Уинстон Черчилль - Саврола

Президент выбрал себе в спутницы довольно тучную и не слишком привлекательную, но именитую представительницу Лаурании и повел гостей в танцевальный зал. Саврола не танцевал принципиально. Он был философом и презирал некоторые развлечения. Люсиль была тут же перехвачена российским послом, а Саврола остался в числе зрителей.

Лейтенант Тиро заметил его одиночество. Он подошел к Савроле, желая закончить дискуссию о «защитнике» команды игроков в поло, прерванную неделю назад. Саврола улыбнулся ему. Он с симпатией относился к молодому офицеру, как, впрочем, и все остальные. Тиро не терпелось поделиться своими соображениями. Ему нравились сильные игроки тяжелого веса, которые должны быть защитниками в процессе игры и не идти на риск. Саврола, отметивший важность участия армии Лаурании в международных состязаниях, предпочитал игроков легкого веса, играющих наравне с нападающими, готовых перехватывать мяч в любой точке поля. Это была оживленная дискуссия.

— Вы, вероятно, сами где-то играли? — спросил младший офицер, удивленный познаниями Савролы.

— Нет, я никогда не играл в эту игру, — ответил Саврола, — но я всегда считал ее отличной тренировкой для офицеров.

Разговор перешел на другую тему.

— Объясните мне, — сказал великий демократ, — что собой представляют все эти различные ордена? Что вы можете рассказать о синем ордене, который носит сэр Ричард, британский посол?

— Это орден Гартера, — ответил лейтенант, — он считается самым почетным орденом Англии.

— В самом деле? Как интересно! А что же блестит у вас на груди?

— У меня! О, это африканская медаль. Вы знаете, я там побывал в 86-м и 87-м годах.

Как и ожидал Саврола, молодой человек был очень польщен подобным интересом.

— Должно быть, это было тяжело пережить в таком молодом возрасте.

— Наоборот, то было чертовски здорово! — решительно ответил младший офицер. — Я находился тогда в Ланги Тале. Мой отряд устроил погоню, и мы пробежали целых пять миль, пока настигли их. Копье — отличное оружие. Англичане, проживающие в Индии, занимаются особым видом спорта, называемым охотой на кабанов с копьем. Я никогда этим не занимался, но подобное увлечение мне хорошо известно.

— Думаю, вскоре у вас может появиться шанс этим заняться. По-видимому, у нас складываются сложные отношения с британским правительством.

— Вы считаете, что существует вероятность войны? — с волнением спросил юноша.

— Ну конечно, — ответил Саврола, — война отвлекла бы внимание народа от внутренних беспорядков и движения реформистов. Президент — достаточно умный человек. Война может вспыхнуть. Я не намерен быть пророком, но ведь вы стремитесь к ней?

— Разумеется, ведь это — моя профессия. Мне надоело быть кем-то вроде болонки в этом дворце. Я готов жить в казарме и снова скакать на лошади. Кроме того, стоит воевать с этими англичанами; они умеют отлично галопировать. В Ланги Тале со мной служил один их офицер. Он был искателем приключений.

— Что же с ним случилось?

— Ну, как вам известно, мы преследовали врагов в горной местности и старались перехитрить их. Когда мы мчались галопом, он увидел, что многие из них убегали в лес. Он захотел прикончить их. Я сказал ему, что у нас нет времени; однако он убедил меня в том, что это было необходимо, и я послал войска. Наверное, вы знаете, что тогда я уже командовал большим отрядом. Он отправился вместе с войсками и показал им дорогу… Но, по-видимому, я утомил вас.

— Напротив, мне все это очень интересно! Что же произошло дальше?

— Он совершил ошибку. Враги первыми проникли в лес, устроили засаду и расправились с ним. Наши ребята доставили его обратно, после того как у него была прострелена главная артерия на ноге. Вы же знаете, как быстро все это происходит. Он успел сказал следующие слова: «Ну что же, мы победили, но за все это придется слишком дорого заплатить. Спросите об этом моего брата, королевского улана».

— И что было потом? — спросил Саврола.

— Ну я не мог найти артерию, чтобы перекрыть ее, а поблизости не было ни одного врача. Он погиб у меня на руках от потери крови — славный юноша!

