Каори Экуни - Божественная лодка

Интересно, почему, когда в жару я приму душ, меня сразу одолевает слабость. Я съела свой поздний обед, развалилась в ногах у мамы, которая продолжала читать книжку. Лежать на татами было очень приятно, и я незаметно задремала. Во сне мне был слышен откуда-то издалека тихий звук колокольчика.

Потом мы с мамой пошли погулять. Наступили тёмно-голубые сумерки. Как только солнце садится, сразу становится прохладно. Мама шла и слушала музыку по моему плееру.

Нам нравится аллея, которая ведёт к парку на месте бывшего замка. Она довольно широкая. Справа от неё здание средней школы. Через два года, если мы ещё будем жить в этом городе, я пойду в эту школу. Буду носить серую спортивную форму. (В этой школе спортивная форма: у мальчиков — зелёная, а у девочек — серая.) — Как хорошо пахнет! — сказала я, глядя высоко в небо.

— Пахнет? Чем? — Мама шагает, раскидывая складки юбки. На щиколотках ног ремешки красных босоножек.

— Пахнет вечером.

Удивительно, но в любом городе летним вечером пахнет одинаково.

Бар «Цумики» — довольно популярное место. В «Дэйдзи» обычно приходили постоянные клиенты, которые подолгу сидели в баре, а здесь посетители, чаще всего мужчины, которые заходят по дороге с работы прямо в костюмах, как правило, компании из двух-трёх человек. Они немного посидят и сразу уходят. Бывают и такие — напьются так, что аж идти не могут, но я считаю, что посетители этого бара относительно добропорядочные люди. Среди них, похоже, много тех, кто живёт возле районного центра культуры и в районе Юкаригаока.

— Спасибо за работу!

В этом баре конфеты часто дарит хозяин заведения, а не посетители.

— Ой, конфеты «Эрика»? По какому поводу?

— А Вы любите шоколад этой фирмы?

Хозяин бара — мужчина средних лет с особым загаром от игры в гольф, всегда одет в чёрную рубашку-поло.

— Нельзя так баловать своих работников. — Я стараюсь всё время отшучиваться, но в то же время по возможности соблюдаю дистанцию в общении с ним. Он холостой.

— Ну ладно, дальше без меня справитесь, хорошо? — Он собрался уходить.

— До свидания! — Я проводила хозяина и решила выпить кофе. Как раньше с Махо. Потом закрыла бар, села на велосипед — и домой! По прямой дороге… Домой, где меня ждёт моя Соко… Какая звёздная ночь! Только когда уехала из Токио, я узнала, как много звёзд на небе.

Я кручу педали и напеваю Рода Стюарта.

Я люблю лето. Это то время года, когда Бог подарил мне второе сокровище моей жизни…

Город был наполнен ярким солнечным светом. Каждый день, убежав каждый из своего мира, мы с Ним спешили на встречу друг с другом. Навстречу страсти, от которой кружилась голова. В скоплении мгновений, страшно коротких и бесконечно длинных, в реальность которых было трудно поверить.

Бог забрал у меня моё второе сокровище тоже летом.

Может быть, если бы я знала тогда, что у меня родится Соко, я бы поступила иначе…

Когда я приехала домой, Соко уже спала. Я приняла душ и сразу легла. Уже несколько лет дочь стелет мне постель.

Соко не любит, когда жарко. Она свернула вдвое махровую простыню и едва прикрылась ею: ноги и руки открыты. Еле заметное дыхание, на лбу выступил пот. Я помахала веером над её ногами, чтобы стало попрохладнее.

Со следующей недели начинается праздник О-бон[8], и в баре и музыкальной студии будут выходные дни. Я хочу съездить с Соко на море.

— Давай, Соко, съездим на море на полуостров Босо, — несколько дней назад предложила я ей, рассматривая карту.

— Не знаю, ну давай, — ответила она.

— Ты же любишь море, — продолжала я.

— Угу, — кивнула она в ответ с задумчивым видом.

Она плела что-то из бисера, и на кухонном столе было полным-полно красивых разноцветных бусин.

— Но, мам… — Соко подняла голову, и у неё было очень настойчивое выражение лица. — Раз мы собрались на море, то, может, лучше съездить в Такахаги? Ты же сама говорила, что тебе нравится море в тех местах.

— Да, верно.

Я совсем не собиралась ехать в Такахаги. Если привязаться к какому-то месту или иногда приезжать в гости туда, где раньше мы жили, нас начнёт тянуть туда, будет трудно потом переезжать в новый город…

— Ну, тогда может лучше поехать в Идзу? Там и горячие источники есть.

В ответ на это Соко подозрительно посмотрела на меня:

— Да ладно, мам, можно и в Босо.

Я разглядела, что дочь плела из бисера. Это был узкий браслетик — красная ленточка, а на ней белые цветочки.

