Канта Ибрагимов - Сказка Востока
Разумеется, Тимур не ровня этой объевшейся мелюзге, один его жест — и кого угодно к ногам его бросят. Да захотелось и ему таинство постичь на месте и на деле звездочета проверить. Но у величия тоже есть свои изъяны — вместе с охраной молва, что Тимур едет, разнеслась по округе. Испуганные тюремщики выстроили в ряд заключенных, стали наводить порядок, чтоб не сильно воняли. Да Тимур оттого и Повелитель, что в делах скор, разнаряженный и важный появился он в тюрьме, и как ни силится хладнокровным быть, а нос все морщит, шелковый платок с позолотой и благовониями у лица держит, нет, не хочет он вспоминать позабытый смрад человеческого испражнения.
Все заключенные и тюремщики пали ниц, едва появился Тимур, и лишь один бородатый в лохмотьях стоял скромно, почтительно склонив голову. В иное время и в ином месте за такую дерзость охрана давно бы сняла голову. Но сейчас есть приказ Тимура, он сам идет во главе и интересуется, кто за что сидит. И вот дошел он до стоящего.
— Ну, а ты, — Тимур сразу понял, что это и есть Молла Несарт, — ты тоже безвинно страдаешь?
— Нет, Великий Эмир, я несу заслуженное наказание, ибо мой строптивый язык несет всякую ересь.
— Гм, — ухмыльнулся Тимур, — смелых людей он уважал. — Эй, стража, немедленно освободите этого преступника, дабы он не совратил этих невинных.
В тот же день Моллу Несарта доставили в ставку Повелителя, вымыли, постригли, облаговонили, приодели, на голову надели овечью шапку (без головного убора к Тимуру нельзя) и объяснили, как следует себя вести:
— Двое охранников, держа за руки, проведут тебя в шатер Властелина Поднебесной, ты упадешь на колени, поцелуешь край ковра и будешь ждать повеления.
— Я — горец Кавказа, — возмутился было Молла, — и ни перед кем на коленях не стоял и стоять не буду.
— Тогда голова твоя на ковер полетит, — бесстрастен голос охранника. — Понял?
— Хе-хе, — прикидываясь дурачком, улыбнулся, — как такое не понять?!
Завели его в огромный шатер Тимура, от блеска и богатства которого слепит глаза. По краям деревья из золота с висящими изумрудами и алмазами, будто листва. Тут же клетки и в них диковинные певчие птицы, ласковую трель издают. Подпевает им небольшой оркестр в углу. На невиданном по красоте и мастерству исполнения большом персидском ковре полукругом сидят, по-турецки скрестив ноги, заморские послы, вассалы, визири и военачальники, а в завершение, у трона, родня. Сам трон высок — это шедевр мирового искусства, захвачен в Багдаде, ему более тысячи лет. И Тимур не первый правитель, кто восседает на нем, и такого достойного, как утверждают теперь, на нем не сиживало, и в одеждах он под стать — весь в шелках и бриллиантах.
От этого великолепия ноги у Моллы Несарта сами подкашиваются, да на колени он не стал, а его уже ткнули сзади, и выбора нет: башку точно снесут. И тут его осенило, бросился на колени, восклицая:
— Здравствуй, о Всемогущий Бог!
— Я не Бог, — сурово ответил Тимур. — Я… Молла не дал ему договорить:
— Хвала тебе, Господи, я увидел Тебя! — вновь он с треском ударился лбом.
— Что ты мелешь?! — возмутился Повелитель. — Я — Тимур, слуга Аллаха.
— Я ошибся? — недоумевает Молла. — Раз ты не Бог, то слезай и садись, как человек, рядом с этими людьми. Почему же ты забрался так высоко, под самую крышу?
Острословие Тимур ценил, зато шутов ненавидел. Понимая, что какой-то проходимец, прикидываясь мудрецом, осмелился прилюдно посмеяться над ним, он в порыве гнева хотел просто махнуть страже рукой, чтобы наглеца обезглавили, но эта дерзость, а главное, желание сразиться с сильным шахматистом взяли верх, и, принимая навязанный тон, иначе — неловкость, Тимур тоже, как бы шутя:
— Как старый астролог ты ведь привык задирать голову, вот и пришлось мне взобраться наверх, — усмехнулся Тимур.
Эта шутка была встречена восторженно. А Молла Несарт сделал вид, что тоже оценил юмор, и, уже вставая с колен, сказал:
— О Повелитель мира, ты действительно велик, как Полярная звезда на небе!
— И сколько же звезд на небе? — настроение Тимура улучшилось.
— Столько, сколько волос на моей шапке.
— И сколько волос на твоей шапке?
— Миллиард. Если не веришь, прикажи своим визирям, пусть сосчитают.
— М-да, — и без того узкие глаза Тимура еще больше сузились, — и вправду твой язык без костей. Может, вырвать его, чтобы ты снова в тюрьму из-за него не попал.