Младший офицер сделал паузу. По-видимому ему стало неловко, что он так много распространялся о своих военных приключениях. Саврола почувствовал, словно он заглянул в какой-то иной мир, мир страстных, отчаянных, храбрых молодых людей. Ведь он и сам был еще достаточно молод, и его охватило в какой-то мере чувство зависти. Этот юноша видел то, что он никогда не наблюдал; он располагал опытом, который научил его урокам, совершенно неведомым для Савролы. Их жизнь была совершенно другой. Но, возможно, однажды перед ним раскроется эта непостижимая книга войны и в ярком свете личной опасности он постигнет уроки, которые в ней заложены.

Тем временем одни танцы сменяли другие, и вечер близился к концу. Король Эфиопии, которого приводили в ужас платья с большими декольте и открытые лица женщин, а также перспектива пиршества с отвратительными белыми людьми, покинул бал. Президент, подойдя к Савроле, пригласил сопровождать его жену на ужин. Образовалась целая процессия. Саврола предложил Люсиль руку, и они вместе спустились по лестнице. Ужин был великолепен; особенно сухое шампанское и жирные куропатки. Стол украшали огромные букеты редких изумительных хризантем. Вокруг Савролы царила приятная атмосфера, и он сидел рядом с самой красивой женщиной в Лаурании, которая изо всех сил старалась очаровать его, хотя он и не догадывался об этом. Вначале они просто непринужденно беседовали. Президент, обладавший тонкими, изящными манерами, оказался приятным собеседником и великолепным оратором. Савроле, высоко ценившему блеск ума и красноречие, было трудно играть роль чисто официального гостя, как предполагалось вначале. Остроумие, вино и красота сорвали эту маску, прежде чем он догадался об этом. И он с восторгом принял участие в дискуссии. Это была одна из тех полуциничных-полусерьезных дискуссий, характерных для людей определенного возраста, когда задают вопросы потому, что сомневаются, и еще больше сомневаются, не получая на них исчерпывающие ответы.

Русский посол заявил, что он боготворит красоту, и признался своей партнерше, юной графине Феррола, что он считал религиозным ритуалом приглашение ее на ужин.

— Мне кажется, это означает, что вам скучно, — ответила она.

— Ни в коем случае. В моей религии церемонии никогда не бывают скучными. Это — одно из главных преимуществ нашей религии, на котором я категорически настаиваю.

— К сожалению, в ней слишком мало других преимуществ, — вмешался президент Молара. — Вы обожествляете идол, созданный вашим воображением. Если вы обожаете красоту, то ваша богиня стоит на менее устойчивом пьедестале, чем человеческие капризы. Разве это не так, принцесса?

Принцесса Тарентума, сидевшая справа от президента, ответила, что даже такое основание было более прочным, чем те, на которые опираются многие верования.

— Вы хотите сказать, что в вашем случае человеческие капризы являются достаточно постоянными? Ну что ж, это вполне вероятно.

— Нет, — отвечала она, — я только подразумеваю, что любовь к красоте свойственна всем людям.

— Всем живым существам, — поправил ее Саврола. — Такую же любовь испытывает растение, создающее цветок.

— Ах, как романтично! — сказал президент. — Но хотя любовь к красоте может оставаться постоянной, сама красота очень изменчива. Только посмотрите, как все меняется: красота, проявляющаяся в одном возрасте, утрачивается в другом. То, что вызывает восхищение в Африке, считается отвратительным в Европе. Это вопрос мнения на местном уровне. Месье, ваша богиня меняет свой облик подобно Протею.

— Мне нравится изменчивость, — сказал посол.

— А по моему мнению, непостоянство формы можно считать достоинством богини. Мне неважно, сколько изменений формы я наблюдаю, если только все они красивы.

— Но, — вмешалась Люсиль, — вы не проводите различие между тем, что действительно красиво, и тем, что мы считаем красивым.

— Никакого различия нет, — сказал президент.

— Что касается ее высочества, этого и быть не может, — с почтением заметил посол.

— Красота — это лишь то, чем мы восхищаемся по своему выбору, — сказал Молара.

— А разве у нас есть выбор? Обладаем ли мы вообще возможностью выбирать? — спросил Саврола.

— Конечно, — ответил президент; — и каждый год меняются наши предпочтения, каждый год меняется мода. Спросите об этом у прекрасных дам. Вспомните, что было модно тридцать лет назад, и тогда это соответствовало духу времени. Пронаблюдайте, как со временем менялся стиль в живописи, в поэзии и в музыке. Кроме того, богиня господина Странова, которая кажется ему прекрасной, возможно, не кажется красавицей другим людям.