Сяолу Го - Краткий китайско-английский словарь любовников
И ты осушаешь свою чашку.
пукание
fart (сущ., груб.) — испускание газов из анального отверстия; (гл., груб.) — испускать газы через анальное отверстие.
Внезапно человек за соседним столиком с газетой с женщиной с голыми грудями делает большой звук.
— Как называется этот звук? — спрашиваю я тебя.
Ты не понимаешь, что я имею в виду. Слишком занят просмотром объявлений о продаже недвижимости в газете.
Я пытаюсь объяснить:
— Как сказать слово, выражающее звук из задницы?
— Что?
— Ты знаешь. Выпустить ветер между ног.
— Это называется «пукнуть».
Пукнуть?
Старый человек с газетой смотрит на нас несколько секунд, потом снова погружается в газету.
Я никогда не слышала, чтобы англичане сказали что-нибудь о пукании. Должно быть, им стыдно произносить этот звук. Есть множество слов, которые мы в китайском языке используем очень часто, но здесь их не используют никогда. Даже английский словарь говорит, что это «табу».
По китайски пукание — Это слово сделано из двух частей. — символ тела с хвостом, а под ним — означающий две ноги. Это означает пукание, вид чи. Если человек регулярно имеет такой вид чи в своей ежедневной жизни, это значит, что он очень здоров. Чи и все, что связано с чи, очень важно для нас, китайцев. У нас есть очень много слов, имеющих отношение к чи, например, тай-чи, чи-гун и чи-чан.
Да, «пукнуть». Я хочу запомнить это слово. Это знак, что ты наслаждаешься хорошей домашней пищей, обильно поев. Мужчины в Китае любят использовать это слово ежедневно.
Ты все еще концентрируешься на своем «Гардиане», что-то серьезное про терроризм. Я ни с кем не разговариваю. Старый человек за соседним столиком видит, что мне надоело, и говорит:
— Я ухожу, милочка. Если хочешь, можешь взять мою газету.
Он уходит из кафе, но поворачивает голову и смотрит на меня еще раз.
Я беру газету с его столика. Там статья про про девяносто-восьми летнюю китайскую женщину, которая только что умерла. Она была последней носительницей женского языка нушу. Этот четырехсот-летний тайный язык использовали китайские женщины, чтобы выражать свои сокровенные чувства. В газете говорится, что женщины больше не используют этот тайный код, поэтому смерть этой женщины означает смерть языка.
Я хочу создать свой собственный нушу. Может быть, эта записная книжка, куда я вношу новые английские слова, тоже нушу. Тогда у меня есть моя собственная личная жизнь. Ты знаешь мое тело, мою каждодневную жизнь, но ты не знаешь мой нушу.
дом
home (сущ.) — место, где кто-л. живет; приют для престарелых, сирот и т. п.; родная страна; (прил.) — домашний (в разл. смыслах); родной; (спорт.) проходящий на родной для команды территории (о соревновании).
— Я собираюсь навестить одну семью по соседству, не хочешь сходить со мной? — спрашиваешь ты.
— Семья? Какая семья? Не твоя семья?
— Нет. Они бенгальцы.
Это не очень обычно для тебя — хотеть навестить другую семью. Потому что ты не любишь само понятие «семья». Ты говоришь, что семья против общества, что семья — эгоистическое явление.
Кажется, ты любишь другие семьи больше, чем свою собственную. Детей из этой бенгальской семьи ты знаешь много лет, с того времени, когда работал с детьми. В доме между Брик-лейн и Бетнал-Грин-роуд старая бенгальская мать выращивает десять детей. Большой трехэтажный дом, десять маленьких комнат. Пять детей от одной матери и другие пять детей от другой матери, но от одного отца. Отец, женатый бенгалец, приехал в Лондон двадцать пять лет назад и женился здесь еще раз на этой матери. У него был бизнес между Англией и Бангладеш. Потом он умер и оставил одну семью в Лондоне и другую в Бангладеш. Но пять детей в Бангладеш захотели поехать в Лондон, поэтому их отправили сюда жить с этой лондонской матерью. Детям от трех до двадцати четырех лет. Самый молодой родился в 2000. Как странно родиться в этот год! Он может сказать по английски только «пока». Самый старший только что выпустил из Голдсмитского колледжа. Он изучал политику и хочет стать юристом.
— Я не понимаю, как мать может выращивать десять детей без мужа, — тихо говорю я. — И у нее нет никакой работы!
— Вот поэтому я и люблю эту семью. Они просто живут своей жизнью и не строят из себя мучеников. У них есть свой маленький бизнес, они делают у себя дома серьги и ожерелья.
