Бернар Клавель - В чужом доме
— Осторожнее со стеклами, — сказал Морис, — разобьешь хоть одно — два года не расплатишься.
Жюльен немного дрожал. Он теперь окончательно проснулся.
— Нам повезло, что никого нет, — сказал Морис. — Поторопись, а то припрутся какие-нибудь идиоты в чайный салон — тогда будем торчать здесь до одиннадцати.
Они укрепили железный болт, который держит ставни. В эту минуту вышла Колетта. Она попрощалась с мальчиками и удалилась торопливой, чуть припрыгивающей походкой.
— Как эта девчонка не боится ходить одна! Так поздно, и живет в таком квартале.
Они прошли через магазин и столовую, где хозяин подсчитывал дневную выручку, а его жена что-то записывала в большой конторской книге. Она посмотрела на них с улыбкой, кивнула на книгу и сказала:
— Завтра и в воскресенье придется вам поездить. Зато, мои милые, получите хорошие чаевые.
Жюльен вышел первым и направился было к лестнице.
— Эй, куда ты! — крикнул Морис. — Еще не все. Нам нужно заправить печь и прикрыть огонь золой.
Жюльен пошел за ним. Двор… Дверь… Цех… Свет…
— Смотри, — сказал Морис, указывая пальцем на пирометр, — здесь должна быть цифра двести десять, а если ее нет, то нужно помешать и подождать немного. Но сегодня даже больше, почти двести двадцать. Сейчас ты зальешь золу водой, а я подброшу угля, потом мы его прикроем золой.
Жюльен стоял неподвижно. Морис протянул ему ведро.
— Пойди набери воды.
Жюльен ушел. Ему казалось, что вода льется в ведро с шумом водопада. Весь двор заполнился этим шумом, он, надо думать, поднимается вверх по стенам домов вплоть до клочка неба, на котором дрожат звезды. А каким тяжелым было ведро! Вода струилась по штанам, и ноги Жюльена, обутые в парусиновые туфли, заледенели; в ушах звучали объяснения Мориса.
Уголь… зола… хорошо смочить… прикрыть… отодвинуть заслонку. Но все это доносилось как будто издалека. Голос Мориса, казалось, гудел. Лицо плясало на фоне угольного ящика; блестели глаза и белые зубы, освещенные пламенем печи. Бусинки пота дрожали на лбу…
Оставалось еще чуть пройти и добраться наконец до лестницы.
В спальне Морис продолжал свой монолог. Виктор еще не вернулся. Жюльен разделся и скользнул под одеяло. Голос Мориса сразу же куда-то пропал. Стало темно. Как будто накатилась большая волна, и Жюльен почувствовал, как проваливается в безмолвную и беспросветную пустоту.
11
Когда Жюльен проснулся, было совсем темно. Вокруг — полная тишина. Он попытался открыть глаза, но веки не поднимались, точно были налиты свинцом. Еще сонный, он поскреб себе грудь, потом спину, живот и вдруг, стряхнув оцепенение, привстал в постели.
— Клопы!
Мальчик тут же вспомнил, что он не дома и не у дяди Пьера. Опершись на локоть, Жюльен повернул голову. В раскрытое окно виднелся блестящий край крыши и треугольник звездного неба. Освоившись в темноте, Жюльен разглядел дверцы шкафа на белой стене, кровать Мориса, с которой доносилось ровное дыхание, и кровать Виктора, еле различимую в углу комнаты.
Жюльен снова поскреб себе грудь. Он хотел было встать и зажечь свет, но не осмелился и опять улегся, продолжая чесаться. При этом он старался как можно меньше двигаться: кровать сильно скрипела. Тело жгло как огнем, он чувствовал боль в боку. На улице послышался шум приближающегося грузовика. Мотор заглох, потом зарычал с новой силой, как бы набирая скорость, зафыркал все ближе и все яростнее.
«Должно быть, машина поднимается вдоль бульвара», — подумал Жюльен.
Этот шум отвлек его на некоторое время. Потом вернулась тишина. Время от времени ее нарушал рокот мотора или паровозный свисток, который медленно затихал в ночи.
Виктор заворочался в постели. Его кровать скрипела не меньше, чем у Жюльена.
— Не спишь, братец? — спросил он тихо.
— Нет. Я вас, наверное, разбудил, ворочаясь?
— Да. Но это ничего. Сейчас уже, должно быть, около четырех. Тебе клопы не дают спать?
— Да. Я весь чешусь.
— Лучше не трогай, не то расцарапаешь себя, а царапины могут загноиться. Если выдержишь, то уже через час ничего не будешь чувствовать.
Где-то внизу раздался скрип, как если бы отворили входную дверь.
— Так и есть. Вот и Андре, — сказал Виктор.
В комнату кто-то вошел, щелкнул выключатель, и Жюльен зажмурился от вспыхнувшего света.
