Татьяна де Ронэ - Дом, в котором меня любили

После еды он, с кривой улыбкой, протягивает мне письмо. Почтальон с удивлением бродил по кварталу, где улицы сплошь перегорожены. Он не знал, что делать с почтой. Не представляю, как Жильберу удалось заполучить мою корреспонденцию. Это человек, полный загадок, и он обожает меня удивлять.

Как я и думала, это письмо от нашей дочери, написанное больше недели тому назад.

Дорогая мама!

Нас беспокоит ваше отсутствие. Жермена убеждена, что с вами что-то случилось, и я молю Бога, чтобы это было не так. Вы должны были приехать в начале месяца. Все ваши личные вещи уже здесь, а самая громоздкая мебель находится на складе. Лоран слышал, что недалеко от нас продается красивый домик возле реки. Цена совсем невысокая, и нам кажется, что вам будет там хорошо. Вам приятно будет узнать, что в доме, по словам Лорана, нет сырости. И конечно, там найдется место и для Жермены. Рядом живет наша знакомая, очень милая пожилая дама. Но если вы предпочтете остаться у нас, то, разумеется, это тоже возможно.

Дети здоровы и с нетерпением ждут вашего приезда. Клемане прекрасно играет на пианино, а Леон уже учится читать.

Пожалуйста, сообщите подробности вашего приезда. Мы не можем понять, куда вы делись.

Мой супруг уверен, что вам будет полезно для здоровья как можно скорее уехать из Сен-Жерменского предместья и предоставить нам заботу о вас. В вашем возрасте — а ведь вам скоро уже шестьдесят — это просто необходимо сделать. Вы не должны жить в прошлом и погружаться в тоску.

Мы с нетерпением ждем от вас новостей.

Даже ее почерк заставляет меня скрежетать зубами, такой он твердый и суровый. Что делать? Должно быть, у меня был растерянный вид, потому что Жильбер спросил, что случилось. Я объяснила, от кого это письмо и чего хочет Виолетта. Он пожал плечами:

— Напишите ей, мадам Роза. Скажите, что гостите у друзей. Что вы немного задержитесь у них, прежде чем приехать в Тур.

— Но как я отправлю ей письмо? — спросила я.

Опять беспечное пожимание плечами.

— Я отнесу его на почту.

Он покровительственно улыбнулся, обнажив жуткие зубы.

Итак, я пошла за листом бумаги, потом села и написала своей дочери следующее письмо.

Моя дорогая Виолетта!

Я очень сожалею, что доставила столько волнений вам с супругом. Я гощу у своей подруги, у баронессы де Вресс, на улице Таран. Кажется, я тебе уже рассказывала о ней. Это очаровательная дама из высшего общества, с которой я познакомилась через мою цветочницу, мадемуазель Валькер. Да, она молода и годится мне в дочери, но она искренне ко мне привязалась. Нам нравится общество друг друга. Она великодушно предложила мне пожить у нее до переезда к тебе. У нее великолепный дом на улице Таран. Поэтому разрушения нашего квартала меня сейчас нисколько не касаются, я их не вижу.

Мы ходим в магазин «Бон Марше», она возит меня к Ворту, знаменитому портному, у которого я заказала платья. Я пользуюсь ее волшебным гостеприимством и езжу в театры, в Оперу и на балы. Уверяю тебя, это доступно для столь пожилой, шестидесятилетней особы, как я.

Я сообщу тебе дату моего приезда, но не жди меня так скоро, потому что я хочу погостить у баронессы де Вресс как можно дольше.

Передай мой привет и наилучшие пожелания своему супругу и детям, а также моей дорогой Жермене. Скажи ей, что Мариетта нашла хорошее место в зажиточной семье возле парка Монсо.

Не могу удержаться от улыбки, вспоминая это ироничное письмо. Балы, театры, Ворт — подумать только! Не сомневаюсь, что моя дочь, типичная провинциальная супруга, испытает укол зависти, узнав о моей бурной вымышленной жизни.

Откашлявшись, я прочла письмо Жильберу.

— Почему вы не скажете ей правду? — вдруг спросил он.

— О чем? — удивилась я.

— О причинах, по которым вы здесь остаетесь.

Я немного помолчала, прежде чем ответить:

— Потому что моя дочь этого не поймет.

Мой малыш часто посещает меня во сне. Я вижу, как он сбегает по лестнице, а потом слышу стук его башмаков по мостовой. Я слышу его голос и смех. Ему шел голубой цвет, и я заказывала для него блузы, курточки и пальто во всех оттенках голубого. Даже картуз. Мой золотисто-голубой принц.

Когда он был младенцем, то спокойно сидел у меня на коленях и смотрел на окружающий мир. Мне кажется, раньше всего он стал различать гравюры в гостиной и портреты над камином. Посасывая пальчик, он следил за всем происходящим своими круглыми глазенками, полными любопытства. Я чувствовала его спокойное дыхание, а его теплое тельце прижималось ко мне.

В такие минуты меня наполняло безмерное счастье. Я действительно чувствовала себя матерью. С Виолеттой, моим первым ребенком, я никогда не испытывала ничего подобного. Да, этот крошка был моим, именно я должна была защищать его и лелеять. Говорят, что матери больше любят сыновей, может быть, в этом кроется истина? Разве не для того мы рождаемся, чтобы производить на свет сыновей? Я знаю, вы любили свою дочь. Она была гораздо больше привязана к вам, чем ко мне.

Во сне я вижу Батиста спящим наверху, в детской. Я восторгаюсь его перламутровыми веками, подрагиванием ресниц. Мягкой округлостью щек. Его приоткрытым ротиком, медленным равномерным дыханием. Я часами любуюсь этим ребенком, пока Виолетта под присмотром няньки играет внизу с подружками.

Я не хотела, чтобы нянька прикасалась к моему сыну, когда он был младенцем. Я понимала, что не следует проводить с ним столько времени, но ничего не могла с собой поделать. Я сама хотела его кормить и ласкать. Он был центром моей жизни, и вы относились к этому доброжелательно. Не думаю, чтобы вы испытывали хоть малейшую ревность. Маменька Одетта точно так же вела себя с вами, поэтому вас это не удивляло. Я повсюду брала его с собой. Он был со мной, если я шла покупать шляпу или шаль. Все лавочники знали нашего сына, рыночные торговки звали его по имени. Но он никогда не хвастал своей известностью и не пользовался ею.

Вот уже двадцать лет я просыпаюсь в слезах, когда вижу его во сне. Мое сердце переполняет страдание. Рядом с вами мне было легче, потому что ночью я могла протянуть руку и почувствовать ваше надежное плечо.

Сегодня рядом со мной никого нет. Какая тишина, какой смертельный холод. Я плачу в одиночестве. Это единственное, что мне хорошо удается.

Бюсси-ле-Репо,

6 июля 1847 года

Маменька!

Я очень скучаю без вас Виолетты и папеньки. Но мне очень хорошо в Бюсси с Аделью и ее семьей. Поэтому не беспокойтесь. Я скучаю по дому. Здесь очень хорошо. Очень жарко. Вчера мы купались в пруду. Он не очень глубокий, старший брат Адели посадил меня на плечи и вымазался в грязи. Мать Адели готовит эскалопы. Я столько ем, что иногда у меня болит живот. Я скучаю без вас по вечерам, когда ложусь спать. Мама Адели целует меня перед сном, но она не такая красивая, как вы, у нее не такая нежная кожа и духи не такие. Пожалуйста, напишите мне еще одно письмо, почему письма так долго идут. Папа Адели не такой веселый, как папенька. Но все-таки он хороший. Он курит трубку и выдыхает дым вам в лицо. Здесь есть большая белая собака, которую я сначала боялся, потому что она вечно напрыгивает, но это она так здоровается. Ее зовут Принц. Вот бы и у нас была собака. Здесь есть еще и кошка, ее зовут Мелюзина, но она шипит, поэтому я ее не глажу. Я стараюсь писать как можно лучше. Брат Адели исправляет мои ошибки. Он хороший мальчик, я хочу быть, как он, когда буду большим, он на десять лет старше меня. Адель устроила вчера сцену, в ее постели был страшенный огромный паук, маменька, пожалуйста, посмотрите мою постель, чтобы проверить, нет ли там паука, я без вас скучаю и люблю вас, скажите папеньке и моей сестрице, что я их люблю.

Я почувствовала на своей груди чью-то ледяную руку и в ужасе закричала в полной тишине. Конечно, никого не было, да и кто мог бы отыскать меня здесь, в этой кладовке? Пришлось выждать, чтобы успокоилось сердце и восстановилось нормальное дыхание. Мне все слышится, как скрипят ступени, видится, как широкая веснушчатая ладонь скользит по перилам, я чувствую: он выжидает, перед тем как отворить мою дверь. Избавлюсь ли я когда-нибудь от этого кошмара? Освобожусь ли от этого ужаса? И даже дом не может мне помочь. Кто-кто входит, и дом уже не защита.

Закутавшись в теплые шерстяные шали, я зажигаю свечу и взбираюсь на последний этаж, в детскую. Я давно уже туда не ходила, даже когда дом был жилым. Это длинная комната с низким потолком и выступающими балками. Стоя на пороге, я представляю, что кругом полно игрушек. Я вижу нашего сына, его золотые локоны и прелестное личико. Я проводила в этой комнате часы, играя с Батистом и напевая ему песенки. С дочерью я этого никогда не делала, просто она не давала мне такой возможности.