Михаил Мамаев - Месть негодяя
«Да, возвращаться, — мысленно цепляюсь за его слова, вглядываясь в противоположный берег над водой. — Я никогда этого не умел. Хотел, но не получалось. Стоило обернуться, и внутри что-то ломалось, как будто какая-то часть души превращалась в соляной столб…»
Нас окликают:
— Толик, иди сюда! Давай-ка выпей с нами! И молодого человека бери.
Подходим к круглому пластиковому столу, заставленному бутылками и закусками. Высокий загорелый человек в белых шортах, синей футболке поло и белой бейсболке протягивает пластиковые стаканчики с красным вином.
— Игорь, многократный чемпион мира по гонкам на яхтах, — представляет Толик. — А это Алексей, наш актер.
Он говорит «наш», и от этого мне немного неловко. Никогда не представлял себя в роли народного любимца. И даже не знаю, что буду делать, если однажды проснусь знаменитым на весь мир. Мне нравится копаться в человеческих судьбах и характерах, нравится, когда фильмы с моим участием смотрят и хвалят. Но жить, как на сцене, в ярком луче софита, не хочу. И терпеть не могу, когда чужие суют нос в мою жизнь, похлопывают по плечу, тыкают и лезут фотографироваться, даже не зная точно, как меня зовут…
— Я большой поклонник российских сериалов, — говорит яхтсмен.
Мне кажется, он подтрунивает. Он это чувствует и продолжает доверительно:
— Честное слово! Какая-нибудь Санта Барбара меня не трогает — там не мои проблемы. А наши сериалы — о наших проблемах. Мне интересно смотреть. Видите? — резко меняет тему, поворачивается спиной. На майке изображена карта Италии со стрелочками морского маршрута.
— Это Джира д’Италия — недельный переход вдоль восточного побережья, — хвастается он. — Я только что оттуда — очень доволен выступлением. Мы были третьими в общем зачете. С погодой, правда, не повезло — всю дорогу штормило. Для июля это не нормально. Климат меняется. Американские фильмы-катастрофы накаркали нам проблемы… Ну, ладно, что я все о себе? Расскажите лучше, где сейчас снимаетесь?
«У меня своя Джира д’Италия, — думаю, мысленно боксируя по тяжелому боксерскому мешку под названием „Месть“. — И что периодически покачивает — нормально. Можно сказать, хорошо, для проветривания мозгов и адаптации к суровым условиям шторма. Если под ногами нет шторма, его надо себе придумать…»
Мировое кино
Приехавший сегодня ранним поездом Паша Глазков кажется взвинченным, как молодой енот, которому вместо молодой енотихи подсунули енотовую шапку.
— Здесь должно быть все очень жестко, — почти кричит, обращаясь к Виталию Старикову. — Это бандитские разборки. Надо давить, наседать, Виталий! Давай, дружище, постарайся, от тебя многое зависит! Если ты не взорвешь эту сцену изнутри, ничего не получится. Ну, попробуй сейчас, пока мы не в кадре, а я тебе скажу, нормально или нет…
Виталий обескуражено молчит. Он такого не ожидал от Паши. Вероятно, Паша и сам от тебя такого не ожидал, но роль режиссера явно ему по душе.
— Ладно, Виталий, ты пока можешь походить, порепетировать сам с собой, а мы пройдемся по Родиону. Леш, ты отдаешь себе отчет в том, насколько важна твоя правильная игра в этой сцене? Тебе нельзя упустить инициативу, выпустить из-под контроля ситуацию. Ты понимаешь, что сейчас можешь все потерять. Мой Филипп набирает силу, дышит тебе в затылок, и на кон поставлено все…
Он прав, сцена действительно важная. К тому же Володя объединил три сцены в одну, а это значит, надо хорошенько отрепетировать, проработать каждую мелочь, прежде чем начать снимать. В мизансценах много физического действия, поэтому на репетиции уходит много сил. Да еще кабинет крохотный — пятерым актерам и операторской группе приходится то и дело сталкиваться лбами и другими выступающими частями тела, приборы лезут в кадр. Когда доходит до крупных планов, чувствую себя разбитым. Чтобы взбодриться, пью много зеленого чая. От этого к концу дня мне кажется, что я уже и сам зеленый…
После смены выдвигаемся ужинать в модный ресторан. В центре фойе огромные позолоченные женские ноги торчат из-под золотой юбки. Они не очень стройные и далеко не худые, но, возможно, в этом и задумка. Глупо напоминать идущим в ресторан, что сейчас в моде худоба и стройность.
Садимся на теплой веранде, в окружении высоких газовых нагревателей воздуха. В полумраке венчики нагревателей горят синем пламенем, от этого наши мирные посиделки похожи на ритуальный слет колдунов.