— Эй, вставайте! — крикнул мастер.
Он подошел к кровати Мориса, схватил одеяло и откинул его к ногам мальчика. Тот недовольно заворчал. Мастер несколько раз шлепнул его:
— Ну, толстяк, поднимайся!
Мастер подошел к Жюльену, который уже сидел на кровати, и наклонился, чтобы лучше его рассмотреть.
— Ого, как они тебя разукрасили, — сказал он. Виктор встал и тоже подошел, застегивая на ходу штаны.
— Его здорово искусали, но ему меньше досталось, чем Морису в первые дни.
— Возможно, — сказал мастер. — Пожалуй, он скорее привыкнет.
Виктор вышел без рубашки, с полотенцем через плечо, и Жюльен услышал плеск воды во дворе. Мастер обернулся.
— Черт возьми, — сказал он, — ты что? Смеешься? Хочешь, чтоб тебя облили водой? Иначе не встанешь?
Оказывается, Морис укрылся с головой.
Мастер снова сбросил с него одеяло и одним рывком поставил Мориса на ноги.
Все трое умылись под краном во дворе. Поднимаясь наверх после умывания, Жюльен услышал, как мастер сказал Морису: «Если у вас в спальне есть одеколон, пусть он протрет себе кожу, особенно там, где много укусов. Одеколон хорошо дезинфицирует».
У Жюльена нашелся флакон одеколона. Морис наскоро протер ему спину и грудь, и затем оба быстро оделись.
На часах в цехе было без десяти четыре.
— Рановато сегодня поднялись, шеф, — заметил помощник.
— Это из-за Жюльена. Лучше начать раньше, он ведь еще не освоился.
Прежде чем спуститься, Жюльен посмотрелся в зеркальце Виктора. Искусанные веки опухли, глаза превратились в щелочки, но лицо было почти не тронуто. Зато вся шея была в красных волдырях. Искусанные места невыносимо зудели, и мальчику все время хотелось чесаться.
— Я тебе сейчас смажу пальцы медом, — сказал мастер, смеясь, — тогда перестанешь скрестись!
В конце самого большого из разделочных столов помощник раскатал скалкой белые куски теста в прямоугольные длинные полосы, а потом разрезал их на треугольники. Мастер брал по одному эти треугольники и скатывал их. Получались маленькие валики с заостренными концами. Он клал их перед Жюльеном, тот придавал им форму полумесяца и укладывал на большие черные противни. Это были рогалики. Мастер и его помощник работали с такой быстротой, что вскоре перед Жюльеном выросла целая гора рогаликов.
— Скорей, скорей, — торопил мастер.
Жюльен даже забыл о мучившем его зуде. Он видел лишь черные противни, где нужно было ровно разложить рогалики.
— Клади уголками кверху, чтобы тесто поднялось как следует, а то влетит от хозяина.
Мастер перестал скатывать рогалики, схватил пустой противень и поставил его перед собой. Через несколько секунд противень был полон.
— Видишь, вот как надо, и поторапливайся, — сказал он.
Работа была нетрудная, но Жюльена бросило в пот. Он прикинул, что мастер работает раз в двадцать быстрее его. Нужно было класть четыре рогалика по ширине и девять по длине противня. Мальчик старался, спешил изо всех сил, но, когда дошел до конца, ему не хватило места для одного ряда. Мастер потрепал его по плечу.
— Не волнуйся, малыш. Этим не поможешь, получится ерунда. Тебе нужно овладеть лишь одним движением. Должны работать только руки! Думать тут не к чему! Все пойдет самой собой, как по маслу.
Жюльен почувствовал, что к глазам подступают слезы. Он громко шмыгал носом, стараясь их удержать. Но чем больше пытался он успокоиться, тем медленнее двигались руки. В конце концов они вообще перестали слушаться. Наполненный противень надо было отнести в сушильный шкаф. Противни помещались на полках, сделанных из железных прутьев, вмазанных в стенки. Мастер подошел к шкафу, когда там набралось десять противней.
— Теперь поверни противни другой стороной, — сказал он. — Вот, смотри, ты вытягиваешь их до середины, затем быстро поворачиваешь на руке вокруг оси и загоняешь обратно. Тут нужна сноровка, чтобы дело шло быстро, да смотри, не обожгись и не урони на пол!
Жюльен попробовал.
— Молодец, — похвалил мастер. — Это ты уловил с первого раза. Остальное тоже придет.
Жюльену стало немного легче, им овладело радостное возбуждение. Но волнение мешало ему, сковывая движения.
— Ну вот, смотри, лучше дело пошло, — успокаивал мастер. — Хорошо, хорошо.
Все же ему приходилось то и дело самому наполнять противень, чтобы не снижать темп работы из-за медлительности Жюльена. Когда еще десять противней было отправлено на полки сушильного шкафа, он сказал мальчику:
