Алексей Семенов - Голые циники

— Победить! Победить! Победить!!!

И возбужденно закричали все.

— Что это пищит? — спросил Сергей, еле успевая за куда-то тянувшей его Варварой.

— Это пейджер…

Варвара открыла дверь в женский туалет и забежала в него. Сергей стоял у входа, совершенно отдавшись происходящему.

— Быстро заходи, — Варвара схватила его за руку, затащила в женскую кабинку и закрыла щеколду. Потом, отдышавшись, посмотрела в его спокойные глаза, — ну и что будем дел…

Она не договорила. Сергей зажал ей рот, развернул от себя и сдернул с нее трусы.

— Это твоя дочь? И сколько ей лет? — Ричард взаправду был удивлен.

— Четырнадцать, — переводчик взял на себя смелость и накинул девочке пару лет.

— А тебе сколько?

— Говорит: «А сколько дашь?»

— Значит, так, я тут не жениться на тебе собираюсь… — Рич повернулся на камеру и, уже обращаясь к зрителям, — представляете, приехал белый, покупает ее и ее дочь, а она еще и кокетничает. — И уже повернувшись к ней: — Скажи, а согласилась бы за меня выйти замуж?

Переводчик засмеялся, но Горров больно ткнул его бутылкой коньяка, поэтому перевод был очень серьезным.

Маленькие азиатки, кольцом окружившие съемочную группу, засмеялись от предложения, словно шимпанзе, отнявшие банан у посетителя зоопарка. Начали трогать Ричарда и на ощупь проверять его физические качества. Хозяйственно кивали головой. Тут Хорхе что-то сказал, показывая рукой в область Ричардового паха, и все засмеялись опять.

— Что он сказал? — не терпелось Ричарду.

— Хорхе сказал, что они лопнут, если ты в них кончишь…

— Очень смешно, — передразнил Ричард Хорхе. — Хорошо, я продолжу. Скажите, а в каком возрасте девушки в Таиланде начинают жить половой жизнью?

— Рич, — прервал Горров, — брат, проще и наглее формулируй вопрос… как в жизни: «Сколько тебе было, когда тебя задрали?»

— Хорошо.

— Сколько лет было вашей дочери, когда она впервые переспала с мужчиной?

— Говорит, что примерно восемь лет.

— И вы считаете это нормальным?!

Все вокруг зашушукали и стали переглядываться.

— Говорит, что нормально… Че ненормального-то? У нас всегда так. В одиннадцать-двенадцать лет у нас уже выходят замуж.

— Я не понимаю, как вы сейчас продаете дочь, а ее еще потом и замуж возьмут? — Рич перешел на издевательский тон. — У вас, наверное, тоже муж есть, дома сидит и ждет?!

— Есть, конечно. Ждет.

— Вы шутите, что ли?!

Тут вмешался Хорхе.

— Понимаете, в Таиланде это нормально. Для ее мужа — это нормально, для большинства мужиков — нормально. Это наша философия, и по-другому мы не можем…

— С ума сойти можно.

— Стоп, — Горров остановил съемки. — Значит, так, сейчас узнаешь цену на нее и дочь, торгуетесь и уходите туда, куда она укажет. Понятно?

— Мне нужно будет трахать их? — Рич смотрел на маму с дочерью и был в шоке.

— Понятно?! — сквозь зубы закричал Горров и хлопнул руками. — Работаем!

— Ну что, спринтер, давно секса не было? — Варвара не надела, а натянула трусы.

— Извини, — Сергей сел на унитаз.

— Да я все понимаю, солдат… Мне даже приятно, что ты так быстро кончил. Ну, в смысле, морально приятно, — Варвара достала зеркало и красила губы, не глядя на Сергея и не видя, что от ее слов и ситуации у того катились слезы. — А технику мы тебе поставим, не переживай. Орудие у тебя крупнокалиберное — мои атаки выдержит.

Сергей упал на колени, обнял и прижался к Варе, горько зарыдал.

— Эй, чш-ш-ш, солдат! Врагов спугнешь! — Варя гладила его по голове. «А Ричард не любил, чтоб я его гладила», — подумала.

Сергей поднял заплаканные глаза и прошептал:

— Выходи за меня.

— Солдат-солдат, — она тихонько вытирала его слезы ладонью, — что мы с тобой жрать-то будем? У тебя дома, наверное, стенгазета вместо туалетной бумаги?

— Сейчас нет бумаги, а завтра будет из шелка. Я заработаю, — Сергей как-то по-юношески вскочил, забыв о том, что голый. — Я смогу нас прокормить, я умный!

— Ты голый сейчас. И вот еще что… Я! — Варя проглотила горечь. — Я не хочу кормиться, понимаешь. И в стойле жить не захочу. Натягивай штаны, пионер. Заработаешь миллион — позвони.

Они вышли на улицу. Уже стемнело. Шли, молчали и думали.

«Интересно, кто я для нее?»

