Евгений Рубаев - Рыбья кровь
— Убил я как-то каменного глухаря. Это порода гигантских глухарей. Вес у него был восемнадцать килограмм. Но старый был, сволочь, жёсткий. Жена пятнадцать часов варила с содой. Всё равно не ужуёшь. Так и отдала собаке. Та всё равно не съела, закопала его в песок.
Когда на дворе была зима, на буровую заезжали ханты-оленеводы, но при условии, если им до этого случалось где-либо разжиться спиртом. После возлияний они приезжали на буровую с надеждой «догнаться». Хотя заранее знали, что искать там водку — дело безнадёжное, всё равно приезжали и начинали клянчить одеколон. К одеколону у них отношение было особенно трепетное. Очевидно, их привлекал необычный для этих мест запах. Как в первые дни перестройки советских людей привлекал необычностью запах польской жвачки и подкопченной, вымоченной в химической жидкости «жидкий дым», колбасы из сои. Теперь к таким запахам адаптировались и никакой «кока-колой» молодёжь не прельстишь — предпочитают пиво русского типа, а синтетическое, из банок — не пьют. Но коми-оленеводы не испытывали отвращения к одеколону и пили его во все времена с одинаковым удовольствием. Впрочем, буровики — тоже. Ни одному бурильщику не придёт в голову пить одеколон в Сочи. Зачем? В ресторанах, в буфетах полно разведенного спирта в бутылках с надписью «Водка».
В восьмидесятых годах главного начальника всего Курортторга, женщину, большевики расстреляли за этот самый разведенный спирт. Говорят, в ночь перед расстрелом она выла часов пять кряду. Может быть, волчья суть из неё выходила. Но в ресторанах разведенный «технарь» так и продолжали продавать, независимо от расстрела! Преемники подхватили знамя. А может, они начальницу Курортторга и подвели под монастырь, может быть, она плохо сармак делила? Кто теперь знает? После этого воды много утекло.
Но в тундре спирт не разводили водой. Как говорили, только лишь из особого шика. Но вернее потому, что при разбавлении спирт при растворении нагревается — реакция идёт при смешении экзотермическая. Тем более что все водяные колонки, откуда берут питьевую воду, подогреваются, чтобы не помёрзли, вода из них идёт аж горячая! Теплый раствор этанола — это дурной вкус. Всё равно, что шампанское «Вдова Клико» селёдкой закусывать!
Есть, конечно, в тундре свои особые вкусовые сочетания. Допустим, собачатина под одеколон. Есть традиция. Когда приезжает новичок, его могут пригласить радушно в гости, и, не оповещая, накормить собачатиной. Потом, ранее радушные хозяева, сидя за столом, рычат друг на друга и гавкают. Это юмор такой. Вновь прибывший — в недоумении. В эндшпиле вносят неободранную голову съеденного Бобика. При этом все искренне хохочут и веселятся. Коми-оленеводы, вопреки легендам, собак никогда не едят. Это для них почти священное животное. Оленятиной они тоже не очень потчуют. Всё норовят выменять одеколон на шкуру какого-нибудь белого песца, подстреленного в неудобное место, отчего по сортности шкура абсолютно плохая. В большом посёлке такса: одна шкура песца за бутылку спирта идёт. Был в буровой бригаде один полу-армянин по кличке Ара. Он промышлял таким вот бизнесом. Подбирал на местной помойке пустые бутылки из-под спирта, снимал с помощью тёплой воды с них этикетки. Эти этикетки приклеивал на свои бутылки с водкой и при обмене на шкуры песца уверял, что это — огненная вода! При этом он сильным толчком пальца пробивал дырку в брюшной части шкурки выторговываемого песца и кричал: «Пуля!»
— Нет пуля, нет пуля! — уверял продавец. Но упрямый Ара пытался за одну бутылку подложной водки выменять две шкуры, проковыряв незаметно во второй шкурке тоже дырку с воплем:
— Пуля!
Торги продолжались относительно долго, покупатель вымытаривал из продавца три шкуры за две бутылки огненной воды. И без антракта мчался клянчить у заведующей котлопункта тушёнку под запись. Такая торговая энергия была у человека! Котлопунктом столовая именовалась потому, что просадившие все деньги буровики могли в нём питаться под запись. Курево и чай можно было набирать таким же образом. Деньги за всё потом вычитали прямо из зарплаты — такой прообраз кредитной карты. Снабжение тушёнкой было относительно неплохое, поэтому все стремились в эти годы тотального дефицита отвезти домой на «большую землю» несколько банок тушёнки. Затем угощали родных. Из этой тушёнки варили супы.
