Исабель Альенде - Любовь и Тьма
За неделю девочка похудела, глаза ее помутнели, руки дрожали, желудок постоянно сводило, а приступы продолжались. Тогда, подавив внутреннее сопротивление, Дигна Ранкилео, отвела ее в больницу Лос-Рискоса, где недавно приехавший из столицы молодой врач, изъяснявшийся научными терминами и никогда не слыхавший о расстройстве желудка и перемежающейся лихорадке, а тем более о сглазе, с уверенностью заявил, что Еванхелина страдает истерией. Но, по его мнению, не следует уделять этому большое внимание, а нужно надеяться, что по завершении отрочества нервы успокоятся. Он выписал ей транквилизаторы, способные свалить быка, и заметил: если эти приступы безумия не прекратятся, нужно будет отправить девочку в психиатрическую лечебницу столицы, где ей вернут разум с помощью электрошока. Дигна пожелала уточнить: пляшут ли от истерии чашки на полках, воют ли от нее страшным воем собаки, не она ли вызывает невидимый град камней, колотящих по крыше, и дрожание мебели. Но врач предпочел не углубляться в дебри, а ограничился советом ставить посуду в более надежные места, а животных во дворе привязывать.
Как только Еванхелина начала принимать лекарства, она погрузилась в глубокую, будто смерть, спячку. С трудом удавалось заставить ее открыть глаза чтобы покормить. Ей втискивали в рот кусочек, потом обрызгивали лицо водой, напоминая таким образом, что она должна прожевать и проглотить пищу. Они были вынуждены водить ее в туалет: боялись, что, сморенная сном, она упадет в клоаку. Девочка постоянно спала а когда родители ставили ее на пол, она, сделав пару нетвердых, как у пьяной, шагов, падала на пол и с храпом засыпала Сонливость прекращалась только к полудню, уступая место привычному приступу, — именно в это время она подавала какие-то признаки жизни и просыпалась. Не прошло и недели, как выписанные в больнице таблетки перестали действовать, и девочка впала в состояние немоты и тоски: проходили дни и ночи, она не смыкала глаз и не произносила ни слова Тогда мать решила зарыть таблетки в глубокую яму на огороде, чтобы их не нашел ни один смертный.
В отчаянии Дигна Ранкилео обратилась к матушке Энкарнасьон. Та, хотя четко определила, что занимается только родами и беременностью и ни в коем случае — проявлениями бешенства по каким бы то ни было причинам, согласилась осмотреть девушку. Однажды утром матушка Энкарнасьон пришла к ним в дом, где и увидела, как Еванхелина билась в припадке, и убедилась воочию, как дрожит мебель и как ненормально ведут себя животные: это были уже не россказни, а сущая правда.
— Этой девочке нужен мужчина, — высказала она свое мнение.
Подобное утверждение обидело супругов Ранкилео. Они не могли согласиться с тем, что невинная девочка, воспитанная как собственная дочь — а к ней относились с особым вниманием, не допуская, чтобы к ней прикасались даже ее братья, — это чистое создание буйствует, будто сучка. Отметая эти доводы, повитуха покачала головой и от своего диагноза не отказалась. Она посоветовала побольше занимать девушку работой, чтобы таким образом избежать больших бед.
— Праздность и целомудрие приводят к меланхолии. Как бы то ни было, ее надо спарить: эта буря без самца у нее не пройдет.
Уязвленная до глубины души, мать совету не последовала, но прислушалась к рекомендации занять девушку работой: это вернуло Еванхелине радость и сон, но не уменьшило силу приступов.
Вскоре об этом узнали соседи и принялись крутиться вокруг дома, словно что-то вынюхивали. Наиболее смелые мозолили глаза с самой рани: они надеялись увидеть приступ вблизи и извлечь из него какую-нибудь пользу. Некоторые советовали Еванхелине, чтобы она во время приступа связалась с душами, пребывающими в чистилище, просили предсказать будущее или прекратить дождь. Дигна поняла: если дело станет достоянием общественности, то отовсюду набежит уйма народу, — они вытопчут огород, замусорят двор и будут насмехаться над ее дочерью. Если так произойдет, Еванхелина никогда не сможет найти себе достаточно смелого мужчину для вступления в брак и родить детей, в которых имеется такая нужда Поскольку от науки уже нечего было ждать, она направилась к своему евангелическому пастору, в барак, окрашенный в цвет индиго,[28] служивший свидетелям Иеговы в качестве храма Она была активным членом небольшой протестантской конгрегации,[29] и священнослужитель принял ее радушно. Она во всех подробностях рассказала о несчастье, которое обрушилось на семью, и заверила, что у дочери не было никакой грешной связи, никто и взглядом не опорочил ее, включая братьев и приемного отца.
Преподобный отец выслушал рассказ с большим вниманием. Опустившись на колени прямо на землю, он надолго погрузился в размышления, моля Господа ниспослать ему просветление. Затем наугад открыл Библию и прочитал первый попавшийся на глаза стих: «А Олоферн любовался на нее и пил вина весьма много, сколько не пил никогда, ни в день от рождения (Иудифь 12,20)». Удовлетворенный, он истолковал ответ Бога применительно к проблеме его рабы Ранкилео.
— Перестал ли пить ваш муж, сестра?
— Вы сами знаете, что это невозможно.
— Сколько лет уже я твержу вам о воздержании от алкоголя?
— Он не может: вино вошло в его кровь.
— Передайте ему: пусть он вступит в лоно Истинной Евангелической Церкви, мы сможем ему помочь. Вы хоть раз видели среди нас пьяного?
Дигна в который раз повторила доводы, оправдывавшие слабость супруга Эта история уходила корнями в прошлое — к третьему, умершему во время родов сыну. У них не было денег на гроб, и Иполито, положив невинного агнца в обувную коробку, взял ее под мышку и направился на кладбище.
По дороге, чтобы заглушить горе, он напился до потери сознания. Очнувшись некоторое время спустя, он обнаружил, что лежит в непролазной грязи, а коробка бесследно исчезла И хотя в поисках ее он облазил все вокруг, коробка так никогда и не нашлась.
— Вы только представьте себе, преподобный отец, какой это был для него кошмар. Бедняге Иполито до сих пор это снится. Он просыпается с криком: сын зовет его у преддверия рая. И как только он это вспомнит, его рука тянется к бутылке. Поэтому-то он и напивается: это не порок, а несчастье.
— У алкоголика всегда под рукой какая-нибудь отговорка Еванхелина — это трубный глас Бога Через ее болезнь Бог призывает вашего мужа измениться, пока не поздно.
— Извините, преподобный отец, но если бы Господь дал мне возможность выбора, я бы предпочла видеть Иполито истинным пьяницей, а не слышать, как по-собачьи воет или говорит мужским голосом моя дочь.
— Это грех гордыни, сестра! Кто ты такая, чтобы указывать Иегове, как вершить нашими ничтожными судьбами?
Движимый усердием, пастор с тех пор стал часто бывать дома у Ранкилео; его, как правило, сопровождали несколько набожных членов его конгрегации, чтобы помочь девушке силой совместной молитвы. Однако прошла еще одна неделя, а Еванхел пне лучше не становилось; один из таких незваных гостей, который бродил по дому во время приступа неожиданно извлек для себя пользу: споткнувшись о стул, он случайно оперся о кровать, на которой билась в судорогах девочка На другой день многочисленные бородавки у него на руке исчезли. Весть о чуде моментально облетела всю округу, и численность посетителей возросла до пугающих размеров: каждый надеялся излечиться во время припадка Еванхелины. Кто-то вспомнил забытую историю о подмененных Еванхелинах, и это еще более укрепило веру в чудо. Тогда, посчитав, что этот вопрос выходит за пределы его знаний, преподобный отец посоветовал отвести больную к католическому кюре: поскольку его Церковь древнее, у него больше опыта по части святых и их деяний.
В приходской церкви падре Сирило выслушал эту историю из уст самих Ранкилео. Он сразу вспомнил Еванхелину: она одна из всего класса приходской школы не получила первого причастия, поскольку ее мать относилась к еретической пастве протестантского священника Она была одной из заблудших овец его стада, сбитая с пути истинного протестантским славословием, но, как бы то ни было, он не вправе отказывать им в совете:
— Я буду молиться за ребенка Милосердие Господа безгранично, и, может быть, Он поможет нам, несмотря на то что вы отдалились от Святой Церкви.
— Спасибо, падре, но, помимо молитв, вы не смогли бы изгнать бесов? — робко попросила Дигна.
Священник испуганно перекрестился: эту мысль, должно быть, ей подал его протестантский соперник, — вряд ли эта крестьянка сведуща в таких материях. В последнее время Ватикан отрицательно относился к подобным ритуалам и даже избегал упоминания о демоне, словно лучше было о нем ничего не знать. У падре однако были неопровержимые доказательства существования Сатаны — этого пожирателя душ, и поэтому ему не хотелось противостоять Дьяволу с помощью таких необдуманных действий. С другой стороны, если слух о подобной практике дойдет до вышестоящей инстанции, тень скандала окончательно омрачит его старость. Однако здравый смысл подсказывал ему: внушение зачастую творит необъяснимые чудеса, и, может быть, молитва «Отче наш» и окропление святой водой больную успокоят. Падре объяснил матери, что достаточно молитв и святой воды, ибо маловероятно, что можно избавить ее дочь от дьявольской одержимости. В этом случае заклинания бесполезны. Речь идет о победе над самим Дьяволом, и немощный и одинокий приходский священник из затерянной деревушки не является достойным соперником для сил зла, если предположить, что именно эти силы причиняют страдания Еванхелине. Он велел им вернуться в лоно Святой католической церкви, поскольку подобные несчастья обычно случаются с теми, кто бросает вызов нашему Господу, связываясь с нечестивыми сектами. Однако Дигна когда-то видела, как хозяева о чем-то секретничали с падре в исповедальне прихода и как между исповедью и шушуканием святые отцы шпионят за крестьянами и доносят хозяевам обо всех мелких кражах, — поэтому она не доверяла католичеству, считая его союзником богатых и врагом бедных, что находится в вопиющем противоречии с заповедями Иисуса Христа, проповедовавшего совсем другое.