«Интересно, кто он для меня? А кто мне Ричард? Ричард… Мне нужно принять дозу»…

— Все, пионер, — Варвара резко развернулась и протянула руку. — Давай прощаться, чур, только без слез.

— Я думал… — Сергей замялся.

— Ты думал… Какое откровение?! Я знаю, о чем ты думал, сказать?!

— Скажи.

— Ты думал, что если я с тобой переспала, то можно меня теперь таскать за собой, как собаку?! Или ты хотел поехать ко мне?! — Варвара, подумав о наркотиках, уже торопилась и злилась. — Я, солдат, живу на квартире того, чьи пальцы у меня на шее, а удар кулака на губе. Мне негде жить! Конечно, можно в общежитие перебраться! Солдат и студентка — две голые худые жопы-мослы. Два нищих заброшенных куска говна. Пошел ты! Я не хочу быть говном! Я не так давно из него выбралась! И я еще чувствую на губах его вкус вперемежку со спермой Ричарда…

— А у меня во рту металлический привкус, как при контузии, и приятный аромат рыбы от твоих губ, — Сергей ничего не понимал и не слышал.

— Да пошел ты со своим романтизмом! Все, не провожай! Я сама тебя найду!

И ушла. А он стоял. Через полчаса сходил в магазин и купил чекушку водки. Выпил из горла и вернулся к театру зачем-то. Пришел в себя через час, когда закончился спектакль, и мимо прошел Верник с двумя, покрытыми предсексуальной испариной, кобылами.

— А далеко идти? — спросил Рич переводчика.

— Нет, здесь все поблизости. Маленьких комнат, где трахаться можно, — очень много.

— Забавно было бы узнать, сколько сейчас людей на этой улице одновременно ебется. Вот бы сверху посмотреть, а крыши убрать, чтоб только голые жопы свистели, — вслух подумал Горров.

— Я узнавал, — продолжил переводчик. — За одну ночь такая девочка, как ваша, примерно, пять — семь партнеров сменит.

— Три презерватива надень, Рич, — окатил грустной шуткой Горров. — А у девочки купи трусы и папочке своему под подушку засунь, чтоб мать нашла. Пускай тоже, сука, поучаствует в проекте.

— Заткнись. Он хоть и мудак, но он — мой отец, и ты не имеешь права его оскорблять, понятно?!

— Как знаешь.

— Я сам решу.

Они поднялись на второй этаж какой-то хибары, Хорхе придержал дверь, и все вошли в «святая святых».

— Большая кровать, уже застеленная свежим бельем,

— телевизор,

— зеркало,

— два плетеных кресла,

— бутылка какого-то местного пойла на столике из ротанга.

— Мило-то как, — выдохнул, издеваясь Горров, и, став абсолютно серьезным, хлопнул по-деловому в ладоши: — Работаем.

— Разговаривай только с ними. Мы в стороне. Нас — нет.

— Блядь. Хорошо. Переводчик?

— И его нет.

— Все.

Ричард сел на кровать. И голову обнял. Она обняла его за руки. Тихонечко. Он устал. И решил, что пошло все на хуй. Будь, как будет.

— Обязательно в душ?

Кивнув головой, она стала раздевать дочь.

Ричард ушел в ванную и, включив сильно горячую воду, обжигаясь, не замечал и молчал.

Завернулся полотенцем и вышел. Мама и девочка лежали уже под одеялом.

— Я не могу… — больше ничего не успел сказать Рич.

Они вышибли дверь… Автоматы… Положили всех на пол. Ричарда загнули голого на полу. Кричали. Полиция нравов Таиланда.

Ричард вскочил. Голый и кричал:

— Пошли вы на хуй! Я ненавижу вас. Всех. И тебя, Горров, сука ебаная.

— Стой, сука! — Злость на себя, на свой плохой секс, злость на злость Варвары выскочила сейчас в одной фразе.

Кобылы перешли с ржания на нервное блеяние, а Верник остановился и обернулся.

— Вы мне, уважаемый? — пытаясь соскочить, улыбкой спросил Верник.

— Да ебал я твое уважение, гондон! — Сергей подошел вплотную.

— Это ваше право.

— Че ты мне «ВЫ-каешь»?!

— Простите, не совсем понимаю вас… — Верник вынул из кармана ключи и отдал одной из девушек. Кивнул на машину, и те, испуганно оборачиваясь, ушли.

— Че ты лыбишься?!

— Я просто добродушен.

— Ты — хуемберендушен, сука! Понятно?! — уже закричал Сергей.

— Понятно, — прекрасно понимая, что так уж получается и никуда не деться, но стоит попробовать, выдохнул Верник. Посмотрел на ордена. — Три ордена Мужества. Афга?..

Крюк справа не дал договорить. Верник упал, а Сергей, истошно взвыв, ударил ногой какое-то четное количество раз. Верник затих. Повинуясь врожденному инстинкту, Сергей забрал его бумажник и побежал, второй раз, за день, ощутив металлический привкус во рту.