Эдуард Тополь - Ты самая любимая (сборник)

— Греция кипит! — энергично сообщал он. — Тысячи протестующих недовольны антикризисными мерами правительства. Массовые протесты в центре Афин переросли в беспорядки. Горят автомашины, магазины и банки. Чтобы разогнать демонстрантов, полиция применила водометы и слезоточивый газ. Но в пятницу к акциям протеста присоединятся профсоюзы учителей, госслужащих и транспорта…

— Стоп! — приказала Ольга. — Визуальный ряд!

— Всё снято! Посылаю со сжатием, — сказал собкор. — Сама подложишь?

— Конечно. Леня, у меня к тебе просьба. Выполнишь?

— Давай.

— Там у вас есть некто Георгиу Стефандополус, торговец оружием. Ты можешь его найти?

— Тебе его адрес? Наверное, могу. А что?

— Понимаешь, в Сомали пираты захватили судно с его оружием для Нигерии. А капитан на судне мой отец. Мне нужно поговорить с этим греком. Шеф мне не дает командировку, но я за свой счет… Если я прилечу на субботу-воскресенье, ты меня встретишь?

— Оля, ну какой разговор?!

В ходовой рубке «Антея»» из транзисторов сомалийцев гремела вязкая арабская музыка. Под эту музыку, яростно расчесывая ягодичную промежность, Махмуд бегал взад-вперед и сквозь разбитые окна по-английски и по-сомалийски выкрикивал в сторону фрегата Евросоюза:

— Шакалы! Вонючие гиены! Гётверены!..

Затем он подбегал к капитану.

— Почему они молчат?! Я же назвал сумму выкупа! Десять дней прошло, никто не начинает переговоры!

Поглядев, как Махмуд чешет себя меж ягодиц, Казин спросил:

— Ты хочешь знать мое мнение?

— Да! Говори!

— Откровенно? Или…

— Откровенно! — нетерпеливо крикнул Махмуд. — Давай!

— По-моему, у тебя триппер или гонорея. Но я могу вылечить…

Махмуд остолбенел:

— Что?.. Что ты сказал?..

Казин пожал плечами:

— Ты же ездил на берег. И теперь так чешешь задницу, что…

Тут Махмуд все-таки пришел в себя и взорвался:

— Это не твое дело!!! Я тебя расстреляю, сволочь! — И, отбежав в другой конец рубки, снова закричал оттуда в сторону фрегата: — Паразиты! Империалисты! Трусливые белые макаки!..

Затем снова почесал себя меж ягодиц, вернулся к капитану и спросил осторожно:

— А ты разве доктор?

— Нет, — сказал Казин, — я не доктор, но вылечить могу.

— Как?

— Буду колоть антибиотики. Пять дней.

— Анти… что? — не понял Махмуд.

— Уколы буду делать. В ягодицы. С лекарством.

— А где ты его возьмешь?

Капитан кивнул на аптечку, висевшую на стене. Махмуд открыл аптечку, выгреб из нее коробки и пузырьки с лекарствами, пластырями и бинтами. Капитан взял у него из рук коробку с надписью «Augmentin».

— А если это яд? — сказал Махмуд. — Если ты хочешь меня убить?

— Я похож на идиота? — Казин кивнул на вооруженных сомалийцев. — Чтобы эти меня расстреляли?

Махмуд непроизвольно потянул руку к ягодицам, чтобы почесаться, но тут же одернул себя.

— О’кей, — сказал он нетерпеливо и спустил штаны. — Давай коли!

— Прямо здесь, что ли? — удивился Казин.

— А что? Тут нельзя?

— Нет, можно… Но сначала я должен измерить твое давление…

— Измерить что?

Казин достал из аптечки аппарат для измерения давления.

— Наша кровь бежит по нашим венам и давит на их стенки, понимаешь? — Казин наложил резиновый жгут себе на локоть, вставил в уши наушники, сжал пару раз резиновую грушу и продемонстрировал на себе, как работает аппарат. — Вот, видишь эту стрелку? У меня давление повышенное. Должно быть 120 на 80, а у меня 150 на 102. Теперь давай твою руку.

Махмуд послушно протянул руку, остальные сомалийцы, глазея, собрались вокруг.

Капитан измерил давление Махмуду.

— Видишь? У тебя 147 на 93. Гипертония. Поэтому ты такой вспыльчивый. Лечиться нужно, а не наркотики жевать! — И Казин показал Махмуду на стол. — Ладно, ложись. Буду колоть антибиотик. Спиной кверху. Только я не могу под эту музыку…

Махмуд, ложась на стол, что-то рявкнул своим сомалийцам. Те тут же выключили музыку. Стало так тихо, что Казин и старпом облегченно перевели дух. Капитан открыл ампулу с Augmentin, набрал лекарство в шприц, поднял его и постучал по нему пальцем, выбивая пузырек воздуха.

Глядя на этот шприц, сомалийцы испуганно заговорили меж собой по-сомалийски, а Махмуд, лежа на столе с оголенной черной задницей, начал трусливо дрожать.