Я положила веер, повернулась на бок, но никак не могла уснуть, хотя обычно я сразу засыпаю. Я долго смотрела на белый пододеяльник, который скудно освещала маленькая оранжевая лампочка.

Теперь мы с мамой вместе завтракаем! Это — самое большое изменение у нас в доме с того момента, как мы переехали в этот город. Ведь ей теперь тоже с утра надо на работу. Но меню на завтрак не изменилось: овсяная каша, яичница, чай, иногда фрукты. По радио, висящему на крючке на холодильнике, передают новости на английском языке и прогноз погоды.

— Похоже, сегодня опять будет жарко, — говорит мама, зевая и прикрыв лицо рукой почти наполовину. — Ты пойдёшь в музей?

— Не знаю, наверное, — отвечаю я.

Сегодня у мамы только уроки в музыкальной студии, а в баре — выходной.

— Слушай, давай встретимся в обед где-нибудь и пойдём купим купальники? — спросила мама, посмотрев на меня сквозь кофейную чашку, как будто спрашивала у неё. — Раз мы едем на море, тебе, наверное, не хочется ехать в школьном купальнике, правда?

То ли оттого, что мама коротко подстрижена, то ли из-за того, что она надела белую хлопковую блузку без рукавов, она выглядит свежо и прохладно. А мне уже с самого утра невыносимо жарко.

— Ну ладно, давай, — замялась я.

— Что «ну ладно, давай»?

— … Ничего.

— Ну всё, решили! — сказала мама и довольно заулыбалась. — Приходи ровно к двенадцати в музыкальную студию.

Она допила кофе и встала. Я кивнула: «Поняла».

Я и сама знаю, что это ненужная тревога, но когда мне покупают какую-нибудь вещь, я всегда беспокоюсь из-за денег. Мама всегда смеётся, что у нас достаточно денег на наши повседневные расходы, и успокаивает, чтобы я не переживала. Да и сама я знаю, что на моё имя заведён счёт в банке, и на нём есть деньги. Но почему-то моё беспокойство не проходит.

Деньги, банковскую книжку и личную печать мама хранит в маленькой чёрной сумочке, с которой ходят в театр или на банкеты. Всё в одном месте, чтобы в случае землетрясения или пожара можно было сразу вынести. Она говорит, что её подарил Момои. Очень красивая бархатная сумочка, вся расшитая бисером.

Однажды мама сказала:

— Думаю, что ни на какие банкеты я уже с ней не пойду! — При этом выражение её лица показалось мне таким грустным, что у меня аж мороз по коже пробежал.

— Ну, я пошла! — сказала мама, закончив собираться на работу. — Не забудь потом двор полить.

— Хорошо.

Я посмотрела ей вслед. Мамина фигура. Её запах, в котором смешался запах сигарет, ванильного геля для душа и аромат духов.

— Соко, не забудь, в двенадцать!

Когда она закрыла дверь, я ещё немного постояла в коридоре.

Глава седьмая

Пруд Убагаикэ (Знаки прошлого)[9]

Я сижу на татами, вытянув ноги, пью эспрессо и жду, когда Соко вернётся из школы. Сегодня понедельник, а по понедельникам у меня выходной. Во дворе, примыкающем к нашему балкону, сорняки растут в своё удовольствие. Сквозь дверную сетку осенний ветер приносит запах уставшей земли. Открытая балконная дверь всегда раздражает Соко. Дело в том, что сетка местами порвана, и в дырки залетают комары.

За окном сентябрь. Я закрываю глаза и ловлю краешками век слабое тепло солнца, уходящего на запад…

— Говоришь, хочешь сбежать? Но куда? — я вспоминаю, как тогда спросила Его.

— Не знаю, — ответил он.

— Мне можно с тобой? — спросила я снова.

На его лице появилось раскаяние.

— Прости, я не хотела… — от волнения я сама стала извиняться. Я не хотела, чтобы из-за меня у него были неприятности, не хотела видеть его несчастным. Был душный вечер. Мы пришли в парк Кита-но-мару[10], весь пропитанный запахом зелени. Он крепко обнял меня. Прижав меня к себе, он замер. Потом тихо произнёс: «Прости за всё!» Потом вдруг резко отпрянул от меня, посмотрел мне в глаза и сказал:

— Я обязательно вернусь… Я обязательно вернусь! Я разыщу тебя. Где бы ты ни была.

У него была жена, а я была замужем за Момои. Его музыкальный магазинчик был закрыт на затянувшийся отпуск. Положение было абсолютно безвыходным, «просто хоть в петлю лезь», и «ему посочувствовали бы сейчас даже бездушные кредиторы». Он объяснял мне всё это, странно улыбаясь, с каким-то осунувшимся лицом. Я смотрела на него и понимала, что не могу ничего для него сделать. Это было двенадцать лет назад. Мне было всего двадцать пять…