— А почему то и дело возникают эти разговоры о Вале? — спрашивает Володя, пока несут меню. — Ты, Яна, типа, расставляешь точки над «и»?
— Да, а что такого? — отвечает Яна и почему-то с вызовом смотрит на меня.
— И очень правильно, — одобрительно киваю. — Мы взрослые люди. Надо всегда расставлять эти точки в нужных местах. Чтобы потом кому-то не пришлось притворяться телефонным мастером…
— Нет, чтобы хотя бы изобразить разочарование! — обижается Яна. — Как же так, Алексей? Я вам совсем не нравлюсь? А нам, между прочим, отношения играть.
— Если это предложение, тогда забудьте о вашем Вале, Яна, — говорю ей в тон. — Я парень серьезный и измены не потерплю. Дайте мне при всех обещание, что больше ни разу не позвоните ему и не напишете СМС.
Она удивленно округляет глаза.
— Что, прямо, вот так? Никогда-никогда?
— Ну, дайте мне хотя бы неделю. А там сами решите, с кем из нас остаться.
— Валя мой близкий человек, — твердо произносит Яна, как будто сама себя убеждает.
— И мы твои близкие, — говорит Володя. — Точнее, станем ими за ближайшие полгода.
— Такими же близкими, как Бред Пит и Анжелина Джоли, — не упускает случая пошутить Глазков.
— Кстати, а вам не кажется, что их союз скоро развалится? — перевожу тему.
— Почему? — удивляется Яна.
— Думаешь, он ее бросит? — оживляется Глазков. Выглядит так, словно это неожиданное предположение его обрадовало. Я заметил — некоторым мужчинам нравится узнавать, что какой-то их «собрат» где-то преспокойно бросил красавицу актрису, певицу или модель, а особенно, если при этом он ушел, например, к официантке, стюардессе или водительнице такси… И не важно, что этот «собрат», например, Бред Питт. Главное, он сделал это — хлопнул дверью перед носом «самовлюбленной пустоголовой сучки», как называет определенную породу столичных девушек один мой клубный знакомый с которым, кстати, я ни разу не видел ни одной хоть мало-мальски привлекательной подружки… Видимо, подсознательно они воспринимают это, как мужскую Месть — всех из нас когда-то где-то кто-то бросал, кто-то красивый, успешный, бесконечно востребованный у противоположного пола… А кто это отрицает, у того никогда не было такой подружки. Или такая подружка бросает его прямо сейчас, в ту самую минуту, когда он отрицает саму возможность быть кем-то брошенным…
— Мне кажется, Анжелина однажды бросит Бреда и очень скоро, — говорю. — Что бы там о них не писали, я вижу — она его не любит.
— Не знаю, а мне кажется, она его прямо так любит, так любит! — закатывает глазки Яна. — Вот вы, Алексей, смогли бы сейчас, в вашем возрасте и социальном статусе кого-то полюбить?
Молча отвожу взгляд на газовый фонарь. Надо бы улыбнуться и пошутить в ответ, но я не улыбаюсь. И не шучу. Когда от тебя ждут ответной шутки, а ты молчишь и пауза затягивается, обычное молчание кажется тяжеловесным и угрюмым. А что тут скажешь? Если бы я знал ответ на вопрос Яны. По крайней мере, в моей жизни уже была пара случаев, когда казалось, что ничего хорошего уже не будет. А потом появлялся кто-то и приносил с собой розовые очки…
— На этот вопрос он ответит тебе на съемочной площадке, — приходит на помощь Володя. — У вас впереди полгода — это целая жизнь!.. Лучше скажите, как вам Бандерос и Гриффит? Вот пара, так пара! Ей-то уже под шестьдесят. А Бандерос, я думаю, гей. Бисексуал, точнее. Его Мадонна вытащила, а Мадонна любит бисексуалов. Приехала в Испанию, влюбилась и привезла в Америку, как латинскую диковину. А Рассела Кроу раскрутила Шерон Стоун. Увидела в Австралии и привезла. Женщины иногда помогают мужчинам подняться. Сильные и талантливые женщины сильным и талантливым мужчинам.
— Может, когда-нибудь и Алешу с Пашей кто-нибудь вытащит в Голливуд? — предположила Яна.
— Сами пробьются, — сказал Володя. — Правильный материал, правильный режиссер… Можно сняться в одной картине и проснуться знаменитым. А можно целую жизнь все делать правильно, пахать, как лошадь, и ничего не получить. Один фильм! Какая-нибудь маленькая роль… Например, Луспекаев. Легенда! А сыграл таможенника. Сколько у него там съемочных дней? Шесть, наверное. Но в сериале трудно прославиться. Безрукову повезло с «Бригадой».
— Но еще больше повезло остальным, — сказал Глазков. — Среди тех, кто снялся в «Бригаде» и стал звездой, есть слабые актеры.
