Валерий Зеленогорский - Ultraфиолет (сборник)
Она вышла, немного смущенная, и спросила:
– Зачем вам семь кружков?
Алекс ответил не задумываясь:
– На каждый день недели новый, я состоятельный человек.
Девушка вернулась в свою Венесуэлу и долго рассказывала всем, как богато и экстравагантно живут в России.
Пить закончили в три часа ночи, Рома ушел, не подозревая, как ему повезло. Алекс подумал: может, передать через него записку на волю и вызвать спецназ, но увидел штык в кухонном столе, бороться с организованной преступностью сразу расхотелось – или Черепановы завалят в момент захвата, или менты как сообщника, без вариантов, решил Алекс, и проводил Рому до дверей и вернулся на кухню.
Так хотелось ему сказать новым друзьям, что пора бы им начинать прощаться, но язык пока еще в своем рту не складывал эти буквы, видимо, чувствовал, что может оказаться на сковородке, тем более что закуска закончилась.
Без десяти три в дверь опять позвонили, это уже все посчитали наглостью: три часа ночи – какие гости?!
Стучали уверенно и решительно, и Алекс подошел к двери и спросил. Голос, который он услышал, принадлежал наркоше с первого этажа, которому он иногда давал немного мелочи на оздоровление.
Наркоша был золотой человек, интеллектуал в советском прошлом, кандидат филологических наук, специалист по Достоевскому, что было немудрено по такому адресу – на Пяти Углах каждый алкаш мог прочитать лекцию о Федоре Михайловиче и провести экскурсию по местам его книг, а Игорь, так звали исследователя творчества великого писателя, был профессионал, да и кликуха у него была в квартале от рынка до Фонтанки – Достоевский: он мог любого заговорить на дозу.
Человек он был замечательный, если не был в торчке, читал тридцатитомное зеленое академическое издание Достоевского, где когда-то делал примечания к последним томам, где напечатали «Дневник писателя».
Так вот, это пришел Игорь отдать долг, он был человек чести, он нес этот долг целый год, иногда не доносил, но тут дошел и сдаваться не собирался.
Алекс увещевал его, говорил, что завтра сам зайдет, но Игорь был непреклонен, он гордился своим поступком, боялся, что ночь с деньгами не переживет, и стал бить ногами в дверь, а это разбудило Черепановых, и они приняли Игоря как неизбежное зло.
Хорошая иллюстрация к библейской заповеди, куда могут привести добрые поступки, – конечно, в ад, и Отъехавшая Башка быстро ему устроил его за беспокойство.
Несколько ударов «Желтыми страницами» сделали свое черное дело, исследователь великого писателя лег в комнату седьмым – магическое число «семь» стало для него несчастливым.
Игорь всегда был несчастливым; в детстве, в отрочестве, в юности и в зрелости счастья не прибавилось, он плотно сидел на игле, и только Достоевский был ему другом и братом.
Он хотел дружить с Алексом, но их разный социальный статус дружить не позволял. Он иногда во дворе пытался с ним поговорить, но между ними был Иордан.
Один эпизод в жизни был дан ему Создателем, но он его не использовал…
Однажды он тенью шел по родному двору и увидел блестящую машину, старую «БМВ», шикарную для 92-го года тачку, в окошко он заметил магнитофон, не вынутый из гнезда, он уже был в приличной ломке и сказал, как у Федора Михайловича: «Тварь я дрожащая или право имею?..» Вокруг никого не было, он взял камень и ударил по боковому окну сильно и страстно.
Окошко треснуло, он заполз своей рукой и дернул автомагнитолу из салазок, но не успел…
Из подъезда вышли три богатыря, все в черном от Версаче, они аккуратно вынули его из окошка, посадили на заднее сиденье и повезли в полном молчании куда-то в центр.
Ломка сразу закончилась, ему стало ясно, что ребята не шутят и его ждет нечто весьма страшное.
Он предлагал им свою кожаную куртку, кроссовки, свою единственную дорогую вещь – приемник ламповый «Ригонда-М», – они молчали. Доехали до моста Александра Невского, молча вывели его из машины и бросили на невский ноябрьский лед, где крутило так, что если бы человек смог бы выжить при падении, то водовороты Невы в этом месте разбили бы его об опоры.
Именно с этой стороны Игорь и попал в Неву, но выжил, выбрался около Смольного собора и год не двинул ни одной дозы, начал работать, но год прошел, видимо, нужен был новый стресс, однако ребята в черном были уже сами в Неве с дырками в башке.
Он поэтому долго не мог отдать Алексу долг: только заходил в подъезд – и тут ему казалось, что навстречу идут три богатыря, и он возвращался.
В пять часов наступило время прощания. Черепа братались с Алексом, говорили, что он золотой, подсчитали доход – вышло очень неплохо, все упаковали, и тут Алекс сказал им, что надо менту вернуть ксиву и кобуру, остальные будут молчать, а мент за ксиву будет грызть их и поставит всех на голову.
Пьяный Череп-1 говорил Алексу: мы отдадим пушку, он нас завалит, не, так не пойдет.
Потом договорились на пушку без патронов. Алекс доходчиво объяснял новым друзьям, что он не сможет сдать пистолет без обоймы, его спросят: а куда ты дел патроны?
Долго терли эту тему и договорились: они уйдут, положат все в почтовый ящик, а ключ отдадут наркоше, он потом откроет, и все будет путем.
Расцеловались на прощание с Черепами. С Отъехавшей Башкой Алекс не пожелал, вспомнил «Желтые страницы», выбившие из его головы все адреса и явки.
Попрощались и разошлись.
Алекс зашел в комнату смертников, они лежали тихо и ждали…
Алекс понял, что надо что-то сказать, и он сказал:
– Мы все жертвы несчастного случая, так сошлись звезды, наступил час избавления, запомните этот день и благодарите меня. Я страдал за вас, я выведу вас из этой долины смерти, я ваш Моисей.
Он всех развязал, начался вой, Коля дернулся на него, но пушка мента его остановила.
Через полчаса все уползли, мент поблагодарил его за заботу и обещал, что Колю образумит, заяву никто не написал, но еще несколько лет приходилось разбираться с обманутыми клиентами обменного пункта, его пришлось закрыть как потерявшего доверие вкладчиков.
Прошло десять лет…
В Монако, на площади перед казино, стоял шикарный «мерс-стрейч» с московскими номерами, из отеля «Де Пари» вышли четверо спортивных и элегантных мужчин, в руках у них было по стальному чемоданчику, что в них было, угадать было нетрудно.
Они успешно кинули нигерийцев на партию кровавых алмазов, Алекс шел впереди со старшим Черепом, вместо синих перстней у него на каждом пальце был перстень по два карата.
Они сели в машину и через час вылетели из Ниццы в Петербург.
Один день Сергеева, или Бремя белого человека
Сутра день не задался; сын Гоша за чаем сообщил новость: сегодня придет знакомиться его девушка, русская афроамериканка (это он сказал, слегка смутившись).
Сергеев был человеком культурным, широких взглядов, всегда осуждал расизм, но внуки черного цвета – это уже ту мач.
Солнечное настроение субботнего утра сменилось на грозовое черное, новость от сыночка остудила чай и горячую голову Сергеева, день обещал сюрпризы.
На вопрошающий взгляд сына ответа не нашлось, пришлось промолчать, чтобы не сказать лишнего. Надо взять паузу, подумал Сергеев и ушел к себе.
Сам Сергеев был чистокровным русским с легкими атомами татарской и цыганской крови: на старых фотографиях на даче он видел своих предков, некоторые смущали излишней чернявостью и профилями не совсем курносыми, – но в целом москвич без предрассудков.
Первая жена Сергеева была некоренной национальности, предки ее, дальние родственники царя Давида, любили Сергеева как родного и даже при нем говорили, что он хоть и русский, но человек неплохой, хотя их девочка могла бы быть и поумнее.
Девочка через пять лет услышала голос предков и съехала на историческую родину с группой родственников. Сергеева тоже звали, но он себя не представлял на Земле обетованной и остался на Остоженке, в квартире тестя-профессора, Давида Лазаревича. С бывшей женой дружил и зла на нее не держал, слава Богу, детей у них не случилось.
Вторая жена оказалась нормальной, все в роду у нее были Иваны да Степаны, дети тоже получились цвета спелой соломы, жена оказалась честной и немножко богатой, папа ее служил по алмазам и жил за границей больше, чем на Родине, но патриотом был замечательным, лаптей не носил, однако крестился, несмотря на партбилет.
Бабушка жены, женщина советская, всю жизнь по профсоюзной линии работала, елкой в Кремле руководила, так всю жизнь хороводы водила, со сталинских времен до перестройки, власть любила больше мужа, который бросил ее после войны и с санитаркой в Сочи уехал строить новую жизнь.
Бабушка его простила, больше замуж не вышла, пару лет жила с Дедом Морозом из Малого театра, пока он Ленина играть не стал, пришлось уступить Советской власти любовника, а что сделаешь? Власть – она от Бога, сокрушалась профсоюзная активистка, ныне староста прихода церкви на Софийской набережной.