— А две группы детей от разной матери совсем не ссорятся?
— Нет. Им нравится жить вместе и делиться всем, что у них есть, — не то, что в других семьях. Жаль, что моя семья была не такой.
— Ты ненавидишь свою семью?
— Ну, я их не люблю. Они скучные люди. Я порвал с ними много лет назад.
Ты уходишь в молчание.
Я не могу представить, как это — порвать с семьей. Даже хотя у моей матери очень плохой характер и она причиняла мне боль, моя жизнь зависит от них, и я не могу выжить без них.
— Ты хочешь, чтобы у тебя была семья со мной? — спрашиваю я.
— Разве мы сейчас не семья?
— Нет, настоящая семья.
— А что такое «настоящая семья»?
— Дом, муж и жена, потом несколько детей, готовить обед и обедать вместе, потом путешествовать вместе…
— А я-то думал, что китайцы — коммунисты.
Ты, кажется, смеешься. Что ты имеешь в виду?
Мы смотрим друг на друга и больше не обсуждаем об этом.
— Салаам малай кум! — говоришь ты старой матери. Мать покрыта старым зеленым сари. У нее темно-коричневая кожа и множество морщин на лице. У нее нет никаких образований и ни слова по английски. Всегда улыбается и очень мало говорит. Когда ее дети в комнате, где телевизор, смотрят Би-Би-Си и громко говорят по английски, она просто сидит рядом и мирно смотрит, как будто понимает, что говорят. В ванной не работает слив и душ. Нет денег починить дом. Но кажется, что для них это все в порядке. Кажется, они совсем не беспокоятся. Делают холодный душ раз в неделю и не используют туалетную бумагу, потому что всегда используют воду для чистоты.
Каждую ночь за окнами торгуют наркотиками и проходят много пьяных, стуча бутылками, но семья не страдает.
В китайском языке слово для «дом» и «семья» одно и то же —Для нас семья — то же самое, что дом. — крыша на верху, а внутри несколько рук и ног. Когда пишешь этот иероглиф, чувствуешь, как двигаются руки и ноги под крышей. Дом существует для того, чтобы в нем обитала семья.
Но английский по другому. В Тезаурусе Роже семья имеет отношение к: часть, жадность, генеалогия, родительский, потомство, общество, знать.
Впечатление, что «семья» не означает место. Может быть, в Западе люди просто переезжают из дома в дом? Всегда ищут дом, может быть, западные люди занимаются этим всю жизнь.
Я все время говорю тебе, что мне нужен дом. Твое лицо мрачнеет и выглядит разочарованным, что ты не можешь сделать меня счастливой.
— Твой дом — это я, — говоришь ты.
— Да, но ты всегда ездишь то туда, то сюда, и не хочешь здесь жить.
— Ты права. Я устал жить в городе. И еще — не могу представить себя женатым человеком.
— Но я люблю город и хочу выйти замуж. Это значит, что у нас не может быть общего дома, — утверждаю я.
— Нет, я этого не говорил.
Ты кажешься мне таким далеким.
Любовь значит дом. Или дом значит любовь?
Страх — быть без дома. Может быть, поэтому я люблю тебя? Из простого страха?
Я строю Великую Стену вокруг тебя и меня, потому что так боюсь потерять дом. Я живу в этом большом страхе с детства.
Ты не спрашиваешь о моем детстве. Для тебя это зона молчания. Когда я оглядываюсь на свое детство, я понимаю, как жесток был с моими чувствами мир.
Мы были крестьяне. Родители работали в рисовых полях. Они не делали обувь, пока я не закончила школу. После как они поняли, что никогда не заработать денег с этих полей, они дешево продали их и начали делать малый бизнес. Меня всегда били большие девочки. В деревне люди выражают свои чувства кулаками и криками. Отец иногда бил меня, и мама тоже. Это было обычно.
Мы были бедны. Еды не хватало. Мы ели мало мяса. Я каждый раз боялась съесть больше, чем хотелось матери. Иногда на столе была жареная свинина, она пахла как в раю. Но я не смела протянуть свои палочки к мясу, приготовленному только отцу. Конечно, ведь мужчине нужно мясо и мужчина важнее, чем женщина. Я смотрела на свинину, и мое сердце сжималось желанием. Я бы отдала что угодно за съесть один кусочек жареной свинины! Мать всегда смотрела за столом. Я ненавидела ее, но боялась. Она могла сломать мои палочки, если бы я потянулась к свинине.
Я всегда была голодна, потому что я никогда не могла есть то, что действительно хотела есть — мясо, любое мясо. Этот голод остается в моем животе до сегодня.