Анатолий Гладилин - Тень всадника
Странное состояние я испытывал. Кто-то, скрытый во мне самом, командовал мною, вел по улицам, по лестницам, по коридорам департамента полиции. Почему я открыл именно эту дверь? Человек, явно обладающий властью, оторвал глаза от бумаг на столе, в глазах читалось недоумение: как посмел армейский офицеришка его потревожить? У меня секунда просветления, собираюсь извиниться, объяснить, дескать, после тяжелого ранения, контузии, наблюдается двойственность поведения, неадекватность поступков, однажды уже полез в драку на площади, подтолкнули... Но тут внезапно чиновник привстал, захрипел, застыл в нелепой позе, лицо его исказилось, словно он узрел в своем кабинете жуткий призрак:
- Вы?!!
Кто "вы"? Кто я? Я не спрашивал, я приказывал:
- Жозефина Богарне. Вдова Александра Богарне, участника контрреволюционного заговора. Подозревается в связях с роялистами. Я хочу знать, куда она ездит, с кем встречается, в частности, в прошлое воскресенье. Прислать мне доклад. Описать все, до малейших деталей.
На улице я почувствовал дикий приступ головной боли и еле-еле доплелся до казармы.
Конец следующей недели прошел без приключений. С Жозефиной - семейная идиллия. Моя эскапада в понедельник вспоминалась, как кошмарный бред. Где я был? Зачем? С кем говорил? Ведь я даже не назвал своего имени, не оставил адреса. Но если все это действительно произошло, не приснилось, не плод больного воображения, то ОНИ - тут я был уверен - меня найдут.
* * *
Полковник Лалонд протянул толстый конверт с сургучной печатью.
- Просили передать лично, из рук в руки.
По выражению его лица я понял, что полковник решительно ничего не желает знать ни о содержимом пакета, ни о том, откуда его прислали.
Я заперся в своей комнате и сорвал печать. На первой странице крупным почерком: "Строго конфиденциально. Прочесть и сжечь". Далее страниц десять агентурной разработки.
М-да... Зря я подозревал свою красотку в чем-то нехорошем. Жозефина была невинна, как цветочек, чиста, как родниковая вода. Абсолютно никакого касательства к заговору роялистов! Ну... обыкновенные женские слабости. Преимущественно с высшим командным составом. Например, бурный роман с генералом Лазарем Гошем (в какой славной компании я оказался!). Моего предшественника, с которым я дрался на дуэли, звали Мишель Ней. Полковник. Чин его я угадал, имя ничего не говорило. Зато имя человека, который мог приглашать Жозефину к себе в дом в любое время дня и ночи, объясняло все. И почему мне такой фавор в дивизии, и почему Жозефина так свободно распоряжалась деньгами? У нее не было сложностей с наследством, и она не зависела от капризов семейства Богарне. Она зависела только от капризов своего покровителя, Поля Барраса.
Я имел счастье наблюдать его на вантозских маневрах. Парадной рысью, поэскадронно, мы проходили перед группой генералов, среди которых выделялся штатский в белых чулках, малиновом камзоле с белым обшлагом и залихватской треухой шапке. "Кто этот щеголь?" - спросил я потом капитана Отеро. "Баррас? догадался Отеро. - Комиссар Конвента по армии и фактический правитель нашей многострадальной Франции. Отвечаю на вопрос, который вы, Готар, собираетесь задать. Баррас не самый худший политик. После Девятого термидора он почуял, куда дует ветер, и сразу отменил террор. Ему хватает ума прислушиваться к мнению профессиональных военных".
...Так вот, отвечая на вопросы, которые я, ей-богу, не собирался задавать, агентура мелким почерком сообщала о некоторых капризах Барраса, с явным удовольствием смакуя малейшие детали. В частности, Баррас во время интимного ужина заставлял Жозефину делать ему кое-что под столом.
Я сжег листы, выбросил пепел в окно (хотелось бы добавить: сжег и выбросил в окно свою любовь к Жозефине... увы...), захлопнул, несмотря на духоту, окно наглухо. Никто не должен был видеть, как я умираю, сгораю от ревности, катаюсь по полу, беззвучно плачу - но ведь ОНИ видят и слышат сквозь стены! К середине ночи я попытался себя образумить соображениями общего порядка: дескать, куртизанок надо содержать (а она содержала тебя - давай называть вещи своими именами), трудно одной вести большой дом, заботиться о будущем детей, и женщина, обладать которой мечтает весь Париж, естественно, находит богатого и могущественного покровителя. Зачем ей строевой офицер со смехотворным жалованьем? Для забавы. Так ли уж противны тебе были эти забавы? Но, ублажая Барраса, она сохраняла свою независимость, не скрывала - афишировала! - связь с тобой (я выступал как адвокат Жозефины!!!), и покровительство Барраса невольно распространилось и на тебя. Седой полицейский, почему он был так снисходителен на площади Святой Екатерины? Полиция обязана знать, с кем имеет дело. Мои регулярные отпуска - тоже результат умело заброшенной информации, дивизионное начальство не захотело ссориться с Жозефиной. Короче, в поведении Жозефины есть логика (и смелость!), она, можно сказать, невинна (ха-ха!), значит, решай для себя, как жить дальше: знаешь ли ты то, что знаешь, или делаешь вид, что ничего не знаешь? (Благоразумнее делать вид... а Жозефина будет продолжать делать под столом Баррасу...)