— Да не дрейфь! — сказал Казин. — Ничего страшного! Я же себя каждый день колю…

Махмуд закрыл глаза.

И Казин сделал укол в черную ягодицу Махмуда.

Греция действительно кипела, и Ольга убедилась в этом, как только в Афинах, в аэропорту прошла паспортный контроль. В зале аэровоказала было настоящее столпотворение из-за отмены рейсов в связи с забастовками. Шум, теснота, крики и плач детей. Растерянно озираясь по сторонам в поисках своего греческого собкора, Ольга с трудом протиснулась к выходу на привокзальную площадь. Тут было еще хуже: площадь была забита демонстрантами, они дрались с полицией, полиция включила сирены и пустила в ход дубинки и слезоточивые гранаты.

Ольга попятилась назад, и тут у нее в кармане задрожал и запульсировал мобильник. Она достала трубку и прочла на его экранчике: «Оля, извини! В Афинах такое творится! Проехать никуда невозможно! Вот адрес Стефандополуса: Glifard, Olimpia 27. Возьми такси, это недорого. Леня».

Дождавшись, когда полиция оттеснила демонстрантов от аэровокзала, Ольга рискнула добежать до стоянки такси, нырнула в машину и повторила шоферу полученный адрес:

— Glifard, Olimpia 27. Faster, please.

Поглядев на нее в зеркало заднего обзора, молодой таксист изумился на сносном английском:

— Fantastic! Сколько в России красавиц! Каждый день — одна лучше другой! И все — к Стефандополусу!

Ольга насторожилась:

— Что вы имеете в виду?

— А я каждый день приезжаю сюда к рейсу из России, — сказал шофер, трогая машину. — Все жду, когда хоть одна красавица прилетит ко мне. А вы все — к Стефандополусу! Кто он такой? Голливудский продюсер?

— Нет, он торгует оружием.

— О-о-о!!! Тогда все ясно!..

По шоссе, в объезд бастующих Афин, такси вымахнуло к богатым пригородам с виллами и парками, пахнущими йодистым морем, цветами и апельсиновыми садами.

— Мы приехали, — сказал таксист, останавливаясь у старинной виллы, утопающей в пальмовых и финиковых деревьях.

Расплачиваясь, Ольга спросила:

— Вы можете приехать за мной через час?

— Не беспокойся, — ответил он. — Я никуда не уеду. Такую красавицу я могу ждать хоть сутки.

— Спасибо…

Выйдя из машины, Ольга направилась к резной старинной калитке и увидела, как укрепленный над калиткой объектив видеокамеры движется вместе с ее приближением.

И не успела она нажать кнопку звонка сбоку от калитки, как радиоголос откликнулся:

— Yes…

— My name is Olga, — ответила Ольга в неведомо где скрытый микрофон. — I have an appointment with Mr. Staphandopolus.

Калитка автоматически открылась.

Махнув таксисту рукой, Ольга вошла и по гравиевой дорожке кипарисной аллеи пошла к вилле, окруженной рощей из мандариновых и финиковых деревьев. Вдоль аллеи стояли античные скульптуры, за ними открывался вид на бассейн, а дальше — частный пляж и морская гладь с яхтами на горизонте.

У парадного входа старинной виллы тоже стояли античные скульптуры, но дверь была открыта настежь.

— Алло! — сказала Ольга. — May I come in?

Но никто не ответил, и Ольга, придержав шаг, вошла.

Вестибюль — огромный, как зал, — был увешан гобеленами и коврами ручной работы, а в центре зала стоял то ли серебряный, то ли платиновый барс в натуральную величину и килограмм эдак на семьдесят.

— Hallo! — повторила Ольга. — Mr. Stephandopolus!.. Is anybody here?

Никто не ответил, и Ольга осторожно прошла дальше на доносящийся издали стук.

И в следующем зале ей открылась странная картина. Под потолком из золотой лепнины, среди ампирной мебели времен Людовика Четырнадцатого и стен, сплошь укрытых античными гобеленами и дорогими картинами в тяжелых золоченых рамах, — посреди всей этой старинной роскоши, в центре зала, за столом с гнутыми золочеными ножками сидели на античных же стульях трое стриженных под «быков» 30-летних верзил в мокрых пляжных трусах и об край ампирного стола отбивали сушеную воблу. На столе, на газете «Советский спорт» был натюрморт в духе советских нон-конформистов — два ящика пива «Будвайзер», гора сушеной воблы и «браунинг». А под столом, на дорогом наборном паркетном полу — пустые пивные бутылки и пляжные полотенца.

Отпив из бутылки, один из верзил махнул Ольге рукой и сказал по-русски:

— Давай заходи! Пиво будешь?

Ольга растерялась:

— Я… я к господину Стефандополусу…

— Ну, я и есть… — сказал верзила. — Сидай. Я — Жора Степанюк, а по-гречески Георгиу Степандополус. — И «быкам»: — Пацаны, у меня прием. Там на кухне е щэ пиво и вобла. Пошукайте…