Софи Бассиньяк - В поисках Алисы

Несколькими мгновениями спустя обе сестры уже сидели за его столом.

— Нет, обедать мы не будем, — властно объявила Клотильда официантке. — Принесите нам два кофе. Спасибо.

— А вы знаете, что, посещая этот ресторан, вы оказываете финансовую поддержку секте? — шутливым шепотом спросила Алиса и ткнула подбородком в типа за барной стойкой. — Мы сюда никогда не ходим. Как вам блин? — Не дав ему ответить, она опять застрекотала: — У них тут что-то вроде коммуны, к ним несколько раз наведывались жандармы, потому что у них дети постоянно прогуливают школу. — Вернулась официантка, а Пикассо вдруг понял, что именно Алиса пыталась ему продемонстрировать — свое неудержимое стремление к простоте и отказ воспринимать мир таким, каким он казался. — Клотильда, познакомься, это инспектор Пикассо. Она в курсе, — добавила она, поворачиваясь к нему, внезапно оробевшему от обилия окружившей его женственности.

У Пикассо складывалось впечатление, что вся эта история Алису безумно веселит, тогда как она просто радовалась, что видит его здесь, на своей территории, да еще рядом с сестрой.

— Очень рад, — произнес он, обращаясь к Клотильде, и обменялся с ней озабоченным взглядом, означавшим, что Алиса в опасности. — Новости есть?

Алиса рассказала инспектору про звонок Аньес и стихотворную строчку в книге отзывов. Он принялся расспрашивать Клотильду. Что она обо всем этом думает? Не замечала ли в последнее время чего-либо странного?

— Нет, разумеется, нет, — удивилась та. Когда она заговорила вновь, в ее тоне появилась недоверчивость. — Если вы ищете в нашем роду психов, то вы их найдете. Но боюсь, это совсем не то, что вам нужно. Видите ли, наши психи — слишком обыкновенные. У них мало воображения, зато эгоизма — хоть отбавляй. Вряд ли их интересует что-либо кроме собственной персоны.

Клотильда раскраснелась. Пикассо не знал, что с ней такое происходит крайне редко. Он лишь отметил, что ее красивый рот искривился — верный признак подступающей злости. Или потока слез.

— Так как вам блин? — как ни в чем не бывало повторила свой вопрос Алиса.

— Вкусный, — пробурчал Пикассо, от смущения еще не откусивший ни кусочка.

— Зайдете к нам на чашку кофе? — предложила Клотильда, сумев взять себя в руки. — Мы будем дома часов до двух.

— А потом пойдем в траурный зал, — добавила Алиса. Ей хотелось вновь и вновь повторять это словосочетание, чтобы убедить себя в реальности происходящего. — А у вас какие планы?

— Есть в городе два-три дела. Если вы не против, я вам позвоню ближе к вечеру.

Их взгляды скрестились, и оба испуганно вздрогнули, как будто застали друг друга за чем-то нехорошим. Первой опустила глаза Алиса.

Клотильда собралась расплатиться за кофе, но Пикассо ей не позволил. Женщины пошли к выходу, оживленной жестикуляцией привлекая к себе внимание редких посетителей, а Пикассо остался доедать свой блин, не чувствуя вкуса. Его не покидало изумление, вызванное улыбкой Алисы и той искры сообщничества, что согревала обеих сестер. Стоило ей чуть ослабнуть у одной, вторая немедленно раздувала ее снова. Он спросил кофе, расплатился по счету и покинул кафе. Солнце скрылось, и вмиг посеревшее небо стало цементной тучей валиться на опустевший городок, жители которого дружно, как по команде, разошлись по домам — обедать.

— Приехал все-таки! — воскликнула Клотильда, заходя в гостиную.

Она бросилась к дяде Анри и расцеловала его. Алиса следовала за ней, не спеша бурно выражать чувства. Как выяснится впоследствии, обеих поразило жуткое сходство Анри с их отцом, благодаря которому им не составило никакого труда представить его себе постаревшим, хоть они не виделись целых пять лет. Родной брат человека, которого сестры сильно не любили, Анри Кантор был вынужден терпеть ничем не объяснимое презрение со стороны племянниц, а также их мужей и детей. Впрочем, в отличие от брата, лично он никого не заманил на тонущий плот и никому не испортил жизнь, потому что остался холостяком. Этот постаревший юнец — тощий, голенастый, длиннолицый, частенько замиравший с разинутым ртом — был всего на двадцать пять лет старше Алисы, но ей казалось, что их разделяет по меньшей мере век.

— Ну как погода в Ла-Боле? — спросила Клотильда, взбивая рукой слежавшиеся диванные подушки и поднимая в воздух мириады серебристых пылинок.