— Воля твоя, — склонился Молла. — Однако надо ли мне доказывать, что ты действительно Великий Тимур?
— Откуда у тебя такая дерзость? — стал резок голос Повелителя.
— От моего незавидного положения, — ответил Молла.
— Глупец! Разве ты не счастлив сегодня? Я тебя вызволил из тюрьмы, где ты гнил двадцать лет. Тебя умыли, одели, и ты удостоен чести лицезреть меня.
— О Повелитель мира, ты, как всегда, прав, я сегодня по-своему счастлив, — ответил Несарт.
— Что значит «по-своему»? Разве счастье не для всех одно?
— Конечно же, нет, — смиренен голос Моллы Несарта, — мое счастье — свобода! А вот в Ясах Чингисхана, который, я думаю, является твоим духовным кумиром, счастье иначе трактуется.
— Это как же? — удивился Тимур.
— Счастье, как высшая радость для человека, заключается в том, чтобы победить своих врагов, гнать их перед собой, отняв у них то, чем они владели, видеть лица, которые им были дороги, в слезах, ездить на их конях, сжимать в своих объятиях их дочерей и жен.
— Ты с этим не согласен?
— О Повелитель! Ты, как и Чингисхан, велик, я ничтожен.
— Наконец ты изрек истину, — усмехнулся Тимур и вдруг, совсем неожиданно: — Сразимся в шахматы?
Обросшее старческое лицо Моллы Несарта, может, от природы, а скорее из-за тюремных лишений, было совсем изможденное, землистого цвета, некрасивое, а теперь совсем исказилось в изумлении.
— Насколько я знаю, — развел руками Молла, — в шахматы играют ради удовольствия, а не сражаются за жизнь или смерть.
— Вот и прекрасно, — груб глас Повелителя. — Выиграешь — живи, проиграешь, — теперь Тимур в свою очередь развел руками.
— А твои сражения хороши: в любом случае ты ничего не теряешь.
— На все воля Всевышнего, — мрачен тон Тимура.
— Я играю, при одном условии.
— Условия ставлю только я!
Голова Моллы Несарта осталась склоненной, да вот костлявая спина несколько выправилась, появилась в ней стать.
— Я не раб! — тихо, но твердо возразил он и сразу же, словно извиняясь: — да и тебе, Великий Повелитель, недостойно сражаться со всяким отребьем.
Наступила гробовая тишина, которую мог нарушить только Тимур.
— Хорошо, — после долгой паузы гневно процедил он, — что ты хочешь в случае победы?
— Свободы!
— Согласен.
— Тогда мне лезть в Поднебесную, или ты снизойдешь?
— Дерзишь? — крайне суров Тимур, его правая нога, впрочем, как и та же рука, не сгибается от ранений, и он, с трудом спускаясь, постарался улыбнуться. — Будет твоя болтливая башка на шесте болтаться.
— Время покажет, — в тон ему ответил Молла.
Посредине роскошного ковра появился тяжелый, расписанный орнаментом золотой шахматный стол, на нем фигуры из слоновой кости — искусство лучших мастеров.
— Выбирай цвет, — добр Тимур.
— Ты, о Великий Повелитель, всегда нападаешь, — так же учтив Несарт. — Вот только просьба одна — любое сражение днем ограничено, давай на ход поставим песочные часы.
Тактика сражений Тимура всегда одна: вначале атакует правый фланг, потом левый, центр — в резерве. С Несартом это не прошло: Молла вклинил вперед свою пехоту, уступая в качестве, добился простора для своих тяжелых фигур в центре, и как долго ни думал Тимур, а песок быстро течет. Почернел Повелитель от злости: проигрывать он не привык — вокруг масса людей, и он все чаще и чаще глядит не на малое количество своих фигур, а лютой злостью исподлобным прищуром на то, как его соперник все время машинально поглаживает свою убеленную, кое-как постриженную бородку.
— Хватит вшей в бороде щекотать! — наконец не сдержался Великий Повелитель.
— Простите, привычка.
— От дурной привычки я быстро избавлю тебя, — разъярен Тимур. — Прикажу — руки отрубят.
Это ранее Молла Несарт в покорности перед Тимуром стоял, а теперь он сражается и хоть сгорблен судьбой, да держится прямо, в упор в глаза противника глядит и не без вызова отвечает:
— В шахматах и без рук обойтись можно, лишь бы башка на месте была, — он двинул вперед фигуру, — а умная башка и руки сохранит. Твой ход, Повелитель, — и пока пораженный Тимур смотрел в гневе на доску, Несарт перешел на персидский язык: — А Повелитель сдох,[36] — и в тот же момент картинно воздел руки: — Так это только в шахматах. А тебе, о Великий Тимур, будет вечная жизнь и здравие! — тут он тоже, как при молитве, низко склонился и, находясь в такой позе, спросил: — О, справедливый из справедливейших, как наш уговор?
