Хаджарбиби Сиддикова - Танцовщица из Хивы, или История простодушной
Потом Икрам спросил:
— Как это так, ты из сельской местности, там такие строгие порядки, а ты уже не девушка? — и все время спрашивал, как это произошло.
Я не стала рассказывать, как это было на самом деле, а просто ответила:
— Изнасиловал один негодяй и не женился, бросил и ушел!
Не хотелось мне рассказывать ему мою истинную историю, ужасно не хотелось вспоминать об этом.
Икрам сказал:
— Ничего страшного, поедешь в Баку или в Ташкент, там тебя зашьют, и станешь целочка, как прежде. Сейчас так многие делают. Потом еще удачно замуж выйдешь.
Я в ответ кивала головой, а на душе у меня так плохо было. Он продолжал утешать, потом спросил:
— Хочешь поступить в университет? Мой дядя в Ташкентском университете декан исторического факультета. Давай я дам тебе его адрес.
— Нет, спасибо, я сама.
Уже совсем поздно было, и он меня проводил к моей подружке. По дороге оба молчали. Уже возле дома он меня остановил и сказал устно свой номер телефона, чтобы я запомнила, и повторил несколько раз. Так и расстались.
На что я могла надеяться? Он красивый, веселый, серые глаза, лицо белое, не как у меня. По-узбекски плохо говорит, потому что русскую школу окончил и мама у него наполовину русская. Братишка учится в Москве, сестра замужем за русским. Отец его, оказывается, разговаривает тоже по-русски, одним словом, интеллигентная семья. А я что — по-русски ни бум-бум. До него далеко.
Но никто, никто меня еще не целовал так нежно, и вообще никто так не обращался со мной, как он. Пришла я к подружке, ей все рассказала (не до конца, конечно). Она меня внимательно выслушала и заявила:
— Он никогда на тебе не женится. Он, наверное, с тобой развлекался. Видит, что ты деревенская, колхоз, вот и хотел воспользоваться случаем. Ты ему не верь, у него в городе таких, как ты, навалом.
После этих слов я в отчаянии уехала домой. Переживала очень за свою любовь, а что толку? Решила из школы увольняться, чтобы поступить в институт. Забрала все документы и уехала в Ташкент. Отец в то время начал строить новый дом и ругал меня, что я ему не помогаю. Но запретить не смог, потому что это бесполезно. Да он и сам чувствовал, что я все равно убегу и поступлю по-своему. Я же Козерог — упрямая, как коза.
Через день оказалась в Ташкенте. Сразу начала искать, где находится Педагогический институт. Нашла, посмотрела список объявлений, на какой факультет какие экзамены. Боже мой, почти на всех факультетах надо было сдавать математику, а у меня именно с математикой было слабовато.
Вышла из института, нашла неподалеку квартиру. Потом отправилась в Театральный институт — бесполезно, на одно место много абитуриентов, шансов у меня почти не было, и тогда зачем рисковать?
Пошла бродить по городу. Нашла Институт культуры, тоже посмотрела объявления — какие экзамены. На режиссерский надо было читать монолог. На методиста-организатора надо было составлять сценарий, а на хореографический факультет надо было танцевать. Думаю, как хорошо: один раз станцую и пройду, — и сдала свои документы на хореографический факультет. Когда начались консультативные занятия перед экзаменами, я как передовик, то есть как отличница себя показала: я ведь после педучилища, а остальные абитуриенты после десятилетки были. Вот так и поступила в Институт культуры.
После вступительных экзаменов уехала домой до начала учебы, до сентября. Хотела порадовать родителей, что я уже студентка вуза. А они вовсе не радовались, наоборот, ругали, почему именно хореографический факультет, а не Педагогический институт. Брат хотел побить меня.
— Убью, никуда не поедешь, мало того, что ты нас опозорила со своими танцами, а теперь хочешь быть балетмейстером, да?! — кричал.
Пришлось мне их успокоить, что через год переведусь на заочное и на другой факультет — методиста-организатора.
До первого сентября осталось три дня, и я вернулась в Ташкент. Впереди были занятия, трудности, зачеты, экзамены.
Однажды решила позвонить Икраму, с которым познакомились в Туркмении: не соединили, потому что никто не отвечал. В то время мне дали общежитие. Жила с одной таджичкой, звали ее Матлуба. Она была очень хорошая и добрая. Потом поехали со студентами на хлопок. Отвезли нас в Джизакскую степь, где мы хлопок собирали. Там рядом были арбузные поля. Студенты целыми днями арбузы кушали. Было очень весело.
Вернулись через три месяца в Ташкент. Начались занятия. Однажды пошла на переговорный пункт и опять позвонила Икраму. Коммутатор соединил, трубку взяла какая-то женщина. Это была будущая моя свекровь, тетя Рая. Я спросила:
— Здравствуйте, Икрама можно к телефону?
Она его позвала.
— Алло, — говорит он.
— Алло, здравствуй, ты меня не помнишь? Это я, Бибиш из Хивы.
— А как же, помню, здравствуй, как дела, ты откуда?
— Я звоню из Ташкента.
— Да? Как ты оказалась там?
— Поступила в институт, теперь я студентка.
— Поздравляю. Если сейчас успеешь, скажи адрес, я тебе напишу.
Я ему все данные сказала, и он обещал приехать. После этого звонка я очень радовалась почему-то. Сама не знала почему. И потом, думаю, зачем он приедет, просто так или с каким-нибудь серьезным намерением, которого у него раньше не было? Даже не знала, что все это может значить. А может быть, он просто к своему дяде приедет?
Окончила первый курс. Учиться было и легко, и трудно. У нас были предметы — классический и бальный танец. Еще успевала писать рассказы.
Рассказ о моих рассказах
Я начала сочинять еще в школе, классе в шестом наверное. Когда папе показала, он говорит:
— Очень слабо, пиши побольше.
А мама сказала, что лучше бы я по дому помогала, и веником била меня за лентяйство. Я любила книжки читать: Дюма, Айтматова, Катаева, «Махабхарату», Азиза Несина, Каверина, Горького, все тома «Тысячи и одной ночи»… Все эти книги я читала на узбекском языке.
Мама сердилась, говорила, что книга не хлеб, не прокормит, и заставляла заниматься домашними делами. Потому что у нас в кишлаках матери подготавливают девушек к замужеству: учат готовить, стирать, убирать. Чтобы будущие родственники не сказали: «Ее мать ничему не научила!»
В Средней Азии луна ночью очень ярко светит. Можно даже читать. И вот я этим лунным светом пользовалась и с наслаждением читала разные книги, когда все спали. Мама опять меня ругала, что я так могу свои глаза испортить.
Те рассказы, что я написала уже в институте, я однажды принесла показать нашему преподавателю узбекской литературы. Он удивился:
— Вы пишете рассказы, а я пишу стихи! Оставьте ваш рассказ, я дома его буду читать.
Скоро он принес мой рассказ с поправками, пригласил меня на кафедру и говорит:
— Я позвонил своему знакомому, он писатель, у него несколько книг вышло. Я рассказал ему о вас. Идите завтра с вашими рассказами к нему в Союз писателей в пять часов. А сегодня я вас приглашаю со мной погулять.
Я от этого заявления расстроилась. Не знала, что ответить, потому что не ожидала от него ничего такого. Он это почувствовал и говорит:
— Мы с вами в одно место сходим. Тут недалеко. Хорошо?
Меня мучило подозрение: куда он собирается меня повести? Может, он всех студенток так приглашает? Не знала, что мне делать. Потом — была не была — согласилась.
После занятий он меня встретил, и мы куда-то пошли. Он мне рассказывал, откуда он родом, как поступил в Пединститут, рассказывал, что пишет стихи и ведет на телевидении литературную передачу. Рассказал, что у него шестеро детей, жена не работает.
Так мы и шли пешком. А я думаю, куда он меня ведет. А он все рассказывает о стихах, о разных писателях.
И вот пришли мы как будто в парк. Место такое, огороженное забором. Внутри длинная дорога, и в конце ее видно какое-то здание. Когда мы ближе подошли, я увидела террасу и на ней много-много кроватей. И еще увидела игрушки, которые на веревках с потолка спускались.
Я ничего не поняла. Тут были дети разных возрастов. Кто-то лежал, кто-то сидел на кровати.
Преподаватель говорит:
— Хаджар, что вы остановились? Подойдем поближе к детям, не бойтесь, они не заразные.
И он поздоровался с детьми и с женщинами в белых халатах. Потом присел на кровать к одному мальчику и спросил:
— Как ты, малыш, выздоравливаешь? Мама и папа приезжают?
Я кругом смотрю. Кто-то из детей играет с подвешенными игрушками. Некоторые лежат равнодушные. Им, видно, не до смеха.
Еще некоторое время мы побыли там и пошли к выходу.
По дороге он мне говорит:
— У этих детей — у кого паралич, у кого разные болезни костей. Некоторым из них никакая медицина помочь не в силах. Они так ходить и не смогут. Теперь ты их видела, Хаджар.
Так благодари Бога, что ты своими ногами по земле идешь и всегда эту опору чувствуешь. Что наше горе по сравнению с их горем?