— С утра, когда я выезжал, шел дождь со снегом, — с терпеливым добродушием доложил Анри.

Несколько лет назад Клотильда с Пьером помогли ему с продажей дома в сосновой роще, содержать который дяде стало не по силам. «Дельце провернули что надо!» — хвасталась тогда Клотильда, благодаря усилиям которой клиент в кои-то веки выиграл, а не проиграл. Трехкомнатная квартира «с видом на море» позволила этому любителю строгих костюмов продолжать жить, как будто ничего не изменилось, среди открытых купальников, парусных досок и лоснящихся кремом для загара спин, с высоты своего балкона презрительно поглядывая на шумную суету отпускников. Впрочем, он сердился на племянницу, «загнавшую» его в «кошмарную дыру», населенную горластыми обитателями Нанта, имевшими милую привычку полуголыми, в песке, вваливаться в лифт, из которого целый год не выветривался тошнотворный запах синтетического кокосового масла. Зимой Анри, одинокого в продуваемом всеми ветрами орлином гнезде, начинали одолевать страхи. Он читал трудные романы, слушал симфонии Бетховена и усугублял свою глаукому, рассматривая репродукции с полотен мастеров в роскошных альбомах, стоивших ему дома. Алиса относилась к его упрямству с уважением. Она могла бы стать союзницей своего эксцентричного дяди, но их инстинктивно шарахало друг от друга, как часто бывает с неуверенными в себе и оттого чуть циничными самоучками, с испуганным неудовольствием узнающих в поверхностных суждениях другого собственные мысли. Клотильда считала его «размазней» и презирала за жалкую манеру ловить чужие взгляды в поисках простаков, согласных выслушивать его бредни. Все всегда старались от него отделаться, как от болтливого ветерана или клошара, и только Алиса иногда находила толику интереса в слегка завиральных речах старого зануды. «Среди любителей я — специалист, среди специалистов — любитель», — повторял он «подаренную» Алисой реплику из фильма Феллини, превратив ее в личный девиз.

Сели за стол. Мадам Гролье приготовила картофельную запеканку с мясом, а Пьер извлек из подвала бутылку шинона, который обожал. Атмосфера царила праздничная, все словно забыли, по какому поводу собрались. Анри, сидевший рядом с Алисой, строго посмотрел на нее и спросил:

— Тюрпен де Криссе? Что ты о нем думаешь?

Бунтарь по природе, дядя Анри считал делом чести выискивать забытые имена не оцененных по достоинству художников, всяких тюрпенов де криссе, родившихся не в то время и не в том месте. Алиса плохо знала этого живописца. В памяти всплыли смутные образы античных колонн и римских пейзажей. Или это были венецианские пейзажи? Трудно сказать. Вроде бы он дружил с Энгром и Жозефиной.

— Я был на его ретроспективной выставке в городе, — продолжил Анри. — Тебе известно, что он из местных?

Клотильда поспешила на помощь сестре, предлагая дяде взять добавки. Тот нервно отказался, не удостоив вторую племянницу даже беглым взглядом.

— Как дела в Лувре? — с плотоядной улыбкой поинтересовался он.

— Нормально, — отозвалась Алиса.

Она отвечала на автомате. Рассказала про свои лекции, похвалила состав группы — очень милые люди. Он был явно разочарован, но Алису это мало волновало: она вдруг почувствовала такую усталость, что ей захотелось тут же, не сходя с места, заснуть и больше никогда не просыпаться. Сквозь нахлынувшую дурноту до нее доносился приглушенный голос Анри, бубнившего что-то о «безобразной зелени у Сезанна» в некоторых местах «Горы Сент-Виктуар». Потом он заговорил об «Арлезианке», уверяя, что ее «написал ненормальный: что за гипсовое лицо, что за дикий желтый фон, что за нарочито задумчивая поза!». Временами, выныривая из небытия, Алиса произносила какое-нибудь имя, чтобы сделать вид, что внимательно слушает дядю. «Знать такого не знаю! — тут же впадал в раж тот. — Дега? Не знаю и знать не хочу!» Его немного старомодная надменность бросала вызов миру, в котором, думала Алиса, никто больше не согласен считать себя невеждой, даже смеха ради. Когда перешли к сыру и за столом повисла тишина, он первым прервал ее восклицанием: «Глядя на полотна Одилона Редона, я слышу музыку!» Поль с Виктором не сговариваясь вскочили из-за стола и, зажимая рты салфетками, бросились вон из столовой. Тут же из кухни донеслось громкое ржание. Клотильда встала, прошествовала вслед за сыновьями и закрыла за собой дверь. Звуки хохота стихли.

— От Марии-Луизы новости есть? — обратился Анри к заметно расстроенному Пьеру.