Ирина Майорова - Метромания
– Во хрень! И отрабатывают?
– Кто как. Некоторые вообще как кролики перед удавами. Не сопротивляются даже. Другие истерики закатывают, царапаться-кусаться начинают, орут, что засадят всех, отцами, братьями, бойфрендами грозят. У одной эпилептический припадок случился. Эти гады испугались, вытащили ее на платформу и на лавочку положили.
А у той, что в четверг погибла, эксперты на шее полосу от удавки обнаружили и сказали: когда ее поезд переехал, она уже несколько часов мертвая была.
– Но подожди, не все же в ментуре уроды! Наверное, и такие, как ты, нормальные есть? Пошли бы вместе к высокому начальству и сдали сволочей, которые девчонок насилуют.
Милашкин поднял на Шахова тяжелый взгляд:
– Нормальные есть. И в моем отделе тоже. Но с чем нам идти-то к начальству? С рассказом, как эти уроды в курилке хвастаются: ту завалил, эту оприходовал? Нас, как ты выражаешься, нормальных, в свидетели не зовут и сфотографировать не просят.
– М-да-а… – протянул Андрей. – Ну, а сами девчонки? Они почему заявления не пишут?
– Иногда пишут. Одна из ста. Остальные молчат в тряпочку. Во-первых, от стыда, а во-вторых, потому, что эти подонки пригрозили: «Если куда права качать сунешься – уроем!» А те, которые все-таки решились… В таком деле попробуй что-нибудь докажи. Даже если она сразу в больницу обратилась и справку взяла. Она одна, а с ментовской стороны всегда трое-четверо найдутся. И все в один голос заявят, что девчонка – проститутка, что они ее за съемом клиента застукали, привели в комнату милиции, где она сама себя предложила. А потом начала деньги требовать и шантажировать: мол, если не расплатятся, всех за решетку упечет. В общем, большинству заявительниц еще до суда объясняли полную бесперспективность дела, и они заявления забирали…
– И до суда одно-единственное дело дошло – того начальника угро, – не столько спросил, сколько констатировал Шахов.
– Не знаю, – устало пожал плечами Витек. – Может, и еще приговоры были… Но по сравнению с общим количеством ментовских забав, – он горько ухмыльнулся, – это так, песчинка в пустыне Сахара. Парень один, журналист, попытался независимое расследование провести, через Инет вышел на чуть ли не сотню таких жертв, в прокуратуре метрополитена с материалами доследственных проверок ознакомился. Написал статью, вывесил на сайте, а через некоторое время его подстрелили. Врачи еле с того света вытащили, он теперь до конца жизни инвалид. Кажется, они с матерью сейчас эмигрировали – из опасения, что добьют. Вот такие дела, Андрюха.
– Но ведь трупов-то до сих пор не было? Я имею в виду вот таких – чтоб под колеса положили, да еще в тоннеле. Сталкивают людей перед приближающимся поездом, это я слышал. Про самоубийц речь вообще не идет, чуть не каждую неделю про такое сообщают…
– Таких не было, – помотал головой Витек. – А может, и были. Откуда мне про другие участки знать? К тому же еще неизвестно, как начальство наш-то случай представит. Может, тоже как самоубийство… Хотя вряд ли! Девчонка родственницей какой-то шишки из мэрии или администрации области оказалась. Дело на контроль на самом верху взяли, а наши теперь изо всех сил задницы рвут, лишь бы поскорей на кого-нибудь изнасилование с убийством повесить. Им это пулей сделать надо: а вдруг из других структур, покруче, помощь пришлют и те копать станут? Где гарантия, что художества ментов тогда не вскроются и они сами в число первых подозреваемых не попадут?
– Н-да-а… – протянул Шахов, не зная, что сказать. – А когда, ты говоришь, это случилось?
– В ночь со среды на четверг.
– А станция какая?
– «Проспект мира».
– Так это ж рядом с «Новослободской»! А ты знаешь, что в ту ночь… – начал Андрей, но вдруг замолчал и махнул рукой: дескать, ерунда, не имеет значения. Потом спросил: – Но почему ты все-таки уверен, что это менты?
– А кому еще быть на станции глухой ночью?
– Там же рабочие, наверное, есть.
– Ага, по большей части тетки – уборщицы, дефектоскопщицы. Да и на виду они все время друг у друга. А часам к четырем работу заканчивают – и в свои каптерки: душ принять, переодеться. Я думаю, именно в это время, когда ни в тоннеле, ни на платформе никого не было, труп на рельсы и отволокли.
– А если это диггеры? Я недавно про них документальный фильм видел, они ж всю подземную Москву, выходы из коллекторов, шахт в тоннели метро, как свою квартиру, знают. Ты б их видел! Каждый – буквально каждый! – со сдвигом. Да и будет, что ли, нормальный человек полжизни по колено в воде и говне по канализации лазить?
– Ты не прав, – возразил Витек. —
Я с некоторыми ребятами из диггеров знаком. Вполне нормальные. Просто экстрим любят. К тому же они не из любопытства одного лазят – материал собирают. Под Москвой ведь целый город. Там тебе и старинные соляные склады, и винные погреба, и казематы Малюты Скуратова, и ходы всякие от монастыря к монастырю. И все это с современными трассами, которые от Кремля к аэропортам, к секретным бункерам ведут, пересекается. Мне как-то карту подземной Москвы показали – изрыто все вдоль и поперек, вверх-вниз, будто колония гигантских кротов поработала. Нет, это не они…
Милашкин снова взял бутылку, налил. Выпили молча.
– Хорошо, – немного подумав, пошел на уступку Витек, – если даже предположить, что это кто-то из диггеров над девчонкой надругался, а потом задушил… Скажи, стал бы он ее труп по шахтам и коридорам в тоннель тащить? Да он бы спрятал его в заброшенном вентиляционном колодце – ее б до скончания века не нашли. Так бы и числилась без вести пропавшей.
– А ментам что помешало так же труп спрятать? Скажешь, они не в курсе, где на их станциях есть спуски в подземелье?
– В курсе, конечно. Но ни один туда ни разу не сунулся – голову даю. И Москвы подземной они не знают. А теперь представь себе: спускаются они вниз с трупом на плече и начинают метаться по всяким лабиринтам в поисках укромного места. Бред!
– Да уж… Бредовей не бывает. И что ты делать будешь?
– Сначала хотел в службу собственной безопасности пойти – рассказать там все, а мозгами раскинул… Не получится ничего. У меня ж, говорю тебе, никаких доказательств – одни догадки. Дело не сделаю, а самого возьмут да подстрелят, как того журналиста. Трус, скажешь? – Витек с вызовом посмотрел на Андрея. – Так вот, чтоб ты не думал… И никто чтоб так не думал! – Витек повысил голос и занес кулак над столом, но не стукнул, а просто опустил на столешницу. – Это я только сейчас решил. Из милиции совсем не уйду – попрошусь в Чечню, в Дагестан или Северную Осетию. Там среди наших, конечно, уроды тоже встречаются, но не так часто. Все, давай спать. Ты мне не стели – я вот здесь, на диване. Надо привыкать к полевым условиям.
Последнюю фразу Витек произнес с каким-то злым отчаянием и, укрывшись с головой одеялом, затих.
Феномен
Утром хозяина и гостя разбудил телефон. Звонил Макс:
– Ты еще дрыхнешь, что ли? – завопил он, едва услышав в трубке хриплое спросонья Андрюхино «алё». – Мы ж сегодня собирались к физикам рвануть, которые по просьбе Вилетария экспертизу проводили. Я им уже звякнул. Едешь со мной или нет?
– Еду, наверное. Вот только Витька сейчас завтраком накормлю и на службу отправлю.
– А он у тебя? Ночевал? Чего это он?
– Да так, решили вчера выпить вместе, заговорились…
– Ну, и о чем же вы заговорились?
– Да так, о жизни.
– Ладно. В девять двадцать заходи за мной, оптики нас к десяти ждут.
Из квартиры Шахов вышел вместе с гостем – после ночного бдения у него не осталось ни одной сигареты. На газончике у подъезда старшая по дому – деятельная и любознательная до невозможности Елена Викторовна – прогуливала свою жирную, как докторская колбаса, таксу.
Поздоровавшись, парни хотели пройти ми —
мо, но женщина схватила Виктора за рукав:
– Я слышала, у вас на станции снова ЧП. Девчонка под поезд бросилась. Молодая?
– Двадцать – двадцать два.
– Это потому ты такой смурной? Вечером мимо нас с Шоколадкой прошел – даже не заметил. Хотела тебя окликнуть, да не стала. Идешь как в воду опущенный, весь в мыслях. Не привык еще к самоубийцам, что ли? Да их вон больше полутора сотен в год, которые на рельсы бросаются! Мне приятельница закрытую статистику недавно пересказывала. Тебе пора бы уж привыкнуть. Хотя вы, мужики, в этом отношении кишкой-то потоньше… – Елена Викторовна немного подумала и решила быть справедливой: – Вообще-то, если честно, я поначалу тоже… После первого случая неделю, наверное, уснуть не могла. Я тогда дежурной работала. Как сейчас помню, седьмого ноября случилось. Муж после парада, в белом кителе, – он флотский офицер был – пришел меня проведать. Стоим с ним на платформе, разговариваем. Вдруг мимо нас будто вихрь какой… Женщина молодая на рельсы сиганула. Машинист затормозить, конечно, не успел. Состав немного отогнали, линию обесточили. Стали тело по частям доставать. Муж мой помогать бросился. А я как сползла по колонне, так на корточках и сижу. Трясет всю, прямо колотит. Ну, и неделю, а то и больше на успокоительном да снотворном провела. А потом свыклась. Говорят же, человек ко всему привыкает. Года два, наверное, прошло. И опять прямо на моих глазах какая-то дурища на рельсы прыгнула. Тут уж я всем руководила. Тело в брезент завернули, а голову я – чтоб ненароком из кулька не вывалилась – в ведро положила. Иду по платформе с этим ведром и вдруг ловлю себя на мысли, что внутри меня все спокойно, будто воду несу. Так что, Витенька, и ты привыкнешь – дай срок. – Елена Викторовна покровительственно похлопала младшего лейтенанта по плечу и сердито дернула поводок. – Шока, ты чего разлеглась?! – обратилась она к таксе, с комфортом устроившейся на крышке канализационного люка.
