Уинстон Черчилль - Саврола
На вершине лестницы стояли президент и его супруга. На его груди сверкали ордена и медали, она сияла божественной красотой. Когда гости поднялись, личный адъютант президента, торжественно одетый в малиновый и золотой цвета, спросил их фамилии и титулы и объявил их. На балу собрались многочисленные гости. Здесь были представители из каждой столицы Европы, из каждой страны мира.
Почетным гостем на этом вечере был король Эфиопии, весь увешанный шелками и драгоценностями, которые обрамляли его черное, но очень оживленное лицо. Он прибыл на бал слишком рано, что, по-видимому было неразумно. Если бы его величество появилось позднее, его бы приветствовала более изысканная публика. Однако для его необученного ума это почти ничего не значило.
Представители дипломатического корпуса следовали в длинной процессии. Экипаж за экипажем подъезжали к дворцу, и из них выгружались драгоценные грузы, олицетворявшие вежливость и коварство и одетые во всевозможные сочетания золота и всех цветов радуги. На вершину лестницы важно поднялся посол России, господин Странов. Хотя он был облачен в серые тона, его отличала особая галантность. Он остановился и, поклонившись с величественной учтивостью, поцеловал руку, протянутую Люсиль.
— Вся эта обстановка может служить великолепной огранкой для ни с чем не сравнимого бриллианта, — негромко произнес он.
— Он сверкал бы так же ярко и в Зимнем дворце, не правда ли? — лукаво спросила Люсиль.
— Несомненно, морозные русские ночи только усилили бы его блеск.
— Он был бы незаметен среди многих других драгоценностей.
— Среди многих других драгоценностей он был бы ни с чем не сравнимым и единственным.
— Ах, — сказала она, — я ненавижу публичность, а что касается одиночества, ледяного одиночества, от самой мысли о нем меня просто бросает в дрожь.
Люсиль засмеялась. Дипломат с обожанием взглянул на нее и отошел к другим гостям, уже ожидавшим его на вершине лестницы, где он получал приветствия от своих многочисленных друзей и посылал им ответные поздравления.
— Мадам Транта, — объявил адъютант.
— Я так рада вас видеть, — сказала Люсиль. — Как жаль, что ваша дочь не смогла прийти. Это огромное разочарование для многих.
Когда к уродливой старой женщине были обращены такие слова, она засияла от восторга и, продвигаясь вверх по лестнице, направилась к мраморной балюстраде балкона. Оттуда она наблюдала за гостями, прибывшими позднее, и оживленно сплетничала со своей знакомой обо всем, что касалось их одежды и манер. Она также сообщала немного информации о каждом из них. В ее отзывах, даже если они и не были неверными, сквозила недоброжелательность. Но хотя она поведала своим знакомым многие сведения, она даже не упомянула о том, что ей пришлось заставить своего мужа Транту написать письмо и угрожать выходом из президентской партии, если ее не пригласят на бал. Впрочем, даже это не помогло ее дочери получить приглашение. Несчастная девушка запятнала репутацию семьи.
Далее прибыл Лоуве, с волнением глядя на множество лиц, которые выглядывали с лестницы. На каждой ступеньке ему чудились бомбы и кинжалы. Он подозрительно посмотрел на Люсиль, но ее улыбка, вероятно, обворожила его, и он присоединился к гостям.
Тогда сэр Ричард Шелгроув, посол Великобритании, направился к ней с поклоном. Его добродушное и оживленное лицо демонстрировало наивность, которая противоречила его репутации. Казалось, что напряженные отношения между Лауранией и Великобританией должны были наладиться после такого сердечного приветствия. Люсиль в какой-то момент побеседовала с ним, притворяясь, будто ей было известно совсем немного или ничего.
— И как скоро вы намерены объявить нам войну? — весело спросила она.
— Надеюсь, не раньше, чем получу удовольствие от третьего тура вальса, — парировал посол.
— Какая досада! А мне так хотелось танцевать с вами.
— Неужели вы откажете мне? — озабоченно поинтересовался он.
— Разве я посмею ввергнуть две нации в пучину войны, всего лишь ради вальса?
— Если бы вы обладали моим энтузиазмом, вы бы не колебались, — галантно ответил он.
— Что? Усиливать военные действия? Что же мы наделали! И почему вы так настроены воевать?
— Не воевать, а танцевать, — скаламбурил сэр Ричард, чувствуя себя, однако, не так уверенно, как обычно.
— Для дипломата вы действительно откровенны. Но пока вы находитесь в таком прекрасном настроении, расскажите мне, что же случилось? Существует ли опасность?
— Опасность? Нет, что вы! Откуда ей взяться?
Он благоразумно следовал следующему правилу: «Между традиционно дружественными державами третейский суд улаживает все споры».
— Вы понимаете, — строго сказала она, полностью изменив свою манеру держаться, — что мы вынуждены принимать во внимание политическую ситуацию, сложившуюся здесь? Убедительное выступление повышает престиж правительства.
— Я все это прекрасно понял, — ответствовал посол, тоже сделавшись серьезным, — и решительно заявляю, что никакой опасности не существует.
Однако он не упомянул о том, что военный корабль «Агрессор» (водоизмещением 12 000 тонн и мощностью 14 000 лошадиных сил, на борту которого находились 4 орудия калибром 11 дюймов) двигался со скоростью 18 узлов в час в направлении африканского порта, принадлежавшего республике Лаурании. Посол также умолчал о том, что в полдень он разбирал зашифрованные телеграммы, содержавшие сведения о кораблях, военных резервах и перемещениях войск. Он, вероятно, решил, что ей будет скучно выслушивать эти чисто технические подробности.
В то время как продолжался разговор, гости непрерывно поднимались по лестнице и размещались на широком балконе, который тянулся вдоль всего зала. Чудные звуки оркестра почти заглушались разговорами. На изумительном полу бальной комнаты были видны только несколько юных пар. Они были поглощены только собственными мыслями, и им ни до кого не было дела. Неясное чувство ожидания охватило всех присутствующих в зале. По всей Лаурании распространился слух, что Саврола прибудет на бал.
Вдруг все притихли, и чудесные мелодии оркестра полностью заглушил какой-то отдаленный, но набирающий силу гул. Он становился все громче и громче и наконец стал слышен у самых ворот. Тогда замерли все звуки, и молчание воцарилось в зале, наполненном музыкой. Неужели его освистали или осмеяли? Люди были готовы держать пари по этому поводу. Его лицо подсказало бы им ответ.
Наконец входные двери открылись, и вошел Саврола. Все глаза устремились на него, но его лицо осталось непроницаемым, и все пари так и не были решены. В то время как он медленно поднимался по лестнице, его взгляд с интересом блуждал вокруг галерей, заполненных гостями. Рядом толпились ярко одетые люди. Он был облачен в строгий вечерний костюм без всяких украшений, орденов или звезд. Он казался мрачной фигурой среди ярких цветов и великолепных униформ. Но, напоминая железного герцога из Парижа, выглядел как всеобщий лидер, спокойный, уверенный и сдержанный.
Президент спустился на несколько ступеней, чтобы встретить выдающегося гостя. Оба поклонились друг другу с суровым достоинством.
— Я рад, что вы пришли, сэр, — сказал Молара, — это соответствует традициям государства.
— Чувство долга и сильное желание определили мой выбор, — ответил Саврола с улыбкой, в которой проскальзывала ирония.
— Вас не беспокоила толпа? — ядовито полюбопытствовал президент.
— О, у меня лично не возникло никаких трудностей, но некоторые люди слишком серьезно воспринимают политику; часть из них неодобрительно отнеслась к моему приходу в ваш дворец.
— Вы правильно сделали, что пришли, — сказал Молара.
— Поскольку мы заняты вопросами государства, нам известно, как это ценно. Простых людей не волнуют общественные дела. Ведь джентльмены не воюют с помощью дубинок.
— Я предпочитаю мечи, — сказал Саврола с задумчивым видом.
Они достигли вершины лестницы, и перед взором Савролы предстала Люсиль. Она казалась королевой, величественной и несравненной среди всех женщин! Изумительная тиара, служившая ей украшением, олицетворяла верховную власть. И хотя он был демократом, это вызвало его восхищение. Она протянула ему руку. Он с почтением и любезностью прикоснулся к ней, но контакт вызвал у него трепет.
Президент выбрал себе в спутницы довольно тучную и не слишком привлекательную, но именитую представительницу Лаурании и повел гостей в танцевальный зал. Саврола не танцевал принципиально. Он был философом и презирал некоторые развлечения. Люсиль была тут же перехвачена российским послом, а Саврола остался в числе зрителей.
Лейтенант Тиро заметил его одиночество. Он подошел к Савроле, желая закончить дискуссию о «защитнике» команды игроков в поло, прерванную неделю назад. Саврола улыбнулся ему. Он с симпатией относился к молодому офицеру, как, впрочем, и все остальные. Тиро не терпелось поделиться своими соображениями. Ему нравились сильные игроки тяжелого веса, которые должны быть защитниками в процессе игры и не идти на риск. Саврола, отметивший важность участия армии Лаурании в международных состязаниях, предпочитал игроков легкого веса, играющих наравне с нападающими, готовых перехватывать мяч в любой точке поля. Это была оживленная дискуссия.