Единственным развлечением на буровой было ходить в парную. Вытопить баню — не совсем просто. Воду для технических целей — для парового котла, для технологических процессов при бурении, качали из ближайшего болотного озерца. Для питья она абсолютно непригодна, была коричнево-бурого цвета с резким запахом. В ней было много всякого гумуса и бактерий. Пили чай и умывались, растапливая снег. Если, бывало, зачерпнут снег не в том месте, то вода бывала с собачьей и оленьей шерстью. А чтобы вытопить баню, кололи лёд и растапливали его в банном котле. Энергозатраты при этом были чудовищные! И мускульной энергии и тепловой. Лёд был температурой, как и воздух на улице, минус сорок. Вначале лёд надо было догнать до нуля, а лишь затем он начинал плавиться. С дровами было совсем никак! Отпиливали выступающие концы балок у строений, если повезёт и произойдёт перетяжка талевого каната — тогда разберут деревянную катушку-тару. В ней было с полкуба дров, и это была настоящая находка. Тайком, конечно, подливали в топку дизельное топливо, но за это бурмастер мог жестоко покарать — лишить месячной премии. Дизтопливо завозили вертолётом. В «Ми-6» была установлена ёмкость кубов на восемь. Вертолёт садился у сливного насоса и, не выключая турбины и винтов, топливо перекачивали под рёв и вой двух турбин. Бортмеханики привозили по половине, или даже трети ёмкости, а записывали, как будто слили полную. Проверить их было невозможно. Никаких расходомеров не стояло. Вся эта деятельность была незаконной, просто опасной для людей и техники. Осуществляли такую перевозку топлива на страх и риск ответственных лиц. Кто был ответственный — не ясно никому. Дизеля на буровых были жутко прожорливы. На одной установке работали до семи дизелей, типоразмера что устанавливают в современные танки. Ещё были две электростанции, примерно такие же дизеля, которые крутили электрические генераторы. Столь большое число дизелей на одной установке технологически необходимо. Кроме обеспечения подъёмной лебёдки, которая тянет через полиспаст полтысячи тонн, ещё для вращения двух буровых насосов. Насосы развивают давление в системе прокачки скважины до четверти тысячи атмосфер при значительной производительности. В общем, агрегат солидный и требует определённых качеств у персонала. Всё это, что крутится и качает, необходимо перманентно ремонтировать. Техника всё-таки советская, изготовлена и сконструирована такими же раздолбаями, которые её эксплуатируют.
Русский человек — под это определение подходят все национальности: татары, чуваши, мордвины, хохлы и весь трудовой люд, который трудится на буровой, — всё делает на максимальном режиме! Умеренности нет ни в чём. Если насосы качают — то на максимальном давлении, если талевая система идёт на подъём — то на предельной скорости. Все соревнуются. Каждый старается друг другу нос утереть. Случается, так называемый «открытый фонтан». Это когда произошла авария и управлять потоком жидкости и газа из скважины нет возможности — устье с запорной арматурой разрушено. В этом случае ставят две буровые установки в километре по разные стороны от аварийной скважины. И двумя стволами под землёй стремятся попасть в ствол аварийной скважины. Две скважины бурят, а не одну, чтобы увеличить вероятность попадания в аварийный ствол. Бурмастерами ставят на этих буровых обычно самых пропитых специалистов. Не было ни одного случая в истории, чтобы один из них промазал. Всегда попадают оба! Чтобы после проводки обоих сразу дисквалифицировали на три месяца за пьянку — было. А чтобы хоть один из них уступил — никогда!
Как шахтёров губит силикоз, так бурильщиков калечит сильная вибрация, ведь стоит он на стальном полу, намертво прикреплённом к лебёдке. Осложняет это ещё сильный холод — работа идёт на открытом воздухе, и вдыхание выхлопных газов от дизелей. Присутствие едких химреагентов в буровом растворе здоровье тоже не улучшает.
Руководил всей этой какофонией Фархад с завидной яростью. Последним инцидентом было замерзание рабочей жидкости в гидравлической системе индикаторов веса. Рабочая жидкость, в одном индикаторе примерно литров около десяти спирта. Кто его разбавил перед заправкой — приехала разбираться целая комиссия из инженеров всех рангов. Главный инженер вопрошал:
— Почему спирт замёрз?
— Крепость у него была не та! — отвечал Фархад, сидя на корточках. — Я его попробовал, а он не той крепости, что надо!
— Ты что, денатурат пробовал? — с возмущением вскричал старший инженер.