Почему я не повесился, не застрелился в ту ночь? Я вертел в руках заряженный пистолет, даже взвел курок...
Что меня остановило? Желание. Скотское, плотское желание, которое было сильнее меня. Провести с Жозефиной хотя бы еще одну ночь (которая спасет меня или спасет нашу любовь?), а там - гори все синим пламенем!
И вот наступил субботний вечер. Боже мой, что я с ней делал! До утра. В том числе, вспомнив совет мастерицы Одиль, взял Жозефину par deriere (она вцепилась зубами в подушку, чтобы не кричать). Всю ночь, до утра, я владел Жозефиной, я любил Жозефину, я мстил Жозефине, и она была моей, покорной, послушной, и к утру я почувствовал умиротворение и заснул в ее объятиях.
Днем я избегал оставаться с ней наедине. Она явно намеревалась меня о чем-то спросить. Но суета с детьми, какие-то визитеры...
- Ты не был похож ни себя, - сказала Жозефина за ужином. - Мне даже понравилось. Пронзительное ощущение.
Она смотрела как-то открыто, обнаженно, беззащитно... Интуиция мне подсказывала, что, если сейчас предложить Жозефине стать моей женой (забудем прошлое, начнем с белого листа!), она согласится, и я, вероятно, буду самым счастливым человеком на свете. Редчайший шанс, который мог соединить наши жизни.
- Тебе понравилось? - услышал я свой скрипучий, противный (чужой!) голос. - Мне бы тоже понравилось, если бы ты кое-что сделала под столом.
Ее лицо дрогнуло, как от невидимой пощечины. Жозефина тут же совладала с собой. Могло быть случайное совпадение.
- Хорошо, милый, - ее голос звучал бесстрастно, приглушенно, - если Рыцарь такой шалун.
Слово шалун меня взбесило.
- Не торопись, май дарлинг, обычно ты это делаешь перед десертом.
Теперь случайные совпадения исключались. Ей указали точное время, с любимым обращением к ней Барраса по-английски - май дарлинг.
Ужин кончился. Слуги недоуменно убрали со стола нетронутые блюда. Я угрюмо разглядывал узоры на скатерти, не поднимая глаз на Жозефину. В боях - помню я это или нет - мне приходилось наносить роковые удары. A la guerre comme a la guerre. Но наблюдать, как корчатся в мучениях - извините... И потом, выражаясь военной терминологией, я давал ей передышку, возможность перегруппироваться, хоть наскоро возвести линию обороны. Оценила ли она это?
Я упорно разглядывал скатерть и ждал, как Жозефина отреагирует. Могло быть:
1) слезы,
2) оправдания,
3) гневные обвинения (мол, как не стыдно повторять грязные сплетни?),
4) "Вон из моего дома!",
5) сама выбежит из столовой и хлопнет дверью.
Ничего подобного не происходило. Мы сидели за пустым широким столом друг напротив друга и молчали (вечность!). Я чувствовал, что меня испепеляет взгляд Жозефины. Дело принимало дурной оборот. Моей военной стратегии Жозефина противопоставила беспроигрышную тактику женщины: ждать, пока я сам за нее все себе объясню, найду ей веские оправдания, обвиню себя в жестокости, хамстве и в конце концов упаду перед ней на колени (никогда, опомнись, капитан Готар!), буду вымаливать прощения... Я боялся поднять на нее глаза. Еще немного...
- Ты не мог этого узнать, Жером, - заговорила Жозефина, и в голосе ее не было эмоций, что меня, признаться, удивило. - Дом Барраса плотно охраняется, дьявол туда не проникнет. Тебе сказали... Кто? Зачем? Кто нами играет? Меньше всего это нужно Полю.
...Прекрасно, послушаем про Поля?!
Конечно, он ревнует, но он политик, у него другие масштабы, он не видел в тебе опасного противника.
...Какая душка Баррас!
- Ты думаешь, я с ним, потому что ищу покровительства у власть имущих?
...Думаю, думаю, моя любовь, а иначе зачем? Ведь тебе хорошо со мной. Я кое-что научился понимать. Сама меня научила!
