий.
— Она была сломанная, — сказал Гоша. — Мы починили